Пасть. Трилогия

Челюсти Колыванова с хрустом сомкнулись на гнусном фавне

Нет, это было нелакированное и пересохшее за век с лишним дерево. Зубы Колыванова почувствовали упругое, живое сопротивление застигнутой врасплох твари. И много ещё чего успел он почувствовать за короткое мгновение своей смертоносной атаки: что сиденьем козлоногому служил сосновый пень и сосна была спилена недавно; что кусты, растущие на деревянной поляне чуть в отдалении, лавровые и там, за кустами, невидимая из комнаты, спасается бегством стайка ланей, напуганных его яростным прыжком Ему захотелось броситься вглубь, за ними и навсегда остаться там, на мягкой шелковистой траве, под солнцем, не грозящим свести с ума и выжечь глаза, остаться в уютном и тихом уголке, где нет спятивших агрессивных вещей

Ушло всё так же быстро и неожиданно, как и явилось

Кем бы ни было деревянное существо, на этот раз он с ним покончил. Пень был пуст, рядом валялась сломанная свирель Колыванов довольно ухмыльнулся нижняя губа сползла вниз, обнажив клыки, из горла вырвались звуки, отдалённо похожие на булькающий смех. На торчащие из губ окровавленные щепки он не обращал внимания

Скоро они выпали, не оставив ранок.

Глава X

Спускаться по дурацкой лестнице было ещё труднее, чем подниматься но как-то он её всё-таки преодолел, может, скатился кубарем, может, лихо спрыгнул, приземлившись на все четыре конечности, Колыванов сам не знал и не помнил, в ходе событий появились непонятные пробелы. Но сейчас в любом случае находился внизу, возле большого зеркала за весь день он впервые приблизился к этому предмету обстановки, и смотрел на собственное отражение, ожидая, что оно ему скажет. Что разговор состоится, он почему-то ни на секунду не сомневался.

Зеркальный двойник не обманул его ожиданий.

Тебе не стоит подходить к зеркалам. Голос казался удивительно похожим на голос убитого фавна, но звучал мягко, без ехидных ноток.

Почему? тупо спросил оригинал. Удивительно, гортань, язык и губы слушались великолепно, говорил он как обычно а может, ему это просто казалось.

Если начнёшь всматриваться в свои глаза, в свою косматую морду загипнотизируешь сам себя и не сможешь оторваться. Так и погибнешь. Ничего осуждающего в словах обитателя зеркала не было. Ничего сочувствующего, впрочем, тоже простая констатация факта.

Косматая морда? Колыванов поднял руку и ощупал лицо, покрытое на удивление длинной, уже не колющей пальцы щетиной. Колыванов в зеркале не повторил этого жеста он был чисто выбрит, бледен, под глазами лежали густые тени такие густые, что казались нарисованными дешёвым театральным гримом. Колыванов попытался заглянуть через его плечо в Зазеркалье; Колыванов в зеркале услужливо отодвинулся.

А в Зазеркалье всё было не так, как в окружающем Ко-лыванова дурном и нереальном мире: через окна дом заливало солнце, утреннее солнце; вся мебель цела, и на стенах нет рваных следов картечи; в стоящей на столе Стеклянной банке шевелят плавниками золотистые карасики; откуда-то снаружи доносится смех звонкий смех Саши, мягкие прыжки Филы и её добродушное ворчание

Всё это ты убил. Ты Колыванов в зеркале говорил грустно, но не обвиняюще. И Сашу убил ты

Я не убивал!!! взревел Колыванов, хотел крикнуть, что это всё Горянин и его свихнувшаяся сука, и замолчал.

Он всё понял: на самом деле в Зазеркалье был он. Невероятным образом его разум вселился в двойника, живущего в этом страшном мире Или нет?

Или он никогда не был человеком, а всегда был фантомом здесь, в кровавой нереальности, и сейчас неизвестно зачем обрёл Сознание Нет Нет Не-ет!!! Он Миша Колыванов, и он всё помнит, и он не имеет отношения к здешней круговерти взбесившихся вещей и окровавленных трупов

И есть только один способ это доказать

Он поднялся с четверенек (когда, как на них опустился?), подтянул правую руку, ремень «Сайги» всё ещё стягивал запястье. Копируя его жест, Колыванов в зеркале быстро вскинул ствол.

Они выстрелили друг в друга одновременно.

Он успел первым зеркало взорвалось и разлетелось сверкающим ливнем осколков, встречный выстрел ушёл в никуда. Колыванов смотрел на открывшуюся деревянную стенную панель и медленно осознавал, что же он наделал.

А когда понял до конца рухнул с диким воем на пол и забился в отчаянии среди обломков и осколков.

Это конец! Он был в полушаге от спасения, от двери, ведущей из этого свихнувшегося Зазеркалья обратно в свой родной, уютный и спокойный мир. Был и сам уничтожил единственную лазейку, навсегда замуровал себя здесь. Всё было так легко прыгнуть вперёд, в зеркало, как прыгнул на деревянную поляну; вышвырнуть двойника-самозванца

Колыванову хотелось выть и он выл.

Он оказался на улице, не зная и не понимая, как и когда выполз из дома. Солнце. закатилось уже больше чем наполовину, но напоследок решило доконать Колыванова. Он двигался, не открывая глаз, не мог открыть, почти полз по земле, крепко зажмурившись и медленно переставляя руки и ноги, но тем не менее ничуть не хуже прежнего знал, что происходит вокруг. Возникшая на мгновение тогда, в схватке с сатиром, способность остро и ясно ощущать всё на большом расстоянии вернулась.

Больше того, он знал не только что происходит вокруг, но и что происходило раньше: вот тут, слева, пробежала утром юркая мышь-полёвка (это неинтересно, слишком мелкая ); вот тут он сам исходил участок во всех направлениях; а это что? это следы того маленького человека, как там его звали, Колыванов не помнил, он уже почти ничего не помнил Дальше, дальше вот здесь, на берегу, челове-чишка долго сидел, затем вскочил и побежал

Колыванов шёл по следу. Он не понимал, что вело его вперёд не любопытство, нет, любопытства в нём уже не оставалось, как не оставалось других человеческих чувств. Но он упорно стремился туда, где пересекались в одной точке все невидимые глазу дорожки.

Вот и конец пути.

Он понимал всё, что здесь происходило, ясно и чётко, всё до мельчайших подробностей, вплоть до того, куда отлетели выброшенные «Сайгой» стрелянные гильзы. И, конечно, сразу понял, кто убил Сашу, проклятая псина здесь ни при чём (о, как он ненавидит собак!), рыжая сука оказалась тут уже дохлой Понял но всё равно не вспомнил, как он всё сделал.

Зато сразу догадался зачем. И что за неведомая сила влекла его сюда: голод. Самый обыкновенный голод, про который он как-то позабыл А ведь рядом еда, много вкусной еды

Ничего неожиданного в открытии не было и ничего странного и пугающего, говорили же ему двойник в зеркале и деревянный дьявол

На самом деле таких понятий, как «двойник», «зеркало», в том, что осталось от мозга Колыванова, уже не существовало смутные, никак не называемые образы. Но с дьяволом что-то было связано, что-то важное, что нельзя забыть, нельзя, невозможно, смертельно опасно о-о-о-а-

Дьявол Катя, Катя дьявол Он нёсся к дому длинными скачками, стелясь над землёй, и повторял про себя последнее уцелевшее имя: Катя, Катя, Катя Больше имён и слов не было, зато вставала зримая и яркая картина Катя открывает калитку и заходит во двор, он смотрит на это снизу, из густой тени кустов, бросается вперёд и

Катя, Катя, Катя-я-я имя удерживало оставшиеся крохи сознания на краю бездонной пропасти, готовой поглотить всё: имя-соломинка, имя тонкая нить, готовая вот-вот лопнуть.

Дверь, по счастью, оказалась распахнутой, сейчас он не справился бы с ручкой Ворвался в дом, «Сайгу» искать не пришлось обоняние тут же услужливо подсказало, где она брошена

Клыки лязгнули по стволу, оставляя на прочнейшей оружейной стали глубокие вмятины. Колыванов запихал дуло глубже в и судорожно шарил передней лапой в районе скобы, пытаясь хоть как-то, хоть чем-нибудь, зацепить, нажать, дёрнуть спусковой крючок.

Последняя мысль у него была всё та же: Катя, Катя, Ка

Он не успел.


Крохотный островок сознания исчез Миши Колыванова больше не было. Тело, мало похожее на человеческое, застыло, сомкнув челюсти на дробовике, и пролежало так больше часа.

Тварь зарычала и мотнула косматой башкой гнусное, отвратно пахнущее железо вылетело из пасти и звякнуло об пол. Тварь освободилась от остатков тряпок, зачем-то опутывающих её (ткань расползалась, как гнилая мешковина), и выскользнула из этого чужого и опасного логова на улицу, в тихую ночную прохладу.

Движения её были легки, даже грациозны, не похожи на неуклюжие прыжки Колыванова. Но завыла на полную луну она точно так же хрипло и торжествующе. Нырнула в темноту, через несколько мгновений перемахнула ограду и исчезла ничего не помнящая и освобождённая от всего. И голодная, очень голодная

Лежащие неподалёку останки оборотня не привлекали непонятно откуда взявшийся инстинкт гнал на поиски живого, трепещущего под клыками мяса

Папа Бойчевский резко вдавил тормоз, разбудив всё семейство: сын и дочка спали на заднем сиденье, жена клевала носом на переднем возвращались со слегка затянувшегося семейного пикника на водопаде в Саблино.

Что, что такое? встревоженно закудахтала мадам Бойчевская, пытаясь повернуться к недовольно занывшим детям и не догадываясь расстегнуть мешающий ремень безопасности.

Вроде собака протянул Бойчевский-папа. Большая, не меньше ньюфа Сама под колёса нырнула, похоже, зацепил чуть-чуть крылом

Бойчевский, мягко говоря, слегка лукавил. Удар по корпусу машины был весьма чувствительный.

Надо бы выйти, посмотреть добавил он неуверенно.

Не нравилась ему эта история. Хозяева сбитой на въезде в посёлок собаки могли считать себя крутыми, очень даже крутыми, особенно в сравнении с ним, мирным коммерческим директором мирной обувной фабрики

Сиди уж, нечего тебе там смотреть, не театр Езжай лучше быстрее, темень какая, двенадцатый час, дети толком не ужинали Мадам Бойчевская завелась надолго, и муж её, на своё счастье, не стал настаивать.

Тварь получила первый жизненный опыт огнеглазое шумящее существо несъедобно, даже опасно, несмотря на то что сквозь вонь бензина и раскалённого металла пробиваются вполне аппетитные запахи. Платой за урок стала перебитая передняя лапа и три сломанных ребра. Но срасталось и регенерировало у вервольфов всё почти мгновенно.

Всегда так, думал Бойчевский-папа под монотонное бухтенье супруги. Построишь домик на безлюдной, уютной окраине, не успеешь оглянуться понаедут, понастроят, навезут зверообразных тварей, гуляющих по ночам без поводков и намордников И начинается не жизнь, а чёрт знает что

Как в воду глядел.

Часть вторая

ЛЕТО. НЕ ВСЕ ТВАРИ БОЖЬИ

Глава I

В летний солнечный полдень:

Ленка, Ленка! Давай сюда скорее! Во прикол, а? Прямо как настоящая Я такую у Славки Шеркунова видел, так та ещё отпаднее была волосатая, с ногтищами окровавленными

Фу-у-у, грязная Леночка смотрела на находку старшего брата с брезгливым любопытством, не решаясь притронуться.

Выбросили, факт! уверенно заявил Павлик с высоты своего восьмилетнего жизненного опыта. Славка тоже всё девчонок пугал на переменах, а потом взял и мамане своей подложил в холодильник Выпорола и на помойку кинула так и не нашёл потом Заначим, а?

Но Леночка уже бежала к машине.

Мама, папа! Смотрите, что Павлик нашёл!

Павлик припустил следом, пытаясь обогнать и первому похвастаться находкой.

Мама, раскладывающая на расстеленном покрывале провизию для пикника, и папа, накачивающий резиновую лодку, обернулись! Не слишком-то заинтересованно ну что там эти сорванцы могли раскопать в прибрежных кустах?

Но когда мама, зацепившись беглым взглядом за находку, сжатую в руке сына, вгляделась повнимательнее ей стало дурно. Совсем как героине сентиментального романа: кровь отлила от лица, вообще от головы, обмякшие ноги с трудом удерживали тело, норовили подкоситься и уронить свою хозяйку на траву. Лоб покрылся холодной испариной, все звуки доносились откуда-то издалека, приглушённые и искажённые, обращённых к ней слов мама не понимала

Папа слабонервностью не страдал его проняло чуть позже, когда он отправился осмотреть указанное сыном место находки В коротком перерыве между желудочными конвульсиями папе пришла в голову совершенно несвоевременная мысль, что пикник безнадёжно испорчен и любовно замаринованные шашлыки теперь пропадут защитная реакция мозга, пытающегося хоть как-то и чем-то отгородиться от увиденного

Тот же день, раннее утро.

Из автобуса Ботву всё-таки высадили. Он долго игнорировал громогласные предложения толстой кондукторши всем вошедшим оплачивать проезд и потом, когда она добралась до задней площадки и обращалась уже лично к нему, пытался прикинуться совсем полным идиотом, не понимающим, чего от него хотят. Иногда такое срабатывало отставали, понося проклятых бомжей, расплодившихся до полного неприличия и вконец потерявших совесть.

Но чёртова баба оказалась на редкость вредная и настырная, тут же наябедничала водителю тот остановил автобус между остановками и недвусмысленно раскрыл заднюю дверь.

Ботва не реагировал, крепко вцепившись двумя руками в поручень. Зловредная кондукторша воззвала к пассажирам: он же всех вас задерживает, пока не выйдет никуда не поедем. Тоже не конец истории, тоже можно поиграть кто кого переупрямит, чаще пассажиры применять силу не спешат, сидят, уткнувшись в окно или книжку Но сегодня, как на грех, случился в салоне какой-то плечистый придурок в рабочей спецовке, и до вынужденной остановки весьма нервно поглядывавший на часы.

Он просто подошёл к Ботве и без слов показал рукой на дверь, сложив пальцы другой в огромный кулак. Ботва, обладавший незаурядной способностью предчувствовать грядущее битьё, понял, что у него есть буквально несколько секунд, и напуганным земляным червём выскользнул из автобуса.

До поворота на Войсковицы цели его путешествия оставалось не больше трёх километров, и он бодро зашагал по дороге. Сегодня урожай будет обильным, не то что на прошлой, дождливой неделе Сегодня Ботва будет при деньгах и проставит Гороховне (когда-то давно, в иной жизни, Изотте Генриховне, преподавателю французского языка) давно обещанную «Льдинку». И они хе-хе Чёрные пеньки зубов Ботвы оскалились в похабной усмешке.

Небольшое живописное озеро совсем недалеко от шоссе, и от Гатчины рукой подать (да и от Питера путь не дальний), берега причудливо изрезанны бухточками и заливчиками, несколько маленьких островков; и неглубоко, метра полтора самое большее, утонуть трудно, да и вода чистая, до самого дна прозрачная неудивительно, что здесь любимое место для пикников богатеньких автовладельцев. (Богатенькими Ботва считал даже обладателей скромных «москвичей» и «жигуленков», разные бывают критерии богатства.) А у богатых свои причуды, они опустошённые пивные бутылки в багажник не складируют, норовят зашвырнуть в кусты или в озеро.

Бутылочное Эльдорадо Ботва обнаружил прошлым летом и почти год был его единоличным владельцем: коллеги по промыслу на пикники как-то не выезжают, вообще от города предпочитают не удаляться В конце нынешней весны повадились шастать по берегам две гнусного вида бомжихи Ботва попытался их вытурить с законного места, но сучки отбивались яростно, вопя на всю округу и норовя полоснуть по лицу ядовитыми когтищами, а чем заканчиваются полученные от таких грязных тварей царапины, Ботва знал не понаслышке. Подхваченная на берегу толстенная палка позволила достигнуть перелома в битве народов, но поганые лахудры продолжали пиратствовать теперь втихую, прячась.

Впрочем, у Ботвы был свой секрет, своё ноу-хау, позволявшее легко обходить незваных конкуренток, он пожинал урожай не только по берегам. Припрятанное в кустах на дальнем берегу плавсредство из двух кое-как скреплённых шпал позволяло собирать плавающие по воде бутылки и даже утонувшие, хорошо видные на светлом глинистом дне для такого случая Ботва приспособил некое подобие сачка.

Первым делом он обшарил самое рублёвое место окрестности удобных подъездов к воде, где трава была изгажена следами колёс и свежими кострищами. Добыча радовала, потяжелевший заплечный мешок приятно позвякивал. Траву и кустики Ботва раздвигал увесистой железной трубой в любой момент был готов к встрече с проклятыми конкурентками. Теперь прочесать берег до самой стоянки личной яхты. Здесь, в кустах, кучкуются немоторизованные любители выпивки на лоне природы. И улов тут пожиже, но кое-что попадается