Погружение в отражение

– Вот и славно. Смотри, у нас целый поддон готов, давай-ка вынесем его скорее на балкон, чтобы пельмени схватились. Можно сразу в холодильник, только это будет совсем не то.

– Ангелина Григорьевна, здесь все-таки не сибирская деревня, а промышленный город.

– И то правда.

Свекровь положила поднос в морозилку, отряхнула руки от муки и осторожно, одними локтями, обняла Ларису.

– Супружеская верность – хорошая штука, но ее сильно переоценивают, моя дорогая, – шепнула она, – поверь, вовсе не она делает брак несчастным, а неумение прощать.





* * *


Вера Ивановна не любила залеживаться в кровати и по выходным вставала так же рано, как в будни.

Она проводила Таню в институт, накормив ее любимой пшенной кашей с тыквой, и принялась за генеральную уборку.

Сейчас наведет идеальный порядок, потом нагладит Танину блузку с тысячей оборок, которую дочь обожает, но редко носит, потому что гладить все эти рюши – занятие не для слабонервных.

А к вечеру приготовит что-нибудь вкусненькое: пирог с яблоками, например, или сырники с изюмом.

Она сделает так, что дочь будет счастлива и никогда не пожалеет, что осталась на Родине! У нее будет прекрасный русский муж, русские дети, заботу о которых Вера Ивановна полностью возьмет на себя. Пусть Танечка посидит полгодика, поиграется и снова выходит на лед. Она ведь способная спортсменка, и задатки педагога у нее великолепные. Если мать будет помогать и освободит от разных бытовых хлопот, то девочка быстро добьется успеха, и как знать, вдруг станет известным тренером вроде Станислава Жука?

А детки рядом с бабушкой вырастут здоровенькими, крепенькими и умненькими.

Не зря существует пословица – где родился, там и пригодился.

Да, модно сейчас ругать Союз, мол, жизнь плохая, но как она станет хорошая, когда уедут все, кто покрепче да поумнее?

Если бы отец Тани был жив, разве он позволил бы ей покинуть Родину? Да ни за что!

Стремянка, стоя на которой Вера Ивановна протирала люстру, пошатнулась, пришлось крепко вцепиться в верхнюю ступеньку, чтобы вернуть равновесие.

Немного отдышавшись, Вера Ивановна все-таки смахнула пыль с оставшегося плафона.

Нет, пусть Еремеев идет к черту со своей подозрительной помощью!

У Тани родители русские, и дети, значит, тоже должны русскими родиться и вырасти!

Вера Ивановна решительно сложила стремянку и засунула ее в чулан.

Должны знать свою историю, гордиться павшими в боях Великой Отечественной войны прадедами и героическим дедом, который пожертвовал жизнью ради того, чтобы спасти людей от опасного преступника, а не расти на дурной капиталистической морали, где человек человеку волк, а нажива прежде всего.



Валентин Васильевич позвонил, когда она только что закончила уборку и наслаждалась в кухне чашечкой чая, с удовлетворением озирая плоды своих трудов.

Когда он сказал, что надо увидеться, Вера Ивановна пригласила его в гости прежде, чем сообразила, что это не совсем этично.

«А ну и ладно! – легкомысленно подумала она. – Зато будет перед кем похвастаться вылизанной хатой, все-таки редко так бывает у нас, чтобы нигде ни пылинки».

Дед пришел так быстро, будто стоял под дверью, и с порога вручил коробку конфет и букет слегка подмороженных, но пышных гвоздик нежно-розового цвета.

Вере Ивановне стало неловко от такого гусарского размаха, и почему-то она обрадовалась, что к приходу гостя надела лучшее свое шелковое платье и успела причесаться и слегка накрасить губы.



Танины друзья всегда разувались, но Вера Ивановна знала, что это в принципе дурной тон, и хотела предложить деду пройти так, но не успела. Он стремительно скинул пальто и ботинки и в одних носках проследовал на кухню, прижимая к себе потрепанный портфель с тусклой латунной пряжкой.

Пока она ставила цветы в вазу и зажигала газ под чайником, дед достал из портфеля какие-то листы бумаги и разложил их по всему столу.

– Смотрите, какая история! – воскликнул гость, нетерпеливо отмахнувшись от вопроса про чай или кофе. – Я специально взял километровки для наглядности.

Вера Ивановна заглянула. На «двойных» листках, вырванных из школьной тетрадки в клеточку, были уверенной рукой перерисованы подробные карты.

Она подавила завистливый вздох. Когда Таня училась в школе, достать контурные карты по истории и географии было нелегко. Кальку, чтобы перенести рисунок из атласа, тоже не вдруг купишь, и оставалось одно – срисовывать. Хорошо, что учителя относились с пониманием и ставили Тане хорошие оценки, несмотря на то, что карты, начертанные нетвердой рукой Веры Ивановны, давали очень приблизительное представление о местности.

Валентин же Васильевич рисовал так, будто в штабе работал.

– Крестиками указано, где были обнаружены тела несчастных детей, – достав из кармана пластмассовую шариковую ручку, он показал где, – я отмечал так, как понял по материалам дела, поэтому погрешность может быть довольно большой, но не думаю, что значимой.


– Да-да, продолжайте, – кивнула Вера Ивановна, думая, как правильнее – предложить гостю отобедать сейчас или дождаться Таню и поесть всем вместе. Карты впечатлили ее как доказательство серьезного отношения деда к своим обязанностям заседателя, но истину она в них увидеть не ждала. Просто мужчины любят всякие планы, схемы и таблицы, особенно когда по существу нечего сказать.

Вера Ивановна украдкой посмотрелась в сияющий никелированный бок чайника. Даже в искаженном виде было ясно, что она выглядит хорошо, свежо и немножко романтично. Черт, почти забытое чувство – нравиться себе, и от этого немного неловко.

Тут дед резко хлопнул по столу ладонью, так что Вера Ивановна чуть не подскочила.

– У убийцы должна быть машина! – азартно выкрикнул Валентин Васильевич.

– Да?

– Не да, а так точно! Все ребята были найдены далеко от дома, и никто из близких не смог объяснить, зачем они оказались в тех краях. Это раз! Дальше – остановки общественного транспорта находятся самое близкое в трех километрах, и в окрестностях нет абсолютно ничего интересного, чем можно было бы увлечь жертву. Сделаем поправку на то, что в юности мозгов у человека нет, но даже в те далекие благословенные времена я бы не стал без ясной цели шататься по пустырям с незнакомцами.

– Ну мы же не знаем, чем он их соблазнял.

– Вера Ивановна, это надо придумать что-то очень экстраординарное, чтобы заставить парня тащиться с тобой через весь город.

– Может, и придумал, – вздохнула Вера Ивановна. – Это у нас с вами фантазии не хватает, потому что мы мирные и добропорядочные люди, а у закоренелых убийц воображение работает очень хорошо. Преступники, Валентин Васильевич, вообще люди лживые и оттого изобретательные.

– Принимается. Но взгляните тогда на эту карту Ленинградской области. На ней я отметил все места преступления и адреса наших жертв и соединил их пунктирными линиями. Видите закономерность? Почти каждая такая линия пересекает значительную часть города. Неужели у убийцы настолько крепкие нервы, что он ехал вместе с жертвой на общественном транспорте, рискуя встретить знакомого своего собственного или приятеля намеченной жертвы? Или, того хуже, знакомый его заметит и не подойдет, вроде нашего глазастого свидетеля, показаниям которого я так и не верю. Ленинград – город маленький, Вера Ивановна, неожиданные встречи тут в порядке вещей, особенно у молодежи, ибо у них широкий круг общения.

Она пожала плечами. В чем-то Валентин Васильевич прав, хотя свидетели – народ ненадежный.

– А как вам разброс? – горячился дед. – Вы, например, много ли знаете глухих мест в нашем городе? Все-таки канавы и заброшенные стройки – это не Эрмитаж, туда экскурсии не водят. Может ли человек изучить город так подробно, не имея автомобиля?

Она снова пожала плечами.

– Вы посмотрите на карту и прикиньте, сколько ему пришлось исходить дорог, чтобы найти подходящие места!

Вера Ивановна послушно склонилась над картой. Действительно… Пешие поиски потребовали бы кучу времени и сил, между тем исследование местности на автомобиле – приятная и легкая прогулка.

С другой стороны, у маньяков своя логика, вероятно, для них одно удовольствие шляться по всяким помойкам, планируя и предвкушая будущие преступления.

Но если посмотреть на любовно нарисованные Валентином Васильевичем карты, то мысль об автомобиле напрашивается сама собой.

– Возможно, вы правы, – сказала она, – чай или кофе?

Дед нетерпеливо отмахнулся, мол, какая разница. Вера Ивановна вспомнила, что он страстный курильщик, достала блюдечко с почти стершимся золотым ободком и подала ему вместо пепельницы.

– Курите, пожалуйста.

Валентин Васильевич затянулся, и кухня тут же наполнилась таким вонючим дымом, что Вера Ивановна поскорее распахнула форточку.

– А Еремеев одноглазый, поэтому машину водить никак не может! – злорадно фыркнул дед.

– Но не слепой же! Получил права еще до инвалидности и ездит себе без медицинской справки.

– На чем? Кажется, у него нет машины.

– По доверенности ездит. Военные летчики – ребята отчаянные, наверное, он приспособился как-то.

Валентин Васильевич крепко зажмурил один глаз. Посидел, покрутил головой, подумал и наконец сказал, что, похоже, она права. При известной сноровке можно компенсировать слепое поле.

– Слушайте, а что гадать? Я составлю ходатайства в ГАИ и во ВТЭК. Пусть гаишники сообщат, есть у Еремеева права или нет, зарегистрировано ли на него какое-нибудь транспортное средство, а врач-эксперт расскажет нам, на что способны одноглазые люди, а на что нет.

Дед энергично кивнул, аккуратно сложил свои карты и убрал в портфель.

– Надо бороться, – сказал он.

– Неужели вы так убеждены, что убийца кто-то другой?

Валентин Васильевич поморщился:

– Да не особо, если честно. Просто эта сладкоголосая гнида Лестовский беспрерывно поет о виновности Еремеева, и судья, кажется, тоже не сомневается, так кто-то же должен! В едином порыве хорошо план перевыполнять, а не на смерть отправлять человека.





* * *


Ирина собиралась взять сына с собой на встречу с замполитом, но чем ближе, тем меньше ей нравилась странная таинственность, поэтому на всякий случай она с утра отвезла Егорку к бабушке.

Дорога оказалась легкой и быстрой, автобусы подходили к остановке почти мгновенно, и в результате Ирина оказалась на «Нарвской» за целый час до назначенной встречи.