Призрак Канта
Часть 40 из 59 Информация о книге
— Вы здесь живёте? — вдруг спросила Мура. — Я всю жизнь жила в Москве, — ответила Лючия. — Но в прошлом году пришлось переехать. Никак не могу привыкнуть. Просто с ума схожу от скуки и серости. И от климата! Это ужасно, то дождь, то ветер, то вдруг жара в августе, и все едут на это проклятое море, а оно ледяное!.. Только забежать и выскочить. И никаких условий, ну просто никаких! Все пляжи городские, представьте себе! Или дикие — полоска песка, и всё! Она говорила со страстью, которую в ней трудно было заподозрить. Меркурьев теперь смотрел на неё внимательно, совсем позабыв про Муру. — Я мечтаю вернуться домой, — продолжала Лючия. — И вернусь, чего бы мне это ни стоило. Больше никогда не сделаю такой страшной ошибки. — Какой? — спросила Мура. Лючия снова посмотрела на неё в зеркало заднего вида: — Никогда не уеду из Москвы, вот какой! Я, должно быть, совсем потеряла разум, когда согласилась!.. Но ничего, ничего, немного осталось. — До чего? — уточнил Василий Васильевич. — До Москвы, — ответила Лючия и улыбнулась. — Вы ведь из Бухары, вам меня не понять. — Я работаю в Бухаре, — сказал Меркурьев. — Уже давно. А жили мы везде, и на Дальнем Востоке, и в Пензе, и в Саратове. Отца переводили, и мы переезжали вместе с ним. — И вам везде нравилось? Меркурьев улыбнулся и опять посмотрел в окно, за которым уже начался город — звенел и грохотал трамвай, «Кадиллак» потряхивало на брусчатке, старые липы и тополя стояли голые, зябнущие, в тучах вдруг открылся ослепительно-голубой просвет, и оттуда ударило солнце!.. — В Калининграде мне нравится, — признался Василий Васильевич. — Я бы здесь жил. Вот сейчас у театра можно остановиться, мы выйдем. — Вам нужно в театр? — Нет, но отсюда совсем близко. Спасибо вам, Лючия. Она притормозила возле старинного здания с колоннами. — Хотите, я могу отвезти вас обратно, — предложила она великодушно. — За такси с вас сдерут прилично. — Спасибо, — с чувством поблагодарил Меркурьев. — Если дадите телефон, я вам позвоню. Или мы сами доберёмся!.. Мура выбралась наружу и не переставала благодарить и кланяться, пока «Кадиллак» не уехал и Меркурьев не сказал ей: — Прекрати. Ты перебираешь. Стоя на тротуаре, они огляделись. Газоны были зелёными, словно только что трава взошла, деревья чёрными, как нарисованными тушью, небо голубым, будто летним, а жизнь прекрасной. — Зоопарк в той стороне. — Меркурьев взял Муру под руку. — Здесь близко. И они зашагали. — Кёнигсбергский зоопарк, — говорил Меркурьев тоном экскурсовода, — был лучшим в Германии. Горожане проводили там целые дни. Зверей держали не в клетках, а в вольерах, они гуляли, и на них можно было любоваться сколько угодно. Ещё в зоопарке находились теннисные корты, играл духовой оркестр и можно было пойти в читальный зал. Или в ресторан, рестораны там тоже были! — В зоопарке? — уточнила Мура. Василий Васильевич подтвердил — да, в зоопарке. И ещё Восточнопрусский этнографический музей. — Всё же почему Лючия здесь живёт, если ей так не нравится? — прервала Мура его лекцию. — Мне кажется, она может жить где угодно, деньги у неё явно есть. — Мы ничего о ней не знаем, — справедливо заметил Василий Васильевич. — Уж тем более о её деньгах. Он прижал локтем Мурину руку и пожаловался: — Плохо, что ты не ясновидящая и не можешь заглянуть ей в голову. Мы бы всё давно поняли. — Не могу, — согласилась Мура. Зоопарк Меркурьев с детства знал как свои пять пальцев. Он ещё застал времена, когда при входе в круглом вольере держали подрастающих медвежат, там была устроена площадка молодняка. Теперь, судя по надписи, в вольере жили еноты-полоскуны, но никаких енотов не было видно. — Холодно, должно быть, — сказал Василий Васильевич и повлёк Муру через крохотный горбатый мостик. С левой стороны на небольшом холме среди облетевших рододендронов и гортензий виднелась странная скульптура, похожая на Бременских музыкантов — звери стояли на спинах друг у друга. Мура подошла и прочитала, скульптура отчего-то называлась «Выжившие». — Бегемот, ослик, лань и барсук, — сказал Меркурьев. — В зоопарке было две тысячи зверей, после штурма в сорок пятом году остались эти четверо. Ты не знала? Мура покачала головой. Он вздохнул. — Во всех учебниках по военной истории в разделе «Штурм Кёнигсберга» есть отдельная глава, называется «Бой за зоопарк». Его долго штурмовали. Здесь всё было залито кровью и завалено трупами. Звери все погибли. Кроме этих четверых. Мура взяла его за руку. — Бегемот был ранен, тяжело. И его чуть не расстреляли как фашистского прихвостня. На войне никому нет дела до бегемотов. Какой-то генерал увидел его и приказал бегемота не расстреливать, а лечить. Его звали Ганс. Мура улыбнулась, но Меркурьеву показалось, что она сейчас заплачет. — Был мужичок, зоотехник по фамилии Полонский. Он стал его лечить. Пошли, — Меркурьев потянул её за собой. — Нам сейчас до слоновника и налево. Кристина сказала, что будет ждать меня возле вольера с бегемотом. — Нет, расскажи дальше. — Ну, бегемот не ел, от боли, наверное, или от страха. Зоотехник здесь, в горящем Кёнигсберге, — город весь горел, целые кварталы выгорали после бомбёжек, — разыскал немецкого старичка-фельдшера. Тот посмотрел бегемота и велел поить его водкой. Ну, не в прямом смысле, просто подливать водку или спирт в молоко. Можно в воду. По два литра каждый день. — Разве бегемот станет пить водку? — Да он и не пил. Двое солдат держали ему пасть, а третий лил из ведра микстуру эту. После водки бегемот стал есть и потихоньку-полегоньку оклемался. Семь раз он был ранен и выжил. А зоотехник, который его выходил, страшно переживал, что бегемота снимут с довольствия и он не переживёт зиму. Рапорты писал, чтоб его в Москву забрали, в московский зоопарк. Выдумывал, что дрессирует бегемота для катания на нём граждан и детей, как-то так в рапорте было сказано. То есть убеждал начальство, что бегемот не зря проедает харчи, а может их отрабатывать — катать детей. — На бегемотах не катаются, — пробормотала Мура и шмыгнула носом. — Ну, конечно, нет, — согласился Василий Васильевич. — Но зоотехник боялся за него. Считал, если он будет приносить пользу, за ним будут ухаживать. — Бегемот не умер? — Прожил ещё лет десять! Этого бегемота Ганса знает и помнит каждый порядочный калининградец. — Я теперь тоже буду помнить, — пообещала Мура. — В Ленинграде, — продолжал Василий Васильевич, — блокаду пережила бегемотиха Красавица. А слон погиб. Он боялся налётов, прятался от них в свой дом. Как налёт, так он туда бежал. Дом развалили фугасом, убили слона. Мура остановилась и вытащила у него руку. — Зачем ты мне всё это рассказываешь? — спросила она дрожащим голосом. — Чтоб я заревела, да?! Чтоб я теперь постоянно о них думала, об этих зверях? — Ты же приличный человек, — сказал Василий Васильевич. — Ты должна об этом знать. И вспоминать время от времени. На всякий случай. В зоопарке было пустынно и красиво — деревья облетели не все, и ветер ворошил кучи разноцветных листьев. Реликтовое дерево гинкго — так его назвали на табличке — было совсем зелёным. Мура засмотрелась на него и чуть не упала, Меркурьев поддержал её под локоть. — Вон там летом живут обезьяны, — показывал он. — Видишь стеклянный павильон? А справа фламинго. Целое стадо!.. Или что бывает у птиц, косяк? Косяк фламинго — звучит не очень, да?… А дальше какая-то птица-секретарь. Мне сто раз объясняли, почему она так называется, но я так и не понял. — Как про Полинезию? — уточнила Мура. Меркурьев сверху посмотрел на неё. — Тебе-то, конечно, всё ясно, а я человек серый, девственный!.. Они обогнули большое старинное здание с треугольной крышей, просторной площадкой и рвом с водой. Меркурьев сказал, что это и есть слоновник. Слона на площадке не было. Меркурьев объяснил, что слону сейчас гулять холодно. — Бегемоты там, — продолжал он, кивнув на следующий павильон. — А где Кристина? И они стали оглядываться по сторонам. По аллеям прогуливались неторопливые пенсионеры, на лавочках сидели молодые мамаши с колясками. — Дальше летний бассейн, — сказал Меркурьев. — Может, бегемотов ещё не перевели? Посмотрим? Они обогнули павильон, и тут Василия Васильевича окликнули. Он оглянулся. Кристина бежала через площадь, совсем с другой стороны. — Вася, привет. А мы в кафе зашли погреться. Мы здесь давно… Здрасти, — сказала она Муре. — Я Кристина, мне бы с Васей поговорить. — Это Марьяна Антипова, — представил Василий Васильевич. — Погоняло Антипия. Духовная дочь Сантаны и последовательница самого Пуришты. Кстати, я забыл спросить, кто такой Пуришта. — Антипия?! — поразилась Крис. — Да ну, Антипия чёрная, а не белая. — Кристина, это я, — сказала Мура раздражённо. — Вась, что ты меня людям как циркового пуделя показываешь?… — Из уважения, — объяснил Василий Васильевич подобострастно. — Исключительно из уважения к твоим сверхспособностям и умению ходить на задних лапах!.. Ты у нас вообще уникальный пудель — прямоходящий и с третьим глазом!.. И тут развеселившийся до невозможности Меркурьев поцеловал Муру, по которой сильно соскучился.