Последняя тайна Рейха

— Выходили ночью? — процедил Шиллер, прожигая его взглядом.

— Никак нет, господин штурмфюрер. — Потанин сделал удивленное лицо, впрочем, в меру, чтобы не переигрывать. — После ужина я вернулся сюда, покурил в туалете и лег спать. Что-то случилось, господин штурмфюрер?

— Да, можно и так сказать. — Шиллер пристально смотрел ему в глаза, выискивал в них что-то наигранное, неестественное. — Идемте со мной.

Хорошо, что хоть автоматчики не толкали его в спину и не стучали прикладами по черепу! Весь замок по поводу трагического события не сбежался, но в коридоре восточного крыла высилась охрана со штурмовыми винтовками. Дверь в комнату Чепурнова была распахнута.

Внутри находились нахмуренный барон, майор Нитке, еще два автоматчика. Человек с погонами обершарфюрера ползал по полу, что-то вынюхивал. Его сослуживец в звании гауптшарфюрера обыскивал шкафы и буфеты. В помещении стоял довольно ощутимый трупный запах. С момента смерти Чепурнова прошло девять часов. В остальном без изменений. Труп, расплывшийся по столу, еда, бутылка.

Обершарфюрер поднялся с пола, осторожно взял бутылку с выдохшимся шнапсом, понюхал, пожал плечами, поставил обратно. Его коллега приподнял голову покойника, поморщился, когда изо рта у него полезла всякая мерзость, положил на прежнее место.

Взоры Нитке и барона устремились на Потанина.

Тот старательно играл свою роль, изображал удивление, испуг, даже отчасти переживание за потерю соратника по многотрудной борьбе. Он вытянул челюсть, взялся за горло. Да, такое зрелище плохо способствовало пищеварению.

— Господи Иисусе! Что случилось? — пробормотал Олег и добавил еще чуток испуга в глаза.

Дескать, неужто господа немецкие офицеры подумали на меня?

— Нам очень жаль, Алекс, но, похоже, мы потеряли вашего соотечественника, — прохладно заметил барон и стал испепелять Потанина взглядом.

Все ли он учел? Мысли Олега метались, но вел он себя вроде естественно, как и положено, если ты вообще не при делах, попятился, заморгал, стал воровато озираться.

— Для вас это тоже новость, не так ли? — спросил майор Нитке.

— Господи, да что с Глебом? Вы можете объяснить? — Он сорвался на фальцет, закашлялся.

Шиллер поморщился, а вот барон в принципе не выглядел особо удрученным. Он выжал из Чепурнова все, что мог, и вообще сомнительно, что собирался брать его с собой. Наобещать — другое дело. Ему уже не нужна была эта персона, полностью выполнившая свою миссию. Чувством признательности и прочей сентиментальщиной эти люди себя не отягощали.

— Человек умер. Мне кажется, все понятно, — сказал фон Гертенберг. — А вот сам или кто-то помог ему, это вопрос интересный.

— Проклятье!.. Вы на меня думаете? — Олег чувствовал, как кровь отливала от его лица, деревенели руки. — Я ни о чем не знал, господин барон. Зачем это мне? Да мы с Глебом!.. — Он играл как артист на сцене, горячо надеясь, что Константин Сергеевич Станиславский одобрил бы его работу, во всяком случае скорее поверил бы ему, чем нет.

— Ладно, оставьте при себе крокодиловые слезы, — раздраженно проговорил барон. — Господин Филиппенко, которого вы знали под фамилией Чепурнов, должен был явиться ко мне в половине девятого. Он не прибыл, я послал человека. Тот стучал, потом выяснил, что дверь не заперта, а внутри такая вот прелесть. Значит, вы не были в курсе?..

— Да нет же, Христом клянусь! — Он делал вид, что приходит в себя, начал всматриваться. — Может, ему стало плохо? Или подавился?

— Разрешите ремарку, господин барон? — сказал гауптшарфюрер. — Мы не видим следов насилия или что-либо, указывающее на наличие здесь второго лица. Дверь была не заперта, но он сам мог оставить ее открытой, считая, что ему ничего не угрожает. Или забыл запереться. Возможно, у человека были проблемы с сердцем, и случилось то, что врачи называют инфарктом. Не думаю, что он подавился. Еда, оставшаяся во рту, выглядит нежеваной. Лицо сведено судорогой, что подтверждает данную мысль. Скрюченные пальцы немного вывернуты. Все произошло внезапно, он не успел подняться со стула, просто отказало сердце. Да и охрана не слышала ничего подозрительного.

— Не знаю, позволено ли мне будет сказать, — услышал Олег собственный дрожащий голос. — Но Глеб вчера заходил ко мне, поздравлял с назначением. Я предложил ему немного выпить. Он сказал, что всячески приветствует эту идею, но как-то в груди нехорошо покалывает уже второй день, поэтому лучше воздержаться. Жаловался на удар в грудную клетку, который ему нанес надзиратель в большевистской тюрьме. Дескать, после этого и стало побаливать. Может, вечером он почувствовал себя лучше, решил выпить стакан во время еды, тут-то все и случилось?

Все молчали. Имейся в распоряжении барона сотрудник уголовной полиции с опытом работы, он бы смог отыскать пару неувязок, а так…

— Ладно, всем разойтись, займитесь делом! — Барон надменно поджал губы. — Нойлер, прикажите своим людям навести порядок. Пусть тело отвезут в лес и закопают. Мазовецкий, ну и чего вы тут застыли? — Он снова таращился на Олега, но уже без прежней предвзятости. — Почему не выполняете свои прямые обязанности? Ваши люди маются без дела, машина ждет. У вас сегодня последняя поездка на аэродром.

Эмоции вновь затмевали рассудок. Оставались последние день и ночь. После чего барон намерен был убраться отсюда к чертовой матери! Советские войска находились неизвестно где, и у этого дьявола все могло получиться! Страх разоблачения прошел, но на Олега снова навалилось отчаяние. Полицейские, засучив рукава, грузили ящики в машину, покрикивали друг на друга, а он прохаживался в стороне, заложив руки за спину, угрюмо посматривал на окружающий мир.

Через аллею пробежал майор Нитке, остановился, побеседовал с баронессой, стоявшей на открытой галерее. Женщина была бледна, малоподвижна, куталась в плащ с меховым воротником, хотя особого холода не было. Она слушала майора и меланхолично кивала, потом осталась одна и безучастно смотрела в пространство. В руке у нее дымилась сигарета, которой баронесса забывала затягиваться.

Дважды в поле зрения Потанина возникал штурмфюрер Шиллер. Он слонялся по замку в отвратительном расположении духа.

Полицейские посматривали на Олега как-то предвзято. Возможно, их удивляло то обстоятельство, что они имели оружие, а у него такового не было. Или же что-то другое.

Туманный взгляд Стаханюка по-прежнему часто задерживался на Потанине. Этого типа явно что-то волновало. Это состояние передавалось объекту его внимания. Удавка продолжала сжиматься, вгрызалась в кожу. Олег задыхался от понимания собственного бессилия.

Они снова тряслись в машине. Дыховичный приставал к нему с разговорами. Мол, где вы служили на благо великой Германии, пан Мазовецкий? Участвовали ли в эпохальных сражениях? Сколько коммунистов на вашем личном счету? Он что-то отвечал, не забывая выпячивать губу и задирать нос. Полицаи уважительно кивали.

Олег опять машинально фиксировал обстановку. Эсэсовской охраны меньше не стало, даже наоборот! По дороге теперь разъезжали уже два бронетранспортера. Разумеется, всю эту ораву барон не мог взять с собой. Значит, солдатам и командирам усердно врут, водят за нос, а в нужный час просто бросят на произвол судьбы.

На аэродромном поле тоже стало больше вооруженной публики. Военные вели себя четко, по уставу. Бюрократия продолжала торжествовать. Караульные внимательно вчитывались в бумажки, предъявляемые им.

«Может, они не до конца понимают, что происходит? — объявилась интересная мысль в голове Олега. — Не владеют информацией, до абсурда верны идее и вере в непобедимость Германии?»

Ему приветливо кивнул оберштурмфюрер Бруннер. Он ответил ему тем же. Этого парня явно никто не посвящал в пертурбации, происходящие в замке. Самолет стоял на том же месте. Его недавно заправили, техники сворачивали шланги. Еще один повод поскрипеть зубами.

У полицаев вдруг разыгрался творческий подход к делу. Они проявляли сообразительность, чтобы поменьше работать. Сначала эти типы стащили на землю все четыре ящика, по очереди поднесли их к трапу и только потом начали загрузку. Олег курил, слоняясь поодаль. Первый ящик оказался на борту без его участия. Матерно бурчал Запорожец, напоровшийся плечом на кронштейн.

Когда полицаи вносили второй ящик, Потанин пристроился в кильватер, тоже вошел в салон. Горка багажа в хвосте воздушного судна постепенно росла, но не впечатляла объемами. Общий вес на глазок составлял явно меньше полутора тонн. Барон увозил только самые ценные вещи.

Полицаи пристраивали ящик в общую кучу, а Олег озирался. В кабине пилотов что-то поскрипывало. Вчерашний знакомец обер-лейтенант Кестлин проводил отладку оборудования.

Полицаи подались к выходу, он пропустил их, спустился следом, снова шатался, курил. Грузчики передохнули, взялись за третий ящик. Но не успели они ступить на трап, как из самолета вылупился второй пилот Кестлин и заспешил к зданиям, волоча с собой какие-то инструменты, завернутые в тряпицу. Он кивнул Олегу как старому знакомому и больше не оборачивался.


Полицаи втаскивали ящик в нутро самолета. Он оказался особенно тяжелым. Грузчики нервничали, тужились.

Что-то толкнуло Потанина в затылок. Он бросился к ним, стал помогать. Совместными усилиями они заволокли контейнер в салон, пристроили в общую массу. Потанин замешкался, стал поправлять брезент. Полицейские по одному спрыгнули на землю. Олег чуть не задохнулся от волнения. Сколько времени в запасе? Секунд сорок, пока эти мерзавцы отдышатся, возьмутся за ручки последнего контейнера, поволокут его наверх.

Он на цыпочках перелетел в кабину пилотов. Все прибрано, никакого беспорядка, самолет готов к полету. Вывести из строя штурвал? За полминуты не успеть. Да и сработать надо незаметно, иначе сразу схватят!

Это был полнейший маразм. Он понятия не имел, что делать. Взгляд его скользил по тумблерам, рычагам, панели управления со стрелочными индикаторами. Олег вытащил из кармана перочинный нож, стал вскрывать крышку первого попавшегося прибора. Судя по надписи под стрелкой, это был высотомер. Лезвие поддело крышку, она выскочила из зацепления. Внутри приборы, скрученные провода.

Потанин пилил их затупившимся лезвием, они рвались, торчали как прутья из веника. Он пальцами запихивал их обратно под приборы, чтобы пилоты не сразу заметили диверсию, утрамбовал куда-то вглубь, пристроил на место крышку.

Сердце его вырывалось из груди. Что еще сломать? Нет, поздно. Секундомер в голове извещал, что время вышло. Он выскочил из кабины.

Когда полицаи влезали внутрь с последним контейнером, Потанин стоял посреди салона и расточал в их адрес матерные слова. Мол, какого хрена вы возитесь, бойцы? Я замаялся ждать! Они помалкивали, лишь косились на него, волоком потащили ящик в общую кучу.

Недобрые опасения Олега подтвердились. Это была последняя ходка.

По прибытии в замок барон отвел его в сторону, выслушал доклад о благополучном завершении погрузки, удовлетворенно кивнул и спросил:

— Испугались сегодня утром, Алекс, когда узрели труп вашего коллеги?

— Признаться, было такое дело, господин барон, — подтвердил Потанин. — Смалодушничал немного. Это так неожиданно. Очень жалко, когда теряешь товарища по службе. А еще обидно за человека, когда он гибнет вот так, а не в боевой обстановке. Он же был важен для вас.

— Да, безусловно, — без тени печали отозвался барон. — Этот человек был очень нужен, мне будет его не хватать. Надеюсь, вы возложите на себя обязанности, которые поручались ему, а также дополните наше дальнейшее сотрудничество другими полезными вещами.

— Это не подлежит сомнению, господин барон.

— Ну, что ж, посмотрим. Сегодня можете отдыхать. Считайте вторую половину дня выходным. Мы решим, что делать с вашими полицейскими. Возможно, они усилят оцепление. Кстати… — Барон замялся. — Мы получили радиограмму из Берлина. Ее отправил мой товарищ по археологическим экспедициям. Его зовут Отто Зиммер. Он находился в здании Рейхстага, там еще работала радиосвязь.

— Что-нибудь известно про майора Штрауба? — встрепенулся Олег. — Простите, господин барон, но если это так, то мне придется перед вами извиниться, покинуть вас и до конца выполнить свой долг военного разведчика.

— Да неужели, — проворчал тот, пытливо созерцая лицо собеседника. — Оставьте бессмысленные надежды, Алекс. Берлин горит, и положение ухудшается с каждым днем. Защитники города не справляются со своими задачами, отступают к центру. Их давят войска сразу трех советских фронтов. Подкреплений не будет, это уже понятно. Судьба рейхсканцелярии и ее обитателей неизвестна. Рейхстаг подвергается обстрелу и штурму уже третий день, с двадцать восьмого апреля. Его атакуют две дивизии русских. Когда звонил Зиммер, они уже заняли первый этаж, рвались вверх. Часть защитников ушли на верхние этажи, многие укрылись в подвалах. В Рейхстаге осталось меньше тысячи наших солдат. Зиммер сообщил, что будет биться до последнего и умрет на поле боя с оружием в руках. В его ближайших планах не значилась сдача в плен. Это конец, Алекс. Мы можем надеяться, сколько угодно уповать на чудо, но реальность, увы, берет свое. Ваш майор Штрауб вне зоны досягаемости, и вряд ли вы о нем еще услышите. Забудьте про Берлин, это уже не наш город, там хозяйничают дикие русские бабуины.

— Это очень прискорбно, господин барон, — сказал Олег и поджал губы.

— Я сообщаю вам об этом, чтобы вы не питали радужных надежд. Но не все так плохо. — Барон улыбнулся. — Во всяком случае, у нас. Мы заканчиваем последние приготовления и на рассвете отправляемся в путешествие. Вы должны быть готовы в шесть утра. Постарайтесь выспаться. Есть вопросы?

— Признаюсь со всей откровенностью, господин барон, их у меня много. Все же я думаю, что не стоит с ними лезть раньше времени.

— Ну что ж, вы еще умнее, чем кажетесь, — сказал барон и поощрительно похлопал его по плечу. — Можете быть свободны, пан Мазовецкий. Постарайтесь не путаться под ногами.

Но Олег не мог не путаться под ногами! Он шатался по двору, в котором ровным счетом ничего не происходило, проигрывал в голове варианты своих действий. На него надменно косились солдаты, охраняющие замковый комплекс. Опустила глаза горничная, прошмыгнувшая мимо. С опаской глянула упитанная Урсула, когда он шел по коридору, поспешила закрыться у себя в комнате. Исподлобья покосился дворецкий Шульман, когда они столкнулись в третий раз. Такое ощущение, что для всех этих людей он выглядел как смерть в балахоне и с косой!

Потанин истоптал кирзовыми сапогами все западное крыло замка, где не было ничего интересного кроме заброшенных учебных классов. В глубине коридора он обнаружил переход, тянущийся на юг, направился туда, дважды свернул, спустился по винтовой лестнице и оказался в закрытой галерее первого этажа. Снова помпезные колонны, готическая вязь на бесконечных аркатурах, средневековые горельефы, живописующие нравы рыцарей и их прислужников.

В западной части южного крыла обнаружилась лестница, ведущая на второй этаж. Он поднимался по ней, и с каждым шагом в душе его усиливалось сопротивление. Голова кружилась так, словно Потанин взбирался на высокую гору.

В этой части замка было пусто. Даже мягкие шаги рождали дрожащее эхо на потолке. Воздух звенел, крупицы пыли висели в воздухе. Он проходил через залы, заваленные мусором. В одном из них остался рыцарь в доспехах с опущенным забралом. Он стоял как какой-то идол, опираясь на копье, охранял пустые стены. Олег шел как по вчерашнему дню и чувствовал, что зло еще здесь. Оно не вывезено в опломбированном контейнере, впиталось в эти стены, невидимыми нитями свисает с потолка.

Вскоре майор контрразведки СМЕРШ подошел к ответвлению, ведущему в глубину здания, где находилась тайная комната.

«Если барон здесь, то можно выключить охрану, дать ему в челюсть и быстро выяснить, что за фигню он здесь держит, — витала в его голове не вполне осознанная мысль. — Схватить фон Гертенберга в охапку и уйти, прикрываясь его телом. В хозяина солдаты стрелять не станут.

Что потом? Попробовать захватить машину, прорваться через местность, напичканную эсэсовцами, у которых боевого опыта выше крыши».

Он дошел до аппендикса и встал. Из глубин замка доносились мужские голоса. Поколебавшись, Потанин шагнул в коридор, добрался на цыпочках до последнего поворота. Голоса приблизились, лязгал металл. Барон был здесь. При нем не только пара охранников, но и кто-то еще. Возможно, майор Нитке.

Нет, Олег еще не выжил из ума, чтобы бросаться с голыми руками на группу вооруженных людей! Он попятился, вышел в широкий коридор, припустил к лестнице и столкнулся с озабоченной Матильдой Фогель! Она несла скрученные рулоном пустые мешки, быстро сделала большие глаза, отступила, машинально взялась за кобуру на поясе, которой вчера не было.

Да и сама она выглядела не так, как раньше. Волосы собраны под пилоткой, одета в пиджачную пару, напоминающую парадную форму немецкого пилота. Пистолет, по счастью, остался в кобуре.

Поколебавшись, Матильда убрала с нее руку, раздраженно качнула головой и проговорила:

— Вы возникаете как привидение, пан Мазовецкий. Куда это, если не секрет, вы крадетесь?

— Я крадусь? — изумился Олег. — Что это вы такое говорите, фройляйн Фогель? Я совершал прогулку по замку в свободное от службы время. Возможно, задумался. Вы тоже шли не очень громко.

— Я всегда хожу не очень громко, — отрезала Матильда. — Топать ногами свойственно мужчинам. — Она смотрела на него очень пристально, явно пыталась раскусить.

Официальная версия ее не вполне устраивала.

Он не стремился наклеить на лицо дурковатую маску, понимал, что не тот случай, но особо умного тоже из себя не строил, играл, как уж мог.

«Этой особе надо объединиться с Шиллером, — подумал Потанин. — Вдвоем они меня быстро раскусят».

— Хорошо, я понимаю, вы гуляете, — сказала Матильда. — Потому что вам нечем заняться. И как тут дышится, пан Мазовецкий?