Поступь хаоса
Часть 90 из 93 Информация о книге
– Я знаю, милая. – Она прорычала что-то пульту управления. – Что с папой? Она ничего не сказала, зато все отразилось у нее на лице. – Нам срочно нужно место для посадки, Виола! А потом мы сделаем все возможное, чтобы его спасти. Я вернулась к картам. – Вижу прерию или что-то в этом роде, – сообщила я. – Но мы сейчас ее проскочим. Пролистала еще несколько сканов. – Болото! Мама сумела выставить нас носом на север, назад, к той реке, которая, судя по всему, переходила в болото. – Мы будем достаточно низко? – прокричала мне мама. Я перебрала еще несколько экранов и спроецировала посадочную кривую. – Ну, почти. Корабль капитально тряхнуло. А потом воцарилась зловещая тишина. – Двигатели всё, – сказала мама. – Вентили так и не открылись. Пожар задохнулся сам. Она посмотрела на меня: – Будем планировать. Кинь мне траекторию и держись покрепче. Я стремительно пронеслась еще по нескольким скринам и закрепила посадочную кривую в, хочется надеяться, славное мягкое болото. Мама взялась за ручные рычаги всеми кулаками и свела свой экран с проложенным мной маршрутом. Земля в иллюминаторах была видна четко, слишком четко… верхушки деревьев неуклонно приближались. – Мам? – Я смотрела, как мы идем все ниже на фоне неба. – Подожди. – МАМ! И тут мы ударились о землю. – С днем рожденья! – закричали они. Настал большой день. За завтраком меня удивили самой неудивительной внезапной вечеринкой в истории вселенной. – Спасибо, – проворчала я. Мы покинули конвой три месяца назад и некоторое время любовались, как он мигает и пропадает вдали, позади, а мы несемся прочь на бешеной, бешеной, бешеной скорости. До новой планеты оставалось еще восемь недель. Целых восемь недель на корабле, который уже начинал немного вонять, хоть фильтруй воздух, хоть не фильтруй. – Подарки! – Папа широким жестом обвел завернутые в бумагу коробки на столе. – Можно хотя бы сделать вид, что тебе приятно, Виола, – упрекнула мама. – Спасибо, – повторила я еще раз, уже громче. Открыла первый: новая пара ботинок для ходьбы по пересеченной местности. Совершенно неправильного цвета… но я постаралась издать соответствующий набор благодарных звуков. Второй. – Бинокль, – прокомментировал папа. – Мама попросила Эдди, инженера на «Альфе», проапгрейдить его до отлета. Ты не поверишь, что он умеет. Ночное видение, внутриэкранный зум… Я посмотрела через него. Обнаружила гигантский папин глаз, с интересом таращившийся на меня. – Она улыбается! – сообщил папа, и его собственная громадная улыбка заполнила поле зрения. – Вообще-то нет, – огрызнулась я. Мама вышла и вернулась с моим любимым завтраком – стопкой блинов. На сей раз с тринадцатью активируемыми движением фиброоптических огонечков сверху. Пришлось четырежды махать рукой над блинами, прежде чем все наконец погасли. Еще они мне спели песенку. – Что ты загадала? – естественно, поинтересовался папа. – Если сказать, не сбудется, – отрезала я. – Ну, корабль мы точно назад не повернем, – вмешалась мама. – Так что, надеюсь, не это. – Надежда! – слишком громко перебил папа, заглушая мамины слова всплеском натужного энтузиазма. – Вот чего нам всем стоит пожелать. Надежды! Опять это слово. Я скорчила рожу. – Мы и вот это принесли, – папа показал на тщательно упакованный подарок Брэдли. – Вдруг ты захочешь открыть его сегодня. Я посмотрела на их лица: папино счастливое и сияющее; мамино – недовольное моим нытьем… Но и правильный день рожденья ведь тоже никто не отменял – нужно, чтобы все было как положено. И на коротенькую секунду я увидела еще одно: как они за меня беспокоятся. Беспокоятся о том, что мне, кажется, никакой надежды не положили. Я уставилась на подарок. Свет против тьмы, или как он там сказал? – Он сказал открыть, когда будем на месте. Я подожду. Когда мы упали, звук был… такой громкости на свете просто не бывает. Корабль проломился через деревья, разнося их в щепки, и ударился в землю с таким рывком, что я стукнулась лбом об контрольную панель, и всю голову прострелило болью, но я не отключилась… по крайней мере, не настолько, чтобы не услышать, как корпус разваливается на части, и каждый сопутствующий этому звук… как все кругом трещит, лопается, лязгает и воет, пока мы пропахиваем канаву через болото… не настолько, чтобы не почувствовать, как корабль кувыркается через себя, что означало только одно: крыльев у нас больше нет… и все с грохотом падает на потолок, потом обратно на пол, и так несколько раз… и обшивка рубки реально трескается, расходится, и внутрь врывается болотная вода, но на этом все не заканчивается, так как мы снова переворачиваемся… и замедляемся… кувырки замедляются… и вой рвущегося металла оглушает, и основное освещение гаснет на очередном перевороте и сразу сменяется дрожащим аварийным… и мы катимся, но медленнее… но катимся… пока не… останавливаемся. Я все еще дышу. В голове больно, перед глазами все плывет, я вишу на пристяжных ремнях практически вверх ногами. Но я дышу. – Мам? – я смотрю вниз и по сторонам. – Мам? – Виола? – Мам? – Я изворачиваюсь посмотреть туда, где раньше было ее кресло. Но его там нет… Ракурса не хватает… Я докручиваюсь еще немного… Вон она, лежит на бывшем потолке, кресло вырвано из пола с мясом… И она там лежит… Лежит там… Сломанная… – Виола? И от того, как она это говорит, грудь мне стискивает, будто гигантским кулаком. Нет, думаю я, нет.