Пятое время года

Затем в комнату входит Хоа. Ты удивлена, поскольку не знала, что он выходил. Его льдистый взгляд немедленно устремляется к Лерне и безжалостно его оценивает. Затем он расслабляется так явно, что лишь тогда ты осознаешь, насколько Хоа был все это время напряжен. С того самого момента, как вы попали в эту чокнутую общину. Но ты отметаешь это как очередную странность, которую надо будет исследовать позже, поскольку Хоа говорит:

– Иссун. Здесь есть человек, с которым тебе следует встретиться.

– Кто?

– Человек из Юменеса.

Вы все трое смотрите на него.

– Зачем, – медленно произносишь ты, на случай, если не так поняла, – мне надо встречаться с кем-то из Юменеса?

– Он просит тебя.

Ты пытаешься держать спокойствие.

– Хоа, я не знаю никого из Юменеса.

По крайней мере теперь.

– Он говорит, что знает тебя. Он проследил твой путь сюда и пришел вперед тебя, когда понял, что ты направляешься сюда. – Хоа чуточку хмурится, словно это беспокоит его. – Он говорит, что хочет видеть тебя, понять, можешь ли ты уже это делать.

– Что делать?

– Он сказал только «это». – Хоа переводит взгляд на Тонки, затем на Лерну, прежде чем вернуться к тебе. Может, не хочет, чтобы они что-то услышали. – Он как ты.

– Что… – Ладно. Ты трешь глаза, делаешь глубокий вдох и говоришь, поскольку больше нет нужды этого скрывать. – Рогга, значит.

– Да. Нет. Как ты. – Хоа шевелит пальцами от недостатка слов. Тонки открывает рот, ты резко цыкаешь на нее. Она отвечает злым взглядом. Через мгновение Хоа вздыхает. – Он сказал, что, если ты не придешь, передать тебе, что ты в долгу перед ним. За Корунда.

Ты цепенеешь.

– Алебастр, – шепчешь ты.

– Да, – сияет Хоа. – Так его зовут. – Затем он хмурится сильнее, на сей раз в задумчивости. – Он умирает.





* * *


ЗИМА БЕЗУМИЯ: 3-й Доимперский – 7-й Имперский год.

Извержение Пастей Киаша, многочисленных выходов древнего супервулкана (того же, который вызвал Близнечный Сезон, который, как считается, имел место примерно за 10 000 лет до того), привело к выбросу в атмосферу большого количества оливина и прочих темных пирокластов. В результате последовавшие десять лет мрака были опустошительны не только в обычном для Зим смысле, но и привели к более высокому уровню психических заболеваний. Военная предводительница санзе Верише завоевала множество пораженных болезнью общин при помощи психологической войны, убеждая своих врагов в том, что стены и ворота не дают надежной защиты и кругом рыщут призраки. В день возвращения рассвета она была именована императрицей.

Зимы Санзе





22





Сиенит, разбитая в осколки


Утро после буйной попойки, которой миовиты отпраздновали счастливое возвращение «Клалсу» с особенно ценной добычей – высококачественным камнем для декоративной резьбы, ароматическим деревом для мебели, роскошными парчовыми нарядами, стоившими в алмазах вдвое против своего веса и изрядное количество ходовой монеты, включая высокого достоинства бумагу и целые полоски перламутра длиной в палец. Еды не было никакой, но с такими деньгами они смогут послать торговцев накупить целые каноэ всего, что им нужно, на континенте. Для празднования Харлас вскрыл бочонок жутко крепкого антарктического меда, и половина общины еще спала после него.

Прошло пять дней после того, как Сиенит закрыла вулкан, который сама и пробудила, убивший целый город, и восемь дней после того, как она уничтожила два корабля, набитых людьми, чтобы сохранить в тайне существование своей семьи. Впечатление, что все празднуют массовое убийство, совершенное ею.

Она все еще в постели, легла сразу же, как был разгружен корабль. Иннон еще не вернулся домой, она велела ему пойти рассказывать истории об их странствии, поскольку люди ожидают от него этого и она не хочет, чтобы он страдал от ее меланхолии. Он взял с собой Кору, поскольку Кору любит праздники – все его угощают, все его тискают. Он даже пытается помогать Иннону рассказывать истории, изо всех сил выкрикивая какую-то бессмыслицу. Этот ребенок более похож на Иннона, чем физически имеет право.

С Сиен остается Алебастр, он разговаривает с ней, пока она молчит, заставляя ее отвечать, когда она предпочитает перестать думать. Он говорит, что знает, каково вот так себя чувствовать, хотя не говорит, как или что случилось. Тем не менее она верит ему.

– Тебе лучше пойти, – говорит она в конце концов. – Присоединись к байкам. Напомни Кору, что у него как минимум двое родителей, которые чего-то да стоят.

– Не глупи. У него их трое.


– Иннон считает меня ужасной матерью.

Алебастр вздыхает.

– Нет. Просто ты не такая мать, которой хотел бы видеть тебя Иннон. Но именно такая, однако, нужна нашему сыну. – Она поворачивается к нему с хмурым видом. Он пожимает плечами. – Однажды Корунд станет сильным. Ему нужны сильные родители. Я же… – Он резко осекается. Ты почти чувствуешь, как он решает сменить тему. – Вот. Я кое-что тебе принес.

Сиен вздыхает и резко садится, когда он присаживается на корточки у постели, раскрывая маленький тканевый сверток. Вопреки ее желанию, ее охватывает любопытство, и когда она наклоняется ближе, она видит в нем два полированных каменных кольца, как раз для ее пальцев. Одно нефритовое, второе перламутровое.

Она сердито смотрит на него, и он пожимает плечами.

– Усмирение активного вулкана – это не для простого четырехколечника.

– Мы свободны. – Она говорит это упрямо, хотя не чувствует себя свободной. Она разобралась с Аллией, в конце концов завершив миссию, ради которой Эпицентр прислал ее сюда, пусть поздно и извращенно. От этой мысли ее охватывает бесконтрольный смех, так что она продолжает, пока может. – Нам больше не нужны никакие кольца. Или черная форма. Я уже много месяцев не забирала волосы в пучок. А ты не должен обслуживать каждую женщину, которую тебе присылают, как племенной бык. Пошел этот Эпицентр.

Бастер чуть улыбается печальной улыбкой.

– Не выйдет, Сиен. Кто-то из нас должен обучать Кору…

– Мы не должны ничему его обучать. – Сиен снова ложится. Ей хочется, чтобы он ушел. – Пусть получит основы от Иннона и Харласа. Этого было достаточно для столетий существования этих людей.

– Иннон не мог бы успокоить этот вулкан, Сиен. Если бы попытался, он взорвал бы горячую точку под ним и начал бы Зиму. Ты спасла от этого мир.

– Тогда дай мне медаль, а не кольца. – Она сверлит злым взглядом потолок. – Поскольку я причина существования этого вулкана, то, может, и нет.

Алебастр протягивает руку, чтобы отвести волосы с ее лица. Теперь, когда она носит их распущенными, он часто так делает. Она всегда немного стыдилась своих волос – они кудрявые, но совсем не жесткие, как чисто санзийские или курчавые у побережников. Она такая средняя срединница, что даже не знает, кто из предков виноват в ее волосах. По крайней мере они ей не мешают.

– Мы такие, какие есть, – говорит он с такой нежностью, что ей хочется плакать. – Мы Мисалем – не Шемшена. Ты слышала эту историю?

Пальцы Сиенит пронзает старая боль.

– Да.

– От своего Стража, верно? Они любят рассказывать ее детям.

Бастер прислоняется к опоре постели, спиной к ней, расслабляется. Сиенит думает было сказать ему уйти, но так и не говорит. Она не смотрит на него, так что не знает, что он делает со свертком с кольцами, которые она не взяла. Пусть хоть сожрет их, ей все равно.

– Моя Страж тоже рассказывала мне эту лабуду, Сиен. Про чудовище Мисалема, который ни с того ни с сего решил объявить войну всей стране и прикончить императора всех санзе.

Вопреки самой себе, Сиен хмурится:

– У него была причина?

– Клятая Земля, конечно же. Подумай своей ржавой башкой.

Упрек ее бесит, и раздражение немного развеивает ее апатию. Старый добрый Алебастр умеет развеселить ее, подкалывая. Она поворачивает голову и жжет взглядом его спину.

– Ну и какая же причина?

– Самая простая и самая сильная – месть. Того императора звали Анафумет, и все это случилось сразу после окончания Зимы Зубов. Того, о котором в школах мало рассказывают. Тогда общины северного полушария охватил массовый голод. Они пострадали сильнее, поскольку толчок, запустивший все это событие, случился возле Северного полюса. Экватор и юг Зима накрыла на год позже…

– Откуда ты все это знаешь? – Сиенит никогда ничего подобного не слышала ни в тиглях галек, нигде еще.

Алебастр пожимает плечами, сотрясая всю постель.

– Мне не разрешали обучаться с остальными гальками-ровесниками, поскольку я получил кольца прежде, чем у них лобковые волосы пробились. Инструкторы запускали меня в библиотеку для старших, чтобы время зря не тратить. Они не особенно следили за тем, что я читал. – Он вздыхает. – А еще на своей первой миссии я… Там был археомест, который… ладно. Мы разговаривали… кроме прочего.

Она не понимает, почему Алебастр стесняется своих интрижек. Она не раз видела, как Иннон оттрахивает его почти до бессознательного состояния. Но, может, он вовсе не секса стесняется.

– Короче. Все становится ясно, когда ты складываешь факты вместе и заглядываешь чуть дальше, чем нам вбивают в головы. Тогда Санзе была молодой империей, она все расширялась и находилась в расцвете могущества. Но в то время она находилась по большей части в северной половине Экваториалей – Юменес тогда еще не был настоящей столицей, – и некоторые из крупных общин Санзе были не так хорошо подготовлены к Зимам, как сейчас. Они каким-то образом лишились своих запасов. Пожары, плесень, Земля весть что. Чтобы выжить, все санзийские общины решили сотрудничать, нападая на общины меньших народов. – Губы его кривятся. – Тогда-то нас и стали называть низшими народами.

– Значит, они стали отбирать еду у других общин. – Это Сиен понимает. Ей становится скучно.

– Нет. К концу той Зимы ни у кого не оставалось запасов. Санзе забирали людей.

– Людей? За… – и тут до нее доходит.

Во время Зим рабы не нужны. У каждой общины есть свои Опоры, и если их понадобится больше, всегда есть неприкаянные, готовые работать за еду.

– И так вышло, – говорит Алебастр, не замечая, как Сиен борется с тошнотой, – что за это Пятое время года санзе пристрастились к определенным редким деликатесам. И даже после окончания Зимы, когда стала расти зелень и скот начал есть траву и вышел из спячки, они от них не отказались. Они посылали отряды разорять малые поселения и новообщины тех рас, у которых не было союзников-санзе. Все записи различаются в деталях, но сходятся в одном: Мисалем остался единственным, кто выжил после рейда, в котором была захвачена его семья. Предполагается, что его дети были зарезаны лично для Анафумета, но я думаю, что это преувеличение ради вящего драматизма. – Алебастр вздыхает. – Как бы то ни было, они погибли, и в этом был виновен Анафумет, и за это он хотел смерти Анафумета. Как любой человек.

Но рогга – не человек. У рогг нет права на гнев, на желание справедливости, на защиту тех, кого они любят. И за эту наглость Шемшена его убила. И стала героиней.

Сиенит молча раздумывает об этом. Затем Алебастр немного пересаживается, и она ощущает, как он вкладывает в ее непротивящуюся ладонь сверток с кольцами.

– Орогены построили Эпицентр, – говорит он. Она почти ни разу не слышала от него слова ороген. – Мы сделали это под угрозой геноцида, мы застегнули ошейник на собственной шее, но мы это сделали. Это благодаря нам Древняя Санзе обрела такое могущество и просуществовала так долго, и потому она до сих пор, считай, правит миром, пусть даже никто этого не признает. Это именно мы поняли, насколько мы можем быть изумительны, если понять, как отточить наш врожденный дар.