Поступь хаоса

Дева кликала меня




– «Мой самый дорогой на свете Тодд, – читала Виола, старательно копируя то, как говорил Бен (с ума сойти, как здорово копировала, надо сказать), – мой милый сын…»



Голос моей ма. Это она говорит.

Я обхватил себя руками и уставился на рассыпанную по земле пшеницу.



«Я начинаю этот дневник в день твоего рождения. В тот день, когда я впервые держу тебя на руках, а не в животе. Снаружи ты пинаешься точно так же, как внутри! И ты – самое прекрасное, что только есть и было на всем белом свете. Ты – самое прекрасное создание в Новом свете, а уж в Новой Елизавете тебе точно нет равных, это как пить дать».



Мое лицо начало угрожающе краснеть, но солнце все равно стояло еще не слишком высоко, и этого никто не увидел.



«Жаль, что твоего отца сейчас здесь нет, но Новый свет и Господь Бог, что видит нас, пожелали забрать его пять месяцев назад после болезни, так что нам с тобой придется подождать, пока мы снова встретимся с ним в жизни грядущей.

Ты очень похож на него. Ну, то есть младенцы вообще-то не сильно на кого-то похожи, кроме младенцев, но можешь мне поверить: ты очень на него похож. Ты вырастешь высоким, Тодд, потому что твой па был высокий. И ты будешь сильный, потому что он был силен. И еще ты будешь красивый, ох, какой же красивый ты будешь! Леди Нового света даже не догадываются, что их ждет!»



Виола перевернула страницу. Я упорно на нее не глядел. Чувствовал, што и она на меня тоже не смотрит, и нет, я не хотел увидеть у нее на лице улыбку. Сейчас – нет.

Потому што у нас тут творились странные вещи.

Ее слова были не ее слова. Они выходили у нее изо рта и звучали как ложь, но при этом созидали новую правду, творили новый мир, в котором моя ма говорила прямо со мной. Виола говорила не своим голосом, и мир, по крайней мере прямо сейчас, на какое-то время был мой. Он был весь мой, сделанный специально для меня.



«Сейчас я расскажу тебе про место, куда ты пришел, сынок. Оно называется Новый свет. Это целая планета, состоящая целиком из надежды…»



Виола умолкла, всего на секунду, потом продолжала.



«Мы приземлились здесь почти ровно десять лет назад. Мы искали новой жизни, чистой, простой, честной, доброй, ни в чем не похожей на Старый свет, чтобы люди могли жить здесь в безопасности и мире с Богом и его заповедями, в любви к ближнему своему.

Но и борьба тоже была. Я не начну это послание к тебе со лжи, сын мой. Нам пришлося нелегко…

Ох, ты только послушай, пишу сыну, и на тебе – «пришлося». Такова она, поселенческая жизнь, – на всякие изящества времени нет; так легко скатиться на уровень тех, кто радостно отбросил все манеры. Хотя в «пришлося» ведь нет особого вреда, ведь правда? Ну, вот и ладно. На том и порешили. Мой первый выбор как матери. Можешь говорить «пришлося», если захочешь, Тодд. Клянусь, что не стану тебя поправлять».



Виола поджала губы на секунду, но я никак это не прокомментировал, и она продолжала читать.



«В общем, в Новом свете и в Новой Елизавете были и свои трудности. И болезни тоже были. На этой планете есть нечто под названием Шум, и наши мужчины сражаются с ним с самой высадки, однако странно то, что ты и другие мальчики в поселении уже не будете знать разницы. Трудновато мне будет объяснить, какова была жизнь до того и почему она так трудна сейчас, но мы справляемся как можем.

Человек по имени Дэвид Прентисс, у которого есть сынок всего чуточку старше тебя, Тодд, – он один из лучших наших организаторов (если меня не подводит память, на корабле он был одним из комендантов)…»



Здесь Виола снова запнулась. Я подождал, пока она што-нибудь скажет, но она не стала.



«Он убедил Джессику Элизабет, нашего мэра, основать это поселение на другой стороне огромного болота, чтобы Шум остального Нового света нас не достиг, если мы только сами этого не захотим. В Новой Елизавете все равно ужасно Шумно, но это хотя бы все знакомые люди, сынок, люди, которым мы доверяем. Ну, по большей части.

Моя роль тут такова: я возделываю несколько полей пшеницы к северу от поселения. Поскольку твой па умер, наши друзья, Бен и Киллиан, помогают мне с работой – у них ферма по соседству. Жду не дождусь, когда ты наконец сможешь с ними познакомиться. Так, погоди, вы ведь уже знакомы! Они уже подержали тебя на руках и сказали: «Привет! А кто это тут у нас?» Всего один день в этом мире, а уже целых два новых друга, каково? Хорошее начало, сын.

Уверена, у тебя и дальше все будет хорошо – ты родился на две недели раньше срока. Явно решил, что с тебя довольно и пора посмотреть, что там мир приготовил для встречи с таким хорошим мальчиком. Я тебя за это не виню: небо тут такое большое и синее, и деревья зеленые, а еще это мир, где животные разговаривают. Правда разговаривают, Тодд, честно, и им можно отвечать. И вообще тут столько чудес, столько всего тебя ждет, Тодд, что мне просто невыносимо ждать, пока оно начнет происходить. Почему не сейчас? И тебе ведь тоже придется подождать, пока ты увидишь все эти возможности и все, чем ты сможешь заняться».




Виола перевела дух.

– Тут промежуток на странице, – сказала она. – А потом написано «Позже», как будто ей пришлось прерваться. – Она поглядела на меня. – Ты в порядке?

– Да, да, – я как-то очень быстро закивал (сидел, все еще обхвативши себя руками). – Ты продолжай.

Стало светлее, солнце уже уверенно взбиралось на небо. Я немножечко отвернулся от нее, на всякий случай.



«Позже.

Прости, сынок, пришлось отойти на минутку: приходил наш святой человек, Аарон».



Пауза. Она облизнула губы.



«Нам так повезло с ним, хотя в последнее время он говорит всякие вещи про местных жителей, с которыми я согласиться не могу. Аборигенов зовут спаклами. Это вообще был БОЛЬШОЙ сюрприз для нас. Они такие застенчивые, что первые планировщики еще в Старом свете и даже разведчики вообще не знали, что они тут есть!

Это такие милые создания. Совсем другие и, возможно, примитивные, и мы не смогли обнаружить у них никакой устной или письменной речи. Но я все равно не согласна с теми, кто думает, будто спаклы – это такие животные, а вовсе не разумные существа. А Аарон в последнее время все проповедует, что Господь проложил границу между нами и ними и…

Так. Все-таки это не тема для обсуждания в твой первый день жизни. Аарон свято верит в то, во что верит. Он вообще тут у нас столп веры и был им все эти долгие годы, и на тот случай, если кто-то найдет этот дневник и прочитает, я хочу сказать: нам очень повезло, что он пришел благословить тебя в этот твой первый день жизни. Понятно?

И еще я скажу в твой первый день, что прежде, чем ты подрастешь, хорошо бы заранее знать, как привлекательна бывает власть, и это – то, что реально отличает мужчин от мальчиков, хотя и не в том смысле, в каком думают большинство мужчин.

И это все, что я здесь скажу. Досужие взгляды и все такое.

Сынок мой, в мире столько чудесного. Не слушай тех, кто будет говорить тебе обратное. Да, жизнь тут, в Новом свете, нелегка, и я даже признаюсь тебе – потому что хочу начать все сначала, с чистого листа и по-честному, – что почти предалась отчаянию. В поселении все куда сложнее, чем я могу тебе сейчас объяснить, и есть вещи, про которые ты все равно скоро сам узнаешь, нравится мне это или нет, и с едой тоже были перебои, и болезнь еще эта… В общем, было совсем тяжело еще до того, как я потеряла твоего па и почти что сдалась.

Но я не сдалась. Из-за тебя, мой милый, прекрасный мальчик, мой чудесный сынок, который, возможно, сумеет изменить этот мир к лучшему, и которого я обещаю растить только в любви и надежде, и который, клянусь, увидит, как в мире все наладится. Клянусь тебе в этом.

Потому что когда я взяла тебя впервые на руки сегодня утром и покормила от тела моего, я почувствовала такую любовь к тебе, что она была почти как боль, почти как будто ни минуты больше не выдержишь.

Но только почти.

И я спела тебе песню, которую мне пела моя мать, а ей – ее мать, и вот она, эта песня…»



И тут, представьте, Виола запела. Вот прямо взяла и запела.

У меня аж мурашки везде высыпали, а на грудь как наковальня упала. Она, ясное дело, слышала мелодию у меня в Шуме, и как Бен пел тоже, потому што вот она песня, льется у нее изо рта как колокольный звон:



Раным-рано поутру, когда солнце встало,

Дева кликала меня во долине низкой,

Ты ж не обмани меня, ты ж да не оставь,

Как ты мог с бедняжкою обратиться так?



Я просто не мог на нее смотреть.

Спрятал голову в руках.



«Это грустная песня, Тодд, но это еще и обещание. Я тебя никогда не обману и никогда не оставлю, и я обещаю тебе это, чтобы ты когда-нибудь мог обещать это другим и знать, что это правда.

Ха, Тодд! Вот ты и заплакал. Заплакал у себя в колыбельке, проснувшись в первый раз в свой первый день. Проснулся и зовешь мир скорей прийти к тебе.

Так что на сегодня я этот дневник откладываю.

Мой сынок зовет меня, пойду к нему».



Виола замолчала. Остались только река и мой Шум.