Последняя тайна Рейха

Он развел подрагивающие створки. Темная ночь вошла в комнату, расположенную на втором этаже замка. Ветер гудел в вершинах деревьев. Скалы вздымались в непосредственной близости от замка, представляли собой неодолимое препятствие. Дальше к северу эти махины сглаживались, обрастали уступами. На плоских вершинах высился лес.

Олег перегнулся через подоконник, и у него тут же закружилась голова. Высота впечатляла. В обычном здании это был бы четвертый этаж, а никак не второй. Поблизости никаких балконов, выступов, карнизов, голая каменная стена.

Время поджимало. Он бросился обратно в санузел, стал выхватывать из ящика веревки, смотанные аккуратно, чисто по-немецки. Одна была как будто ничего, вроде утолщенной бельевой, не такая ветхая, как остальные. Потанин не знал, хватит ли ее, но выбора у него все равно не было. Там же валялись грязные перчатки — отлично!

Он кинулся в комнату, подтащил кровать к подоконнику — благо недалеко свет, — стал привязывать конец веревки к дужке. Пальцы срывались. Олег изо всех сил затягивал узлы, выбросил в темноту весь моток, натянул перчатки, полез на подоконник.

В дверь опять кто-то постучал!

Он чуть не вылетел из окна и выкрикнул:

— Минутку!

Поможет ли? В запасе считаные мгновения. Что бы он делал без перчаток? Все ладони сжег бы до мяса. Веревка оказалась сравнительно прочной, но держаться за нее было неудобно, все-таки не канат.

Потанин вцепился в нее мертвой хваткой, перевалился через подоконник и стал качаться как маятник. Он набрался храбрости, перехватил ее ниже, потом еще раз. Олег ударился боком о стену, и руки его чуть не разжались. Но он скользил вниз, чувствуя, что даже сквозь перчатки обжигает ладони. Веревка натянулась. Наверху скрежетала кровать. Беглец не удосужился придвинуть ее плотнее к окну.

Он услышал стук в дверь. Потом она открылась.

— Просим прощения, господин штурмфюрер…

Олег стал активнее перебирать руками. Плевать на боль. Он фактически съезжал по веревке как неодушевленный груз.

Наверху раздались крики. Обнаружили, болезные, что их начальство скорее мертво, чем живо!

Потанин вычеркнул боль из списка своих ощущений, слегка разжал пальцы и поехал вниз как на санках.

— Он здесь! — истошно прокричал эсэсовец, высунувшись в окно. — Я вижу его!

Веревка кончилась в двух метрах от земли. Свободное падение было недолгим, но ноги Олег отбил. Он катился к стене, земля и жухлые листья сыпались за воротник. Из окна прогремела очередь. Черта с два им! Тут его уже не достать!

Наверху ругались несколько луженых глоток. Стрельба оборвалась. Солдаты спорили. Никому из них не хотелось воспользоваться тем же лифтом. Такие туши, да при всей амуниции, точно оборвутся.

Болела подвернутая лодыжка. Он хромал, держась за стену, под ногами хрустели ветки. До угла оставалось немного.

Из-за него вдруг выступила какая-то невнятная фигура.

— Стой, стрелять буду!

Олег шмыгнул за пилястру, последнюю от угла. Да провались ты к чертовой матери, служивый! Часовой, наблюдавший за периметром, услышал выстрелы. Дай бог, чтобы он был тут один, а не целая ватага.

— Выходи, стрелять буду!

Олегу приходилось вжиматься в стену. Он не мог извлечь пистолет из внутреннего кармана. Часовой заметил бы это.

— Я свой, с другого конца иду. Ты кто — Курт? — свистящим шепотом спросил Потанин.

Часовой замялся и ответил:

— Нет, Иоганн Рунге.

— А где Курт?

— Какой Курт?

— Черт! Я Шредер из внешнего оцепления. Мы выполняем приказ оберштурмфюрера Бруннера. Здесь были двое моих парней. Я не могу их найти.

— А чего ты прячешься?

— Так ты же выстрелить в меня собрался, дружище.

— Ладно, расслабься. Где твои люди? Кто тут стрелял? — Зашуршали листья под ногами, небогатый на мозги охранник шагнул вперед.

Он не успел возникнуть в поле зрения Олега, как тот подался из-за пилястры, выставил ногу. Когда солдат запнулся об нее, Потанин с силой оттолкнул его от себя. Охранник не удержался и покатился по земле. Олег метнулся за ним, не дал встать, оседлал, схватил его за горло, стал душить. Но тот ворочался, как медведь в берлоге, ни в какую не желал поддаваться. Продавить такую шею было невозможно.

Майор отнял от горла одну руку, стал шарить у фашиста на боку, нащупал патронташ, фляжку, чехол со штык-ножом, запираемый кнопкой.

Он бил эсэсовца его же собственным оружием, наносил удары в грудь, кромсал в лоскуты. Немец стонал, вздрагивал после каждого удара. Когда противник затих, Олег скатился с него, забрал штурмовую винтовку, пару запасных магазинов и две гранаты с длинными ручками.

Он нырнул в канаву, пополз по ней, стараясь не отрываться от земли. До скал оставалось метров пятьдесят.

Ночное пространство рвали вопли. Топали солдаты, бежали из-за угла. Они обнаружили мертвеца и загалдели как вороны.

Олег уже выбрался из канавы, заполз за ближайший камень. От него он перебрался к следующему, потом поднялся и понесся в провал между глыбами.






Глава 11




Это было жирное фиаско. Он и раньше-то не справлялся с заданием, а теперь и подавно. Вход в замок ему был заказан. Персона нон-грата. Его немного утешало то обстоятельство, что он пока был жив и оставался на свободе.

Он заполз на вершину скалы. Со стороны она казалась плоской, ровной. На деле же здесь хватало и камней, и расщелин, имелись пути отхода. Извилистая нора уходила в глубину скалы. Олегу хотелось надеяться, что она естественного происхождения.

Он дико вымотался, лежал на спине и таращился на звезды, которых этой ночью в небе было до отвала. Потом Олег перевернулся, подполз к расщелине, покурил в черноту норы, пряча огонек. Сигареты смялись, отсырели, но пока годились. От земли несло холодом. Потанин вряд ли мог провести здесь всю ночь.

До северо-западной оконечности замка было не больше ста метров. Он видел острый северный угол, свое окно, в котором еще горел свет. По комнате сновали тени. Иногда доносились крики разъяренных людей. Остальные окна сливались со стенами, лишь в отдельных местах возникали и пропадали мутные блики.

Слева, за замком и зелеными насаждениями, виднелась часть аэродромного поля. Там горели огни и бегали люди, словно физзарядку проводили.

Олег лежал, терпел, но холод делал свое подлое дело. Ночи в Германии далеко не тропические.

В голове майора контрразведки СМЕРШ кипели мысли.

«Заветная цель максимально отдалилась. О выполнении задания на сто процентов можно забыть. Я должен выполнить хотя бы часть. Мне удалось повредить прибор в самолете, но не факт, что от этого зависит его живучесть в воздухе. Если пилоты обнаружат неисправность до взлета, то исправят ее за десять минут.

Будут ли немцы меня искать? Да, какое-то время. Но не найдут и оставят это тщетное занятие. Я тут один, никому особо не нужен. Мои выпады могут быть болезненными, но по-крупному ни на что не влияют.

Да, барон доверился не тому человеку, но уж справится как-нибудь с уязвленным самолюбием. Самолет не вылетит раньше назначенного срока. Делать это из-за меня — просто оскорбление для целой кучи вооруженного народа. Фон Гертенберг прикажет усилить посты на аэродроме, на дороге. Объявлять в замке осадное положение он тоже не будет. Ему невдомек, что я могу вернуться к тигру в пасть, попытаться взять барона живым или убить его.

Проникнуть в замок не так уж и сложно. Не надо идти через КПП или изображать чудеса альпинизма. В северном углу есть пролом в стене, прикрытый маскировочной сеткой. Один часовой, даже два — не помеха. Во всяком случае, попытка не пытка. — Он трясся от холода, скрипел зубами. — Нет, не зря погибли красноармейцы, преследовавшие диверсантов, полегла тьма хорошего народа у здания штаба в Швайцбурге. Я должен довести свое дело до победного конца. Плевать мне на то, что это звучит как полный абсурд!»

В окрестностях замка появились люди, и Олегу стало веселее. По крайней мере, это помогло ему забыть про холод. Эсэсовцы, которых было никак не менее взвода, прочесывали территорию, прилегающую к зданиям.

Сначала он услышал приглушенные голоса. Их принес ветер. Солдаты шли с юга, выстроившись в цепь. Сумрачные силуэты колыхались в воздухе. Они с минимальным интервалом двигались вдоль замковой стены, по сглаженному рву вокруг старой крепости, перебирались по скалам, углублялись в лес позади них, выдерживали темп, обменивались замечаниями и шуточками. Позвякивал металл, катились камешки со скалы.

Олег понял, что через минуту эсэсовцы будут здесь, покинул наблюдательный пост, отполз назад, развернулся и стал вдавливаться вперед ногами в черную дыру, прорезающую камень. Он не нервничал, понимал, что все в руках судьбы, работал плечами, ногами, задним местом. Автомат пристроил на грудь. Втиснувшись в щель, Потанин вытянул руки за голову, нащупал булыжник, который облюбовал заранее, подтащил его к голове и закупорил отверстие. Стало совсем темно.

Он лежал, спокойный как буддийский монах, пристроив большой палец на спусковой крючок. Металлический ствол холодил щеку. Первая очередь достанется тому, кто откатит камень. А последнюю пулю можно будет пустить и себе в подбородок.

Солдаты шли внизу, под скалами, и обсуждали какого-то Вагнера, который несколько часов назад дезертировал из подразделения. Сдали нервы у человека. Он оставил оружие, эсэсовское облачение, вырядился в штатское и рванул в южном направлении, даже не попрощавшись с товарищами.

Это возмутительно! Солдаты обязаны до конца выполнять свой долг. Совершенно не важно, нравится им это или нет. В крайнем случае можно поступить как старина Вольфганг. Он ушел от всех подальше, покурил на природе, а потом выдернул чеку из гранаты, на которой сидел. Она была противотанковой. Соответственно, осталось от старины Вольфганга немного.

Сослуживец возражал. Мол, это тоже эгоистичный поступок. Хочешь себя убить, воспользуйся пулей. Зачем переводить гранату, которой можно подорвать русский танк?

Беседа была чертовски содержательной.

«Наша Таня громко плачет, — декламировал про себя Олег. — Уронила в речку мячик. Тише, Танечка, не плачь, все равно соседский мяч».

Солдаты внизу проследовали мимо, но те, которые шли левее, уже взбирались на скалу. Они чертыхались, кто-то споткнулся, товарищ подставил ему плечо. Им было не до беседы, приходилось смотреть под ноги. Скрипела каменная крошка, эсэсовцы тяжело дышали.

Один из них прошел совсем рядом с камнем, за которым покоилась голова советского контрразведчика, и ударил по нему носком сапога, видимо, хотел отбросить. Олег не дышал. Палец его ласково поглаживал спусковой крючок.

— Чего ты застрял, Альберт? — проворчал сослуживец. — Стоишь там как служебная собака, ноздри раздуваешь. Лучше помоги спуститься.

«Русский дух почувствовал, — уныло подумал Олег. — Хороший нюх у человека. А я еще и недавно покурил».

— Нет, наверное, мне показалось, — неуверенно пробормотал солдат. — Нет тут никого.

Эсэсовцы стали карабкаться дальше. При этом они выражали недовольство тем обстоятельством, что их товарищи слева и справа просто идут прогулочным шагом, а им приходится преодолевать опасные препятствия.

Угроза миновала, и снова стало холодно. Потанин терпеливо ждал. Облава удалялась. Второй волны не было.

«Не так уж много бойцов в распоряжении барона. Интересно, что он им наобещал? — подумал Олег. — Ведь они понимают, что хозяин улетит, всех с собой забрать не сможет. Просто выполняют свой священный долг? Барон исчезнет, а они все дружно застрелятся? Ведь знают, что Красная армия такую публику в плен не берет. У советских солдат давно сложилось особо трепетное отношение к черному ордену СС».

Он отодвинул камень, выбрался из норы, стал осматриваться. Облава выстраивалась в цепь за северной оконечностью замка. Солдаты подождали своих отставших товарищей и двинулись дальше. Их контуры таяли во мраке.

«Быстро в замок! — приказал самому себе майор. — Момент удобный, охраны там немного, все здесь! А ведь им еще надо дорогу контролировать, да и аэродром».

Он сполз на уступ, с него перебрался на соседний, спустился по извилистой тропе, залег в траве и убедился в том, что остался незамеченным. Потом Потанин начал короткими перебежками приближаться к северному углу крепостной стены.

Полная луна взобралась на небо, озаряла округу холодным светом.

С наружной стороны немцы тоже натянули сетку, чтобы не видеть этот позор. Хорошо, что не колючую проволоку. Препятствие так себе, и все же Олег умудрился запутаться как золотая рыбка. Он чертыхался, он резал прочные нити перочинным ножом, освобождал застрявшую ногу. Потом лежал, распластавшись за камнями, дожидался, пока мимо пройдет полуночный наружный патруль.