Предсказатель смерти

Сотрудники «Протянутой руки» даже в полицию заявления по поводу изрезанных колес писать не стали. Посчитали проколотые шины единичным хулиганством и просто решили внимательней присматривать за своей машиной.

Естественно, они удивились, когда Гуров рассказал, что какой-то неизвестный в их униформе в тот день подкармливал бомжей. Волонтеры предположили, что это поработал кто-то из сходных организаций, и по его просьбе связались со всеми благотворительными конторами. Там им отвечали, дескать, ничего не знаем, а если бы раньше узнали, обязательно бы помогли. А результат экспертизы остатков спирта, найденных в «логове» Землянникова, лишь подтвердил версию Гурова о том, что и проколотые колеса волонтерской машины, и беспамятство бомжа – звенья одной цепи: в спирте нашли убойную дозу клофелина!

Получалось, неизвестный, после того как спланировал преступление, должен был сделать три вещи: достать форму волонтеров «Протянутой руки», найти полевую кухню с готовой едой, а затем проколоть колеса на фургоне благотворительной организации. С первым было все просто. Как объяснили волонтеры, свои фирменные куртки они раздают каждому, кто хоть раз примет участие в их благотворительной акции. Причем далеко не все из новичков называют свои имена или приходят хотя бы еще раз. Поэтому на их помощь в опознании преступника рассчитывать не приходилось.

В качестве зацепки оставалась лишь полевая кухня. Вряд ли кухня принадлежит самому преступнику – это было бы слишком просто. Вполне вероятно, он имеет доступ к этому армейскому раритетному снаряжению. Учитывая, насколько сейчас «распространен» этот «инструмент для приготовления пищи», в Москве и Подмосковье не так уж много мест, где можно взять полевую кухню на время, да еще и с готовой едой.

Выезжая от волонтеров, Гуров позвонил Крячко и поручил ему заняться розыском полевой кухни, заодно поинтересовался, не нашлась ли еще машина Сидорчука. Не нашлась! Ничего другого не оставалось, как отправиться в Главк, где Льва ждала неожиданная новость.

– Зайди ко мне в кабинет! – приказал ему по телефону генерал, едва он успел добраться до своего кабинета.

– Петр, опять тебе кто-то хвост прищемил? – иронично поинтересовался сыщик с порога, заходя в апартаменты Орлова.

– Кто-то?! Этот «кто-то» мне каждый день одну проблему хлеще другой создает, – возмутился генерал и швырнул на стол перед Гуровым пачку документов. – Читай! И Сидорчука мне из-под земли найди! Этот человек на свободе находиться не должен, а я даже сообщить никому о нем не могу. Я ведь даже объяснить, откуда эти материалы ко мне попали, права не имею. Мало того что под статью своего друга в Киеве подведу, так еще и сам погон лишиться могу. А может, чего и поболее…

Удивленно посмотрев на взволнованного Орлова, Лев уселся за стол, взял в руки папку с документами и стал читать. Предложенное генералом чтиво, хотя оно и было изложено сухим языком доклада, оказалось весьма интересным.

Сидорчук Роман Олегович на самом деле вовсе не Сидорчук, и даже не Роман Олегович. Известный под этим именем гражданин проживал в Украине в одном из районов Донбасса, пока не пропал без вести сразу после начала конфликта ДНР и ЛНР с украинскими сепаратистами. А вот тот человек, который выдавал себя за Сидорчука, именовался Омельченко Григорием Богдановичем и постоянно проживал в городе Стрый Львовской области.

По данным украинских полицейских, Сидорчук-Омельченко давно состоял в одной из праворадикальных экстремистских группировок и в составе батальона «Донбасс». Часть данных по Омельченко была засекречена, и украинский приятель Орлова добраться до них не рискнул, поэтому дал лишь общие сведения о том, кого сыщики принимали за обычного украинского гастарбайтера.

По словам информатора генерала, Омельченко около года назад крупно поссорился с руководством своей партии, и оно разорвало с ним контакт. Сверху тут же поступило распоряжение считать его главным подозреваемым в деле о пропаже Сидорчука. Сейчас Омельченко находится в розыске, и за сведения о нем назначена награда. Приятель Орлова и предположить не мог, что тот скрывается в России, и теперь тоже понятия не имел, что делать с информацией, полученной от генерала.

– И чего ты, Петр, так разволновался? – поднял голову Лев, закончив читать документы.

– Как это – чего? – удивился Орлов. – У нас под носом рыскает украинский экстремист, которого даже у него на родине разыскивают, а мне прикажешь не волноваться? Да кто его знает, что у этого нациста в башке? Взорвет еще что-нибудь, а потом нас с тобой к стенке поставят, да еще и за яйца подвесят.

– Так поставят или подвесят? – попытался пошутить Гуров, но генералу было не до смеха.

– Лева, посерьезней, прошу тебя! – едва не взмолился он. – Сам же говорил, что разбойное нападение на Астахову и серия убийств с шифровками между собой связаны. А что, если все это Сидорчук… ну, или Омельченко, черт его дери, затеял? Ведь для чего-то эти преступления совершаются? Может же он что-то более серьезное готовить?

– Может, – кивнул Лев. – Но я думаю, вряд ли наш украинский гость всем верховодит. Хотя, признаюсь, его экстремистское прошлое все еще больше запутало. Не буду размахивать шашкой, мы еще поборемся!

Он встал из-за стола, и Орлов буквально оторопел:

– И куда ты?!

– Сидорчука-Омельченко искать. Разговоры потом разговаривать будем.

Гуров вернулся к себе в кабинет, практически не замечая никого, с кем сталкивался по пути. Отобрав у Крячко пачку сигарет, сварил себе здоровенный бокал кофе и распахнул окно, раскладывая на столе все бумаги, которые касались дела Астаховой и деятельности маньяка-шифровальщика. В этот момент в кабинет постучался Сурков, но Станислав его выставил.

– Тихо! Чапай думать будет, – усмехнувшись, процитировал Стас молодому офицеру фразу из одного раритетного советского фильма и, подхватив со стола свой планшет, вышел вслед за старлеем из кабинета.

Гуров хотя и не был Чапаем, подумать ему нужно было крепко и разложить все имеющиеся данные по полочкам. Новая информация о Сидорчуке встревожила его больше, чем он показал генералу. Нелюдимый украинский националист, не спешивший заводить друзей в России и не козыряющий тем, что он якобы с мятежного Донбасса, вызывал не просто подозрения, а настоящую тревогу.

В том, что Сидорчук-Омельченко был непосредственным участником нападения на Астахову, Лев практически не сомневался, и причиной тому не только улика в виде бесследно пропавшего зеленого «БМВ». Само подозрительное поведение украинца, плюс странное расставание с едва ли не единственным другом в России, да еще и бесследное исчезновение с последнего места работы (где, кстати, он так и не получил зарплату!) добавляли масла в огонь. А вот в то, что нападение на Астахову было спонтанным, вообще не верилось.

Судя по тому, как действовали бандиты, и учитывая показания людей, опрошенных касательно этого дела, Сидорчука (или Омельченко!) с компаньоном на жену банкира явно навели. Вопрос только в том, кто и как украинца подтолкнул к разбойному нападению. Конечно, Астахова была простоватой женщиной, мало что скрывала от посторонних, но чтобы по такому сценарию разыграть нападение, нужно было либо очень хорошо знать ее, либо отлично знать близкого Астаховой человека, который к тому же рассказывает всем встречным о ее жизни.

В первую категорию попадал исключительно Ларионов, поскольку больше ни у кого из его приближенных не было ни мотива для ограбления, ни склонности совершать противоправные поступки. Вот только вряд ли брат мужа жертвы пошел бы сам на грабеж. Судя по его предыдущему опыту, Ларионов предпочитал загребать жар руками подельника, а из таковых Гуров знал лишь Сердарова.

Можно, конечно, предположить, что Сердаров участвовал в нападении на Астахову вместе с Сидорчуком, но тут возникало сразу несколько вопросов. Первый: где и когда они познакомились настолько близко, чтобы решиться вместе пойти на преступление? Судя по той информации, которая была в распоряжении Гурова, ни Ларионов, ни Сердаров нигде с Сидорчуком-Омельченко не пересекались…

– Сто-о-оп… Это еще большой вопрос, – задумчиво протянул Лев.

Он просил Суркова отыскать связи между этими тремя людьми, но тогда подозреваемого следователи знали исключительно как Сидорчука, а вот с гражданином Омельченко они знакомы не были. Пожалуй, теперь нужно проверить связь Ларионова и Сердарова с человеком под такой фамилией. Не откладывая в долгий ящик, Гуров набрал номер телефона Суркова и приказал:

– Игорь, мне нужно, чтобы ты срочно проверил, нет ли в биографии Ларионова и Сердарова контактов с неким Омельченко Григорием Богдановичем, уроженцем города Стрый Львовской области. Проверь все, начиная от школы, техникума, института, службы в армии и мест работы. Понимаю, что это непросто, но результат мне нужен к завтрашнему дню. И передай Крячко трубку. Мне его некогда заново набирать! Стас, для тебя есть работа, – продолжил распоряжаться Лев. – Бросай херней маяться, найди мне место, откуда могли взять полевую кухню в воскресенье, перед моим выходом из отпуска. Ее могли брать в аренду легально, или заплатить нужным людям без оформления, или просто украсть, но она была вместе с едой. Займись этим срочно!

– Что еще маса Лева прикажет? Может, сначала тапочки вам принести, светлейший? – съязвил Крячко. – Ты же мне сам вчера приказал срочно зеленую тачку Сидорчука найти? Или это срочно срочнее того срочного?

– Стас, мне сейчас не до твоих каламбуров! – отрезал Гуров. – «БМВ» подождет. Тем более что результатов я не наблюдаю. Займись полевой кухней. Где ее искать, и сам разберешься, но сегодня вечером разбейся, но мне о ней расскажи!

– Понял, Лева. Работаю, – откинул в сторону шутки Крячко, осознав, что его друг напал на след.

Гуров отключил связь и задумался. Если допустить, что Ларионов был организатором нападения на Астахову, а Сердаров и Сидорчук-Омельченко исполнителями замысла, картинка все равно не складывалась в единое целое. По той информации, которой он располагал, никто из этой троицы, за исключением украинца, точно не мог быть в тех местах, в которых совершал свои убийства маньяк-шифровальщик.

Конечно, алиби у Ларионова и Сердарова было не железобетонное, но разрушить его будет трудно, да и физически они просто не могли там оказаться. Получалось, что либо никакого маньяка не существует и все три преступления совершали разные люди по заранее заготовленному сценарию, либо в этой группе каким-то образом находился еще один человек, который попросту использовал обстоятельства разбойного нападения в каких-то своих, пока неведомых целях.

Впрочем, оставался еще один вариант. Из людей, приближенных к Астаховой, лишь один человек больше всего подходил под вторую версию, вероятно, именно он и разболтал предполагаемому преступнику такие подробности о жизни жены банкира, чтобы тот легко мог спланировать это разбойное нападение. И этим человеком была Ивлева! Пока о ее возможных связях с Сидорчуком Гуров ничего не знал, но решил это выяснить в ближайшее время. По крайней мере, узнать, кому она рассказала столько подробностей о жизни подруги, что все ее привычки, слабости и фобии оказались бы как на ладони у лица, абсолютно не знавшего банкиршу.

В любом случае, был ли преступник одиночкой, или в этом направлении работала группа лиц, непонятно главное – какие цели они преследуют? Почему именно он был выбран в качестве мишени и что преступник или преступники этими шифровками хотят ему показать? Надеясь, что последняя головоломка даст какую-то подсказку, Гуров достал из папки фотографии рабочего места Сидорчука в театрально-концертном комплексе и начал их рассматривать.


Если следовать предыдущей логике подсказок преступника, одна из вещей на фотографии должна была обозначать район Москвы, где это событие произойдет, другая – указать более точное место (например, название улицы или особенности строения, как это было с церковью в Молокове), а третья – непосредственно указать на действующее лицо или способ убийства. Но в этот раз составить ассоциации никак не получалось!

Дело в том, что в Москве была масса мест, которые можно было бы ассоциировать и с польской певицей, и с фашистской каской. И если каска времен Великой Отечественной войны означала конкретный район, то это мог быть любой округ столицы, а уж потом в нем и следовало искать место, связанное с Анной Герман. Ну и самой большой загадкой оставался странный нарисованный человечек, догадаться о смысле начертания которого Лев вообще не мог.

– Ладно, не буду размахивать шашкой, мы еще поборемся! – пробормотал он себе под нос. – Сегодня всех соберу. Устроим мозговой штурм и тогда точно разгадаем эту загадку.

И все же Гуров решил еще раз пересмотреть все материалы с тех мест, где неизвестный маньяк-шифровальщик убивал и оставлял свои подсказки. По сути, все они укладывались в ту схему, которую смогли вычислить сыщики, и лишь последний случай выпадал из этого плана. Он достал карту Москвы и разложил ее на столе. Все четыре места, где преступник оставлял ему подсказку, никак не хотели образовывать правильную фигуру, напоминая то ли покосившийся ромб, то ли параллелепипед, нарисованный криворуким чертежником. Места преступлений находились на совершенно разном расстоянии друг от друга, и вывести какой-то центр у этой фигуры точно не получилось бы, даже с использованием высшей геометрии.

Решив все же перестраховаться, Гуров аккуратно нанес карандашом на карту те направления, по которым маньяк раскладывал подсказки на месте преступления, и только тут сообразил, что, если продлить все линии, они образовывали правильный прямоугольник, охватывающий довольно большой район Москвы, в который входили почти все Лефортово, Замоскворечье, Таганский и Нижегородский районы столицы.

Лев присвистнул: значит, и Орлов оказался прав, давая ему совет пообщаться с бывшим следователем Хохловым, да и байки старого сыщика пригодились. Преступник использовал сходную схему, правда, существенно усложнив ее. Это могло быть совпадением, но Лев в такие вещи не верил – слишком похоже было исполнение преступлений. Странные знаки и надписи, не связанные друг с другом жертвы, ориентированные в пространстве подсказки… Все это говорило о том, что современный маньяк был осведомлен о той старой серии преступлений и по-своему копировал ее. А то, что он знал методы работы следователей, указывало на его умение предсказывать шаги Гурова.

Это была уже реальная зацепка для разгадки тайны, и Лев, поднявшись, взволнованно заходил по кабинету из угла в угол. Он пытался очертить в уме круг лиц, которые могли бы иметь доступ к материалам давнишнего дела о серийном убийце, иметь представление о работе следователей, к тому же знать личные методы Гурова настолько, что сумели составить и исполнить этот изощренный план. Получалось, что люди, имеющие всю полноту информации, должны были находиться в его личном окружении, а оно было не слишком широким – друзья и немногие сослуживцы, с которыми он неоднократно работал по разным делам. Вот только всем им Лев доверял, и даже в страшных снах не мог представить, что они по какой-то причине могли бы пойти на такие изощренные преступления… Или могли?..

– Стоп! – вслух проговорил он и заставил себя успокоиться.

Совсем не обязательно, что подозреваемый должен быть лично с ним знаком. В принципе, досконально изучить его методы расследования мог любой, кто имел бы доступ к архивным данным или к тем делам, которые Гуров вел в последнее время. Это означало одно – неизвестный организатор серии преступлений должен был работать в полиции или в каких-то смежных ведомствах, имеющих доступ к полицейской информации. Вот это он и решил проверить в первую очередь.

Пронин Илья Степанович работал начальником архива в Главке уже больше десятка лет. Когда-то он был неплохим следователем, и они с Гуровым даже работали вместе над несколькими делами в полузабытом прошлом. После ранения, полученного во время одного из расследований, Пронина перевели в архив, но дружеские отношения между ними остались, общались они довольно регулярно и относились друг к другу с уважением.

– Левушка, удиви меня. Скажи, что пришел чаю попить и потрепаться о девках! – с улыбкой встретил Гурова Пронин.

– Это тебе, Илья Степанович, хорошо. Ты, можно сказать, на пенсии тут в архиве, и у тебя есть время чай пить и о девках сплетни распускать, а меня, как волка, ноги кормят. Мне нужна информация о том, кто у тебя в последнее время запрашивал определенные дела.

– Никак «оборотня» взялся разыскивать? – поинтересовался старый служака, но ответа ждать не стал, поскольку знал, что и не дождется. – Тебе нужны запросы по бумажным носителям или в электронном виде?

– А в чем разница?

– Не знаю, у кого как, но мы с ребятами в Главке за последние десять лет массу бумажных дел оцифровали, – пояснил начальник архива. – Практически все дела, вплоть до 50-х годов, сейчас есть в электронном виде, и, поверь, работа колоссальная была проделана. Впрочем, это неважно. Важно то, что, если к нам обращаются за материалами на бумажных носителях, мы все заявления и всех конкретных лиц фиксируем. А вот для того чтобы попасть в электронную базу данных нашего архива, достаточно иметь соответствующий уровень доступа и пароль. Тут я могу тебе назвать только тех недоумков, которые сами в электронной базе найти нужные дела не смогли, поэтому к нам обращались. Ну, или лентяев, которые заказывали определенную подборку дел.

– И много таких?

– Хватает, – протянул Пронин. – Впрочем, запросами в архивы сейчас, по большей части, ученые да журналисты занимаются. Как раз первые чаще просят сделать подборки дел по определенным признакам, а вторые интересуются исключительно бумажными делами. Дух времени, так сказать, ощутить хотят. Что именно тебя интересует?

– Для начала мне нужно знать, кто за последние несколько месяцев запрашивал материалы по делу маньяка-оккультиста, которое следователь Хохлов в 80-е вел, – пояснил Гуров, практически не надеясь на удачу. – Ну, или какую-нибудь подборку дел, в которых фигурировали серийные убийцы.

– Сейчас проверим, – пообещал Пронин и вернулся на свое место за компьютером.

Через пару минут начальник архива снял очки и, повернувшись к Гурову, развел руками.

– Разочарую тебя, Левушка. На всякий случай я просмотрел информацию за последний год. Конкретно тем делом, которое вел Хохлов, никто не интересовался. Один раз его, вместе с другими похожими делами, запрашивали телевизионщики с центрального канала, но на этом и все. А вот проверить, кто заходил в электронную архивную базу, наверное, сможет только Господь Бог. Мои парни настаивали, чтобы при запросе оттуда данных или просмотре дел работала бы индивидуальная система идентификации, вот только в министерстве посчитали, что это слишком дорого обойдется, хватит обычного уровня доступа и паролей. Единственное, что мои парни уболтали начальство сделать, это прикрутить к каждому материалу счетчик просмотров. Поэтому я только одно могу сказать: за последние три года, с того момента как это дело внесли в электронную базу данных, его просматривали 268 раз. Кто, когда и зачем это делал, ни я, ни кто другой тебе ничего не скажет.

– То есть шансов совсем никаких?

– Это дело секретным не является, оно лежит в свободном доступе для всех, кто имеет достаточно полномочий. Даже студенты юрфака до него без проблем добраться могут, – пожал плечами начальник архива. – Вот и думай сам, какие шансы найти во всей России тех людей, которые эти материалы просматривали.

– Ну что же, спасибо и на этом, – пожал плечами Гуров и, попрощавшись с Прониным, произнес свою коронную фразу: – Не буду размахивать шашкой, мы еще поборемся!

Он действительно сдаваться не собирался. Ему вдруг пришла в голову мысль, что можно попробовать восстановить адреса, с которых заходили в архивную базу данных неизвестные посетители. Зачастую нетрудно установить IP-адрес компьютера, с которого заходили в базу данных, а уже затем попытаться вычислить этих 268 человек. Ну, или одного человека, читавшего материалы дела 268 раз. Эту задачу Лев и поставил Суркову после своего визита к архивариусу.

– Что у тебя по связям Омельченко с Ларионовым или Сердаровым? – поинтересовался он, выдавая аналитику новое задание.

– Лев Иванович, я элементарно не успеваю, – взмолился старший лейтенант. – Я еще всю информацию по Ларионову до конца не пробил. Правда, там уже немного осталось. Сердарова еще и не начинал. А если сейчас IP-адресами займусь, так вообще на двое суток все повиснет.

– Кого тебе в помощь нужно? – спросил Гуров и, услышав от Суркова фамилию необходимого специалиста, тут же отправился к его начальнику.

– Здорово, Иван Петрович, мне еще человечек нужен, – потребовал Лев, едва зайдя в кабинет Пустынцева. – На день-два. Дашь или мне официальный запрос через Орлова делать?

– А может быть, тебе всех парней из отдела отдать? – возмутился полковник. – Ты прямо как людоед какой. Как ни придешь – сразу: «Дай человечка!» А потом они от тебя возвращаются как зомби, с выпученными глазами и слюной изо рта от сверхурочной работы. Лев Иванович, у нас рабство вообще-то давно отменили.

– Да на Руси рабства-то никогда и не было, – рассмеялся Лев. – Мне Чеснаускис нужен. Дашь?

– Да бери, упырь! – отмахнулся Пустынцев. – Чтоб ты их костями подавился, вурдалак! Если парней мне живыми и здоровыми не вернешь, я на тебя сам уголовное дело заведу…

Следующим шагом, который собирался сделать Гуров, было проверить, могли ли пересекаться три жертвы неизвестного убийцы в тех учреждениях, контакты которых Сурков нашел в телефоне каждого из убитых. Оператора сотовой связи он сразу отмел. Предположить, что, проживая в совершенно разных районах столицы и Подмосковья, три человека могли приходить в один и тот же салон, конечно, можно было, но это казалось крайне маловероятным. И то, что они звонили в сервисную службу оператора и пользовались услугами одной и той же организации, занимающейся телефонией, не говорило ни о чем.

Также он отмел справочные службы вокзалов и аэропортов, куда хотя бы по разу звонил каждый из троих, и службы вызова такси. Конечно, в последних можно было узнать, в какие именно места ездили все три жертвы, но это вряд ли могло помочь определить их общие контакты и вычислить, как и почему убийца именно их избрал в качестве своих жертв и почему начал следить за ними. А вот одна из московских больниц Гурова заинтересовала. Правда, туда звонили только первые две жертвы – Виктор Ушаков и Сергей Ненашев, – но в больнице они могли пересекаться друг с другом, получать сходное лечение и, так или иначе, долгое время контактировать с одними и теми же людьми.

– Молодой человек, – довольно резко проговорила сотрудница больницы в ответ на просьбу Гурова предоставить ему информацию о том, к каким специалистам обращались Ушаков и Ненашев. – Я вам повторю, мне все равно, из полиции вы, из ФСБ или по поручению президента звоните. Никаких сведений я вам предоставлять не буду. Делайте письменный запрос на имя главврача. Если он сочтет нужным и найдет для этого время, через месяц получите ответ.

– А если я сейчас лично к главврачу приеду? – с легкими нотками угрозы произнес Лев.

– Да хоть прилетайте. Только ордер не забудьте, иначе все равно ничего не получите! – отрезала женщина и повесила трубку.

Удивленному такой реакцией Гурову пришлось подключить своих знакомых и потратить массу времени на выяснение, по сути, простых и абсолютно несекретных фактов. Оказалось, что в эту больницу и Ушаков и Ненашев звонили и приходили всего лишь по одному разу – для участия в каком-то психологическом эксперименте. Практикующий там врач-психотерапевт Александр Ляшко около двух месяцев назад начинал проводить исследования всевозможных фобий, неврозов и панических атак, и для проведения эксперимента искал себе подопытных добровольцев. Именно к нему те двое и обращались. После всех звонков и разговоров телефон профессора Ляшко Гурову дали уже без труда.