Прежде чем иволга пропоет

Мне больше не нужно было принюхиваться, чтобы почувствовать, как от него разит смертью.

Он что-то задумал.

Мертвые белые мыши в его голове безостановочно мчались в колесе, вырабатывая — что?

Чего он хотел?

Я стала угождать ему. Пыталась прочесть его мысли, распознать настроение. Я включила в себе худшую свою часть — Ясногородского, и дала ему волю.

Спасите меня, Леонид Андреевич. Спасите нас.



Сегодня я поняла, что задумал Кирилл.

Ясногородский сказал, что я не должна выпускать его из виду, и я послушалась. Уходила к Безымянной лишь тогда, когда Кирилл спал — на мое счастье, он стал задремывать после обеда в своем кресле, как будто от обработки слишком большого количества информации в блоке питания перегревался вентилятор и требовалось время, чтобы его охладить. Он выключался — на полчаса, на час — и я бежала «рисовать».

Зря я провожу параллели с компьютерами или роботами. На самом деле он никогда еще не выглядел таким живым.

Что мне не удавалось, так это проследить за ним в лесу. Кирилл стал осторожен, как крыса, умная старая крыса, много раз видевшая, как ее сородичи подыхают в человеческих ловушках. Один раз он заметил меня и со смехом проводил обратно до коттеджа, проследив, чтобы я закрыла дверь. От страха и отчаяния я обнаглела.

— Возьми меня с собой!

Кирилл всерьез задумался. Долго смотрел на меня, что-то взвешивая, затем обернулся к коттеджу наших соседей, мазнул по нему взглядом… Обнял меня за плечи и с торжественностью, которая была бы смешна, если б не была так отвратительна, проговорил:

— В другой раз, котенок. Обещаю тебе!

Вернулся он через несколько часов. Принес сотовый телефон без сим-карты, какую-то коробочку с электронной начинкой, и возился с ней, не скрываясь от меня. Может, потому что был уверен, что я ничего не пойму, — и оказался прав. Судя по его довольной ухмылке, он добился чего хотел с этой электроникой. Забрал ее и снова скрылся в лесу, уже до темноты.

А когда вошел в дом, от него едва уловимо пахло женскими духами.

Я ведь говорила, что у меня тонкий нюх?

Этот аромат едва не свел меня с ума. Где Кирилл подхватил его, где?! Переспал с матерью Стеши и Егора? Уезжал в город и зашел в парфюмерный магазин? Нет, он бы не успел…

Запах звучал, как навязчивая мольба попрошайки в метро, как безутешный плач ребенка. Я села, открыв «Два капитана», ветхое издание из библиотечки Чухрая, специально подобранной для туристов. Изредка перелистывала страницы, чтобы Кирилл ничего не заподозрил, но не видела ни единого слова. Старые книги тоже пахнут — зачерствевшим ржаным хлебом, щепоткой земли, типографской краской. Если представить этот запах в виде цвета, он будет каштановым.

Не читая, а вдыхая книгу, я расслабилась — и неожиданно вспомнила.

Это был запах Настиной машины. Когда я пряталась за ней в день ее смерти, багажник и пассажирская дверь были открыты. Должно быть, Настя постоянно пользовалась духами.

Зачем Кириллу ее «Хонда»? Не собирается же он бежать на ней? Его остановят на первом посту ГИБДД, пробив по номерам.

Мы легли в постель, и впервые за все время секс у нас вышел для галочки. Я старалась, но Кириллу было так явно не до меня, что будь я его девушкой — по-настоящему его девушкой, — я бы оскорбилась. Я притворилась спящей, догадываясь, что сегодня меня ждут сюрпризы.

Через пять минут моего сопения Кирилл потрогал меня за плечо.

— Спишь?

Я неразборчиво промычала что-то в ответ. Расслабила лицо, опустила углы рта. Девушки, которые притворяются, не позволяют себе выглядеть так плохо.

Кирилл бесшумно оделся и ушел.

Я даже не стала обуваться, так и выскользнула на улицу босиком, только накинула темную рубашку и на ходу натянула штаны — иначе со своей белой кожей бросалась бы в глаза не меньше светлячка. Кирилл не прятался, шел спокойно, будто решил в ночи прогуляться. Он направлялся к нашим соседям, Бурому и Русому.

Я опередила его. Пробежала за деревьями, обогнув коттедж, и спряталась за той самой черемухой, с которой меня так постыдно согнали.

Кирилл не поднялся на крыльцо, а остановился у окна, чуть сбоку. Шторы были отдернуты, мягкий желтый свет падал на его лицо. Я видела его очень четко. Кирилл заметил бы меня, если б не был целиком поглощен тем, что происходило внутри.

Я не сводила с него глаз и не могла понять — что его так привлекло? Из второго окна, выходившего на мою сторону, доносились негромкие голоса, стук ножа и шкворчание сала с картошкой — это нетрудно было определить и по запаху: хозяева коттеджа готовили ужин. Кирилл застыл, как каменный, только лицо его жило. На нем сменяли друг друга радость, восхищение, страсть… И голод.

Голод преобразил его. Он прокрался к этому дому, как нищий, как бродяга, не евший много дней, но знающий, что внутри его ждет пир: мясо, теплый хлеб, вино. У меня мелькнуло идиотское подозрение, будто он и впрямь мечтает о жареной картошке. Но тут возле окна легла тень, и Кирилл отшатнулся.

Русый приоткрыл створку.

— Комары налетят, — пробасили изнутри.

— Сейчас фумигатор включу, — отозвался он.

Две пары глаз были устремлены на него, но парень ничего не замечал.

Я перевела взгляд на Кирилла, и мне стало страшно.


Вот, оказывается, как выглядит настоящий голод. Невозможно было ошибиться, видя выражение его глаз и жутковатую улыбку, превратившую красивый рот в тонкую проволоку, согнутую в середине.

У окна стоял не Русый. У окна стояла третья жертва.



Сергей Бабкин вышел на крыльцо и застыл, не обращая внимания на облепивших его комаров. Лагерь был расположен так, что почти все время продувался ветром, который сгонял насекомых, но сейчас ветер стих.

Странное чувство выгнало сыщика из дома: ощущение чужого присутствия, точно легчайшее прикосновение кошачьей лапы к спящему хозяину, не разбудившее, но изменившее сюжет его сна.

Он тщательно сканировал пространство вокруг, не понимая, что заставило его насторожиться.

Звуки? Чья-то тень?

Сергей бесшумно смахнул кровососов, присосавшихся к шее. Не глядя, протянул руку к баллончику с перечеркнутой мухой, распылил вокруг прохладный спрей.

Все здесь большое. Лес большой, озеро. Небо. Камни. Может, большой зверь замер среди деревьев?

Он закрыл глаза, превратившись в слух. Никаких звуков, кроме монотонного воя обездоленных комаров.

— Серега, — позвал из комнаты Макар.

Бабкин мысленно отмахнулся от него.

— У меня для тебя загадка века!

— Подожди, Макар.

— Ты должен ответить! — не унимался Илюшин.

Сергей тяжело вздохнул.

— Ну? — сказал он, войдя в комнату и плотно закрыв дверь.

— Загадка! — торжественно объявил Макар из кресла. — Что делает слон, когда ему нечего делать?

— Ты за этим меня позвал?

— Отвечай!

— Понятия не имею!

Илюшин огорченно посмотрел на него.

— Сережа, но ты ведь не совсем безнадежен! У тебя имеются все данные, то есть ответ, как всегда бывает в хороших задачах, кроется в самом вопросе. Ну, напрягись!

Бабкин не хотел напрягаться, а хотел спать, о чем и сообщил Макару.

Но, полежав в постели десять минут, он выругался про себя, встал и вернулся в комнату, где Илюшин, как ни в чем не бывало, читал, закинув ноги на стол.

— Говори!

— В чем дело?

— Ответ на твою идиотскую загадку!

Илюшин расхохотался.

— Что, не засыпается? Можешь считать слонов. Пусть прыгают через бамбуковую изгородь.

— Скотина ты, — с чувством сказал Бабкин и поплелся в спальню. — Я тебе тоже в следующий раз перед сном что-нибудь такое…

Но Илюшин уже читал и не слушал.

Вопреки опасениям, Сергей уснул быстро. Снились ему не слоны, и не Маша, как он надеялся, а странное бесформенное существо, наблюдающее за ними из-под земли.





Глава 11