Пятое время года

– Они не как я, – холодно говорит он.

Вот как, значит.

С тебя хватит.

– Мне надо отдохнуть, – говоришь ты. Ты шла целый день и, как бы ни любила мыться, ты не уверена, что готова раздеться и сделать себя уязвимой перед людьми Кастримы. Особенно с учетом того, что они просто держат тебя в заложниках своим милым тихим способом.

Хоа кивает. Он начинает снова завязывать свой узелок.

– Я буду стеречь.

– Ты вообще спишь?

– Иногда. Меньше, чем ты. Сейчас мне это не нужно.

Как удобно. И ты доверяешь ему больше, чем жителям этой общины. Не должна бы, но доверяешь.

Ты встаешь и идешь в спальню, ложишься на матрас. Это простая штука, просто солома и хлопок, набитые в холщовый мешок, но это лучше жесткой земли и даже твоего спального мешка, так что ты падаешь на него. Через пару секунд ты засыпаешь.

Проснувшись, ты не понимаешь, сколько прошло времени. Хоа свернулся рядом с тобой, как делал это последние недели. Ты садишься и хмуро смотришь на него. Он настороженно моргает тебе в ответ. Ты в конце концов качаешь головой, и ругаешься себе под нос, и встаешь.

Тонки уже у себя. Ты слышишь, как она похрапывает. Когда ты выходишь из дома, понимаешь, что не знаешь, который час. Наверху ты могла отличать день от ночи, несмотря на облака и пеплопад: будь то яркий пеплопад и облака, пеплопад с красными искрами и облака. Но здесь… ты оглядываешься по сторонам и видишь только гигантские светящиеся кристаллы. И город, который люди выстроили на них вопреки всему.

Ты ступаешь на одну из грубых деревянных платформ возле вашей двери и морщишься, глядя на ее совершенно ненадежные перила.

Какой бы ни был час, несколько десятков человек занимаются каким-то делом внизу, на земле. В любом случае тебе нужно узнать побольше об этой общине. Прежде чем ты ее уничтожишь, если эти люди попытаются не дать тебе уйти.

(Ты не обращаешь внимания на внутренний голос, который говорит: Юкка тоже рогга. Ты действительно хочешь сцепиться с ней?)

(Ты отлично умеешь не слушать внутренний голос.)

Поначалу трудно понять, как можно спуститься на землю, поскольку все эти платформы, мостики и лестницы построены для того, чтобы связывать кристаллы. Кристаллы идут во всех направлениях, потому и пути тоже. В этом нет никакого наития. Приходится идти по одному пролету лестницы наверх и обходить колонну одного из самых больших кристаллов, чтобы обнаружить платформу, у которой вообще нет ступеней. Приходится возвращаться по своим следам. Народу снаружи мало, и проходящие по своим делам люди смотрят на тебя с любопытством или враждебностью, поскольку в городе ты явный новичок: они чистые, а ты серая от дорожного пепла. Они выглядят упитанными, а на тебе одежда болтается, поскольку ты много недель только и питалась дорожным рационом на ходу. Ты ничего не можешь поделать – они с первого взгляда не нравятся тебе, потому ты упрямо не спрашиваешь у них пути.

Наконец ты спускаешься вниз. Здесь как никогда становится очевидным, что ты идешь по полу огромного каменного пузыря, поскольку пол плавно понижается и изгибается, формируя заметную, пусть и гигантскую, чашу. В остром конце этого овоида находится Кастрима. Внизу тоже есть кристаллы, но они короткие, некоторые едва тебе по грудь, а самые большие всего десять-пятнадцать футов в высоту. Некоторые из них охвачены деревянными перегородками, и кое-где видны бледные пятна грубой земли, откуда ради пространства были удалены кристаллы. (Ты отстраненно думаешь, как люди сумели это сделать.) Все это создает лабиринт пересекающихся путей, каждый из которых ведет к той или иной важной точке поселения: гончарной мастерской, кузнице, стекловарне, пекарне. Возле некоторых дорожек ты видишь навесы и биваки, некоторые заняты. Очевидно, не всем жителям общины удобно ходить по связкам деревянных платформ на высоте сотен футов над полом, усеянным гигантскими штырями. Забавно.

(Это снова сарказм не в духе Иссун. Да ржавей все это, ей надоело сдерживаться.)

Бани найти легко, поскольку на серо-зеленом камне пола виднеется тропинка мокрых следов, ведущих в одном направлении. Ты идешь в обратном направлении по ним и с приятным удивлением обнаруживаешь, что бани – это огромное озеро чистой, горячей, исходящей паром воды. Озеро ограждено стеной чуть выше уровня пола жеоды, и от него отходит канал, откуда по латунным трубам вода куда-то отводится. На другом берегу озера ты видишь нечто вроде водопада, извергающегося из другой трубы, подающей воду в озеро. Вода, вероятно, циркулируется для очищения каждые несколько часов, но тем не менее есть заметная помывочная на одной стороне, с деревянными скамьями и полками с различными банными принадлежностями. Там несколько человек трут себя мочалками, прежде чем спуститься в большое озеро.

Ты раздеваешься. Когда ты уже почти покончила с помывкой, на тебя падает какая-то тень, и ты вздрагиваешь и вскакиваешь на ноги, спотыкаешься о лавку и тянешься к земле, прежде чем до тебя доходит, что ты, наверное, перегибаешь палку. Но тут ты чуть не роняешь мыльную мочалку, потому что…

…это Лерна.

– Да, – говорит он, пока ты пялишься на него. – Я так и думал, что это можешь быть ты, Иссун.

Ты продолжаешь пялиться на него. Он немного изменился. Стал чуть тяжелее, хотя и похудел точно так же, как и ты: вымотан путешествием. Сколько это длилось? Недели? Месяцы? Ты теряешь ход времени. И что он тут делает? Он должен был оставаться в Тиримо, Раск никогда не дал бы доктору уйти…

О. Да.

– Стало быть, Юкка сумела приманить тебя. Надо было бы удивиться. – Устал. Он выглядит усталым. На его скуле шрам, этакий белый полумесяц, который вряд ли потемнеет. Ты продолжаешь сверлить его взглядом, и он переступает с ноги на ногу. – Надо же, именно туда, куда меня привело… и вот, ты здесь. Может, судьба, может, и правда кроме Старика-Земли есть и другие боги, которым действительно есть до нас дело. Или, может, они тоже злые и это их шутка. Чтоб я знал.

– Лерна, – говоришь ты, и это то, что нужно сейчас.

Он опускает взгляд, и ты запоздало вспоминаешь, что ты голая.

– Надо было дать тебе домыться, – говорит он, быстро отворачиваясь. – Поговорим, как закончишь. – Тебе нет дела до того, что он видел твою наготу – в конце концов, он помогал родиться одному из твоих детей, ржавь побери, но он вежлив. Тебе знакома его привычка – он обращается с тобой как с человеком, хотя и знает, кто ты, и это странно ободряет после всех этих странностей и всего, что так изменило твою жизнь. Обычно то, что ты оставляла позади, не преследовало тебя.

Он уходит из помывочной, и ты снова садишься и заканчиваешь мытье. Больше никто не беспокоит тебя, хотя ты замечаешь, что многие обитатели Кастримы смотрят на тебя с интересом. И уже не так враждебно, хотя это неудивительно, ты не выглядишь слишком пугающе. То, что заставит их тебя ненавидеть, увидеть нельзя.

И все же… знают ли они, кто такая Юкка? Та белокурая женщина, что была с ней наверху, определенно знает. Возможно, Юкка знает о ней что-то такое, что заставляет ее помалкивать. Но вряд ли. Юкка слишком откровенна в отношении себя, слишком открыто говорит об этом с чужаками. И еще она слишком харизматична, слишком привлекательна. Юкка ведет себя так, словно быть орогеном – это просто еще один талант, еще одна личная особенность. Такое поведение и такое всеобщее принятие этого ты видела прежде только один раз.

Отмокнув и ощутив себя чистой, ты выбираешься из купальни. У тебя нет никаких полотенец, кроме твоей грязной пепельной одежды, так что тебе приходится еще и отстирывать ее в прачечном отделении. По окончании стирки одежда твоя становится влажной, но ты еще недостаточно осмелела, чтобы ходить по чужой общине нагишом, и в жеоде в любом случае тепло как летом. Потому ты и поступаешь как летом – надеваешь мокрую одежду, понимая, что она быстро высохнет.

Лерна ждет тебя.

– Туда, – показывает он, поворачивая, чтобы идти с тобой.

Ты следуешь за ним, и он ведет тебя через лабиринт ступенек и платформ, пока вы не доходите до приземистого серого кристалла, торчащего из стены всего на двадцать или около футов. У него там жилье, куда меньшее, чем то, что ты делишь с Тонки и Хоа, но ты видишь полки, заваленные пакетиками с травами и свернутыми бинтами, и нетрудно понять, что странные скамьи в большой комнате, скорее всего, импровизированные койки. Доктор должен быть готов к визитам. Он знаком велит тебе сесть на одну из коек и садится напротив.

– Я ушел из Тиримо на следующий день после тебя, – спокойно говорит он. – Ойамар, заместитель Раска, ты его помнишь, полный идиот, попытался устроить выборы нового главы. Не хотел брать на себя ответственность в преддверии грядущей Зимы. Все знали, что Раск никогда не выбрал бы его, но его семья сделала Раску одолжение, выдав ему права на надзор за лесозаготовками на западе… – Он осекается, поскольку все это больше ничего не значит. – Короче. Половина этих клятых Опор бегала по общине с оружием и пьяные, обвиняя каждого встречного в том, что он рогга или рогголюб. Вторая половина делала то же самое – только более скрытно и хладнокровно, что было куда опаснее. Я понимал, что теперь только вопрос времени, пока вспомнят обо мне. Все знали, что я твой друг.

Значит, и тут ты виновата. Из-за тебя ему пришлось бежать из места, в котором он был бы в безопасности. Ты неловко опускаешь взгляд. Теперь и он употребляет слово «рогга».


– Я думал, что смогу добраться до Сияния, откуда родом моя мать. Меня там едва знают, но обо мне знали, и что я доктор тоже, потому… я понял, что у меня есть шанс. В любом случае это было лучше, чем оставаться в Тиримо и быть повешенным. Или подохнуть с голоду, когда придет холод, а Опоры все разграбили и сожрали. И я подумал… – Он мнется, бросает на тебя короткий взгляд, затем снова смотрит на свои руки. – Я подумал, что смогу нагнать тебя по дороге, если буду идти достаточно быстро. Но это было глупо – конечно же, я тебя не догнал.

Между вами всегда была какая-то недосказанность. Лерна каким-то образом узнал, что ты такое, еще когда ты жила в Тиримо, хотя ты ему не рассказывала. Он это понял потому, что следил за тобой и замечал признаки, и потому, что он умен. Сыну Макенбы ты всегда нравилась. Ты думала, что когда-нибудь он это перерастет. Ты немного ерзаешь, смятенно осознавая, что не перерос.

– Я ускользнул ночью, – продолжает он, – сквозь одну из щелей в стене, там… рядом… с тем местом, где тебя пытались задержать. – Его руки сложены на коленях, он продолжает смотреть на них. Они неподвижны, только он то и дело медленно поглаживает большим пальцем костяшки другой руки. Жест кажется медитативным. – Я шел с толпой, по карте… но я никогда не был в Сиянии. Огонь земной, я до того, считай, и не покидал Тиримо. Только раз, когда заканчивал свое медицинское образование в Хильдже. Короче, либо карта была неточной, либо я плохо читал ее. Может, и то, и другое. У меня не было компаса. Может, я слишком быстро свернул с имперского тракта… двинулся на юго-восток, когда думал, что иду точно на юг… не знаю. – Он вздыхает и проводит рукой по голове. – Когда я понял, насколько сбился с пути, я ушел уже так далеко, что просто уже надеялся хотя бы найти дорогу получше, продолжая идти в прежнем направлении. Но на одном перекрестке я встретил шайку. Бандиты, неприкаянные, все такое. Тогда я шел с кучкой людей – стариком с большой раной на груди, которую я обработал, и его дочерью лет пятнадцати. Бандиты…

Он стиснул челюсти. Ты прекрасно понимаешь, что случилось. Лерна не боец. Однако он жив, и только это и имеет значение.

– Маральд – так его звали – бросился на одну из них. У него не было оружия или чего еще, а у женщины было мачете. Не понимаю, что он намеревался сделать. – Лерна глубоко вздыхает. – Но он глянул на меня, и я… я… я схватил его дочь и убежал. – Он еще сильнее стискивает челюсти. Странно, что ты не слышишь хруста зубов. – Потом она меня бросила. Назвала трусом и сбежала.

– Если бы ты ее не увел, – говоришь ты, – и ее, и тебя убили бы.

Это тоже есть в Предании Камня: Честь – когда безопасно, выживание – в час угрозы. Лучше быть живым трусом, чем мертвым героем.

Губы Лерны складываются в ниточку.

– Так я себе все время и говорил. Позже, когда она сбежала… Огонь земной. Может, все, что я сделал, было лишь отсрочкой неизбежного. Девочка ее возраста, безоружная, одна на дороге…

Ты ничего не говоришь. Если девочка была здорова и хорошо сложена, ее кто-нибудь примет в общину хотя бы в качестве Селекта. Если у нее есть более высокое функционал-имя или она добудет оружие и припасы и зарекомендует себя, это ей тоже поможет. Ее шансы вместе с Лерной были бы выше, чем в одиночку, но она сделала свой выбор.

– Я даже не знаю, чего они хотели, – Лерна смотрит на свои руки. Может, с тех пор он все время ест себя поедом. – У нас ничего не было, кроме рюкзаков.

– Этого достаточно, если у бандитов кончались припасы, – говоришь ты прежде, чем успеваешь прикусить язык. Но он все равно вряд ли слышит тебя.

– Потому я пошел дальше один. – Он невесело хмыкает. – Я так беспокоился о ней, что мне даже не приходило в голову, что я сам не в лучшем положении. – Это правда. Лерна – самый обычный срединник, как и ты, только не унаследовал ни роста, ни стати санзе – вероятно, потому он так старательно накачивал свою умственную силу. Но вырос он симпатичным по большей части благодаря случайной игре наследственности с разных сторон. Длинный нос чебаки, плечи и цвет кожи санзе, губы западных побережников… Он слишком расово пестрый на вкус экваториальных общин, но по стандартам южных срединников весьма хорош собой.

– Когда я шел через Кастриму, – продолжает он, – она показалась мне заброшенной. Я устал от бегства, да и вообще… Подумал, что могу на ночь устроиться в одном из домов, может, разведу костерок, надеясь, что никто не заметит. Хоть поем нормально для разнообразия. Продержусь, пока не пойму, что делать дальше. – Он слабо улыбается. – И когда я проснулся, я был окружен. Я сказал им, что я врач, и меня забрали вниз. Это было где-то недели две назад.

Ты киваешь. Рассказываешь ему собственную историю, не пытаясь ничего скрывать или врать. Все, не только свою жизнь в Тиримо. Может, ты чувствуешь себя виноватой – он имеет право знать всю правду.

После того как вы некоторое время сидите молча, Лерна просто встряхивает головой и вздыхает.

– Я не ожидал, что на моем веку случится Пятое время года, – тихо говорит он. – То есть всю свою жизнь я слушал предания, как и все остальные… но я не думал, что такое случится со мной.

Все так думают. Ты уж точно не ожидала, что, кроме всего прочего, тебе придется столкнуться еще и с концом мира.

– Нэссун здесь нет, – через некоторое время говорит Лерна. Он говорит тихо, но ты вздергиваешь голову. Его лицо смягчается при взгляде на твое. – Мне жаль. Но я пробыл тут достаточно долго, чтобы повстречаться со всеми новичками в этой общине. Я знаю, кого ты надеешься найти.

Нэссун здесь нет. И нет ни направления, ни реального способа найти ее. Внезапно у тебя не остается даже надежды.

– Иссун. – Лерна резко подается вперед и берет твои руки в свои. Ты не сразу осознаешь, что твои руки начинают дрожать, и его пальцы до сих пор сплетены с твоими. – Ты найдешь ее.

Эти слова бессмысленны. Пустая болтовня ради утешения. Но тебя снова накрывает, на сей раз сильнее, чем наверху, когда ты расклеилась перед Юккой. Все кончено. В течение всего этого странного путешествия ты держалась, стремилась к своей цели… все это было бессмысленно. Нэссун пропала, ты потеряла ее, Джиджа никогда не заплатит за то, что сделал, а ты…

Да, ржавь, ты-то что значишь? Кому есть до тебя дело? Смысл в этом, не так ли? Когда-то у тебя были люди, которым ты не была безразлична. Когда-то у тебя были дети, которые молились на тебя и жили каждым твоим словом. Некогда – дважды и трижды, но первые два раза не в счет – был мужчина, рядом с которым ты просыпалась каждое утро, которому не было наплевать на твое существование. Некогда ты жила в стенах, возведенных им ради тебя, в доме, который вы построили вдвоем, в общине, которая сама решила принять тебя.

Все это построено на лжи. И лишь вопрос времени, когда это все распадется.

– Послушай, – говорит Лерна. Его голос заставляет тебя моргнуть, а от этого начинают капать слезы. Больше слез. Ты уже некоторое время сидишь здесь молча и плачешь. Он пересаживается на твою скамью, и ты приникаешь к нему. Ты знаешь, что так не надо. Но ты это делаешь, и когда он обнимает тебя, ты находишь в этом утешение. Он друг, в конце концов. И всегда им будет.

– Возможно… возможно, не так плохо быть здесь. Трудно думать, когда вокруг происходит всякое. Это странная община. – Он кривится. – Не уверен, что мне здесь нравится, но здесь сейчас лучше, чем наверху. Может, имея время поразмыслить, ты поймешь, куда мог уйти Джиджа.

Он так старается. Ты чуть качаешь головой. Но у тебя слишком пусто на душе, чтобы возразить.

– У тебя есть жилье? Мне выделили вот это, они должны дать и тебе какое-то. Здесь полно места. – Ты киваешь, и Лерна делает глубокий вдох. – Тогда пошли туда. Представишь меня твоим спутникам.

Вот так. Ты собираешься. Затем ведешь его в направлении, которое, по ощущениям, приведет тебя к выделенному тебе жилью. По дороге у тебя больше времени оценить, насколько невыносимо странна эта община. Ты проходишь одно жилище, вырезанное в более светлых, ярких кристаллах, в котором много полок с плоскими подносами вроде противней. Попадаются и другие помещения, пыльные и заброшенные, в которых находятся какие-то устройства, на твой взгляд пыточные инструменты, только сделанные как попало – ты не понимаешь, как пара колец, свисающих на цепи с потолка, могут причинить боль. И повсюду металлические лестницы, построенные теми, кто создал это место, кем бы они ни были. Есть и другие лестницы, построенные не так давно, но их легко отличить, поскольку первоначальные лестницы не ржавеют, не изнашиваются вовсе и не чисто утилитарны. Вдоль перил и пешеходных дорожек видны странные украшения – рельефные лица, переплетение лоз невиданных растений, что-то вроде письмен, состоящих из угловатых знаков различной формы. Попытка понять, что ты видишь, развеивает твое настроение.

– Это безумие, – говоришь ты, проводя пальцами по изображению скалящейся киркхуши. – Это одна большая руина какой-то мертвой цивилизации, как и сотни тысяч других по всему Спокойствию. Руины – ловушки. Экваториальные общины сносят или затопляют свои, когда могут, и это самое разумное. Если те, кто создал их, не пережили их, нам-то зачем пытаться?

– Не все руины – ловушки. – Лерна идет по краю платформы, держась ближе к столбу кристалла, который она обходит, глядя прямо вперед. На его верхней губе высыпали бисеринки пота. Ты не осознавала, что он боится высоты, но Тиримо до занудства плоский. Голос Лерны тщательно спокоен. – Ходят слухи, что весь Юменес построен на целой сети древних руин.

И чем это обернулось, говоришь ты про себя.

– Здешним надо было построить стену, как и всем остальным, – говоришь ты, но замолкаешь, осознавая, что целью было выживание, а порой выживание требует перемен. То, что привычная стратегия работает – построить стену, принять полезных и изгнать бесполезных, вооружиться, запасти еду и надеяться на удачу, – не означает, что не сработают другие методы. Но это? Забиться в дыру и прятаться в шаре с острыми камнями с горсткой камнеедов и рогг? Это кажется особенно неразумным. – И если они попытаются меня удержать здесь, они это увидят, – бормочешь ты.

Если Лерна тебя и слышит, он не отвечает.

В конце концов ты находишь свое жилище. Тонки не спит, сидит в жилой комнате и ест из большой миски что-то, приготовленное не из ваших припасов. Это похоже на какую-то кашу, но в ней какие-то желтоватые штуки, от которых тебя поначалу воротит, но когда она наклоняет миску, становится понятно, что это пророщенное зерно. Стандартная еда из схронов.

(Она настороженно смотрит на тебя, когда ты входишь, но проявления ее чувств настолько ничтожны по сравнению с тем, что ты видела сегодня, что ты просто машешь в ответ и садишься напротив нее, как обычно. Она расслабляется.)

Лерна вежлив с Тонки, но осторожен, как и она с ним, пока он не упоминает, что брал у жителей Кастримы анализы крови и мочи, чтобы отслеживать недостаток витаминов. Ты почти улыбаешься, когда она подается вперед и спрашивает:

– На каком оборудовании? – со знакомым жадным выражением на лице.