Прежде чем иволга пропоет

Глава 14





Динка


Кирилл так и не лег. Он сел на пол, не зажигая света — я видела его силуэт, как будто там, в углу, темнота сгущалась и принимала форму человека. Черт знает, какие мысли лезли в голову.

Я — не Дина Чернавина. Я — волк из электронной игры «Ну, погоди», которому каждую секунду нужно кидаться в другую сторону. Яички не простые, золотые!

Безымянная. Дети. Теперь — этот парень, частный сыщик.

В голове зазвучал ласковый голос Ясногородского.

«Дина, голубка моя, прекрати самоистязание и взгляни, чего ты добилась. Женщина жива благодаря тебе. С детьми тоже все в порядке.

— В любую минуту все может измениться!

Я расслышала его добрый, необидный смешок.

— Перестрой предложение.

— Не понимаю! Как?

— В любую минуту ты можешь все изменить».

Ясногородский ушел. Я лежала в тишине, мысленно повторяя его слова. То есть мои собственные.

А ведь у меня все было продумано. Дождаться, пока закончится отпуск, уехать с Кириллом — и при первой возможности сбежать от него. Я бы только позвонила Чухраю с чужого телефона, чтобы сказать про Безымянную, и пропала бы. Попробуй найди рыбу в косяке рыб.

Ну, написала бы анонимку в полицию. Просто для очистки совести. С таким же успехом можно бросить в канализацию послание в бутылке. Если Кирилл сменит имя, они никогда его не поймают. Со мной или без меня, он будет убивать.

Но тот вечер, когда я проследила за Кириллом, раздавил мои планы резиновой подошвой войлочного сапога — в колонии выдавали такие на зиму, — дрянная обувь, хотя тяжеленные ботинки на шнуровке, которые мы носили все оставшееся время года, были еще хуже. По пять кило дерьма на каждой ноге. Я впервые видела обувь, в которой стопа мерзнет и потеет одновременно.

Что же мне делать, что мне делать?

Сдать Кирилла сейчас означает, что меня возьмут вместе с ним. Сообщница! А он утащит меня за собой, потому что ему все равно дадут пожизненное, а вот предательства он не простит.

Если бы можно было завыть, я бы завыла. Сгустившаяся тень в углу, притворяющаяся человеком, не давала мне этого сделать. Так что я лежала, прикусив губу, с сухими глазами, и смотрела в стенку.

Если предупредить сыщика, я буду смотреть в стенку ближайшие… сколько там дают пособникам серийных убийц?

Не хочу в тюрьму. Не могу в тюрьму.

Мамочки, как жить-то хочется!

А еще есть Безымянная. «Умирающую женщину держали в сарае без медицинской помощи!» У меня подходящая биография, чтобы стать героиней таких статей, правда? Подружка маньяка, сообщница, его правая рука! Бонни и Клайд, вашу мать. Хотя больше похоже на Кэрилл Фьюгейт и Чарльза Старквезера. Кэрилл тоже твердила на суде, что он держал ее в заложниках, потому-то они и оставили за собой гору трупов, пока ехали через Небраску. Ей не поверили и правильно сделали — возможностей сбежать у нее было не меньше, чем у меня.

На месте журналистов я бы обязательно вспомнила эту парочку. Чем больше трупов упомянуто в статье, тем больше просмотров она соберет. И плевать, что половина из них за пятьдесят с лишним лет превратилась в прах.

Но ведь всего этого может не случиться, так? Достаточно сказать себе, что я понятия не имею, что задумал мой парень. Подсматривал за двумя мужиками? Ну, извращенец. За мужиками же, а не за детьми. Гомосексуализм в нашей стране не преследуется.

Разве можно делать выводы, основываясь на одной улыбке?

Я останусь здесь до конца нашего отпуска. Вместе с Кириллом мы навсегда уедем отсюда, а там смотри план «А».

Да мне вообще наплевать на сыщика! Живой он, мертвый — какая разница! Может, его и не убьют! Мне все привиделось, ясно?! Если бы на одной чаше весов была ваша свобода, а на другой — жизнь какого-то мутного придурка, вы бы тоже не сомневались.

И вообще — Русый же постоянно в компании Бурого! А уж от Бурого-то Кириллу не избавиться никакими способами, можете мне поверить: я провела рядом с бугаем две минуты, но мне и этого хватило. А огнестрельного оружия, чтобы без затей пустить ему пулю в лоб, у Кирилла нет.

Да он и не стал бы. Он, кажется, боится крови.

Спи спокойно, Дина Владимировна. Пытаться прикончить парня, когда рядом ошивается его приятель, — то же самое, что выйти с зубочисткой на разъяренного медведя.

Меня осенила новая мысль.

Может быть, это и к лучшему — если Кирилл нападет на сыщика? Его просто прибьют, и я наконец-то буду свободна. СВОБОДНА!


От восторга я дрыгнула ногой под одеялом. Темнота тотчас отреагировала.

— Ты не спишь?

Я затихла. С видимым трудом оторвала голову от подушки, протерла глаза.

— Сон дурацкий приснился…

— Ложись. Завтра будет хороший день.

Голос был неузнаваемый, он вытекал из тени, как черное масло, он пачкал меня, от него невозможно было отмыться.

— А ты не будешь спать? — мой собственный голос дрожал и провисал, как нить на ветру.

— Позже.

«Завтра будет хороший день», — повторила я про себя, закрываясь одеялом.

Почему-то перед глазами у меня встал Бурый. Как он бросает мяч Стеше и Егору. Как подсаживает их на дерево огромными лапищами, страхует внизу, не отходя ни на шаг, хотя дети снуют по веткам не хуже бельчат, да и высота небольшая.

Я наблюдала за ними исподтишка, когда они затащили его в свои игры. Не из ревности — из беспокойства. Вдруг он обидит моих малявок! Но мне хватило десяти минут, чтобы успокоиться; если с кем-то из лагеря они и были в безопасности, то это с Бурым. Не знаю, есть ли у него свои дети, но если есть…

Я бы им позавидовала.

Мой воображаемый отец, до которого я пыталась доехать в чужих вонючих машинах, ни капли не походил на него. Ничего общего!

Закрыть глаза. Спать, ни о чем не думать.

Наверное, я с самого начала знала, что все это бесполезно. Как ребенок, который убеждает родителей, что ему ни в коем случае нельзя быть в детском саду, — там нянечка оручая, запеканка противная и не пускают на горку, — а у самого уже скрипит снег под сапогами, и папа тянет за руку в варежке.



Мои тщательно продуманные доводы, объяснения… Как говаривала одна моя знакомая из тех, что появились за последние три года: «Оправдания — как дырка в заднице: у каждого имеется».

Но от дырки-то есть прок.

А от оправданий…

Ясногородский был прав: я могу все изменить. Вот же поганая мысль! Пресловутая бесценная возможность выбора — да гори она в аду! Из-за нее я сама захлопываю за собой дверь клетки.

Дождаться, когда Кирилл уснет. Добежать до их коттеджа. Рассказать, что он задумал.

А мутный придурок даже не поймет, что он обязан мне по гроб жизни.

Вернувшись из похода, Кирилл пересказал детскую сказочку, которую втюхал им Чухрай под видом старой легенды. Я и сама могу придумывать такие пачками. Но чем-то она ему ужасно понравилась. Он сиял, как золотой зуб в пасти рыночной торговки.

Сказочка-то мне и вспомнилась. Ее как будто специально для меня рассказали. Это же я — иволга! И должна проорать драной кошкой: не для того, чтобы вызывать грозу, а чтобы ее предотвратить.

Ну, Дина Владимировна, готовьтесь драть глотку изо всех сил.

Как только я приняла решение — вернее, осознала, что оно давно принято, — мне стало легче. Больше не нужно было ни о чем заботиться. Предупредить их — и на этом все закончится.

Вот только одна проблема. Кирилл все сидел в углу, как приклеенный. Что он там, заснул?! Я пошевелилась, и фигура — я не была уверена, что это все еще мой парень, — вскинула голову.

Черта с два!

Я заволновалась. А если эта парочка будет дрыхнуть так крепко, что не услышит стук?

Впрочем, тогда я рвану к Чухраю. Он-то наверняка спит чутко, как зверь.

Ждать, ждать, ждать… Кирилл не будет сидеть так всю ночь, он заберется в постель, пригреется под одеялом, и вот тогда… Скорее бы.

С этой мыслью я провалилась в сон.



Меня разбудил утренний свет.

При мысли, что Кирилл опередил меня, я подскочила. Он лежал на своей половине кровати, закутавшись в одеяло, только розовый лоб торчал из-под смятого толстого края, как кончик сосиски из сдобного теста хот-дога.

За эти несколько секунд у меня, кажется, прибавилось седых волос.

Я не стала одеваться и, как была, в трусах и длинной футболке выбежала на крыльцо. Футболкой со мной поделился Кирилл. В том, что я бегу сдавать моего парня в его же собственной одежде, было что-то анекдотическое. Я опустила взгляд: к тому же второпях я влезла в его кеды! То-то ноги болтаются в них, как в корытцах.