Прогулка

– Надо спешить, – сказал Бен Крабу. Тонущий катер продолжало поворачивать к айсбергу, отчего шлюпка оказалась сжатой между ледяной горой и бортом катера. На пульте Бен обнаружил толстый пластиковый ключ для запуска двигателя. Он завел его и потянул рубильник назад, чтобы поскорее убраться с места крушения.

– Тропу видишь? – спросил он у Краба.

– Какая еще тропа? Одно ледяное поле вокруг.

– Где-то ведь тропа продолжается. Давай высматривай!

Краб запрыгнул на уступок у окна кабины. Вид оттуда открывался скверный, не то что дивный панорамный обзор с мостика катера.

– Да тут сплошной лед кругом. Похоже, нас затерло паковыми льдинами.

Шлюпка врезалась в одну из окружавших их плоских льдин, и Бен кубарем скатился по лесенке, ведущей из кабины в пассажирский салон. Он чувствовал себя тряпичной куклой. Ему пришлось снова сделаться шестилетним ребенком с гуттаперчевыми костями и полным презрением к опасности. Краб перепрыгнул на другую сторону кабины и выглянул в иллюминатор.

– Мы тонем? – спросил Бен.

– Мы – нет, а вот классная лодка – да. Вот попали-то. Катер был куда лучше этой плоскодонки.

Бен вскарабкался по ступенькам и увидел, как изящное судно сдается под натиском бурлящей воды. Волны подобрались к мостику и перехлестывали в разбитое окно, постепенно поглощая катер, словно змея, втягивающая в себя огромную добычу.

Тем временем шлюпка хотя и получила удар, но двигатель ее продолжал работать. Бен выставил рубильник на самый малый ход и отдал катеру последние почести, пока тот погружался все глубже и глубже… наконец исчезнув навсегда. За местом крушения образовалась небольшая полынья между айсбергом и паковым льдом, достаточная для опытного моряка, чтобы пройти дуговым курсом.

Но Бен не был опытным моряком. Еще мальчишкой в летнем лагере он катался на надувной лодке с парусом из тех, у которых на носу имелась маленькая блестящая ручка для погружения корпуса в воду. В ней даже сесть было негде. Приходилось лежать и молить Бога, чтобы не свалиться в воду. По центру посудины надо было опускать выдвижной киль и править лодкой с помощью жуткого деревянного руля на корме. Все мыслимые работы на борту получались у Бена из рук вон плохо. Узлы все время развязывались. Выдвижной киль застревал. Каждый раз, когда надо было поворачивать, Бен всегда налетал физиономией на качающийся бревенчатый бон. Моряк из него не получился. Однако плавать он умел. Если не можешь совершать плавание, то лучше хорошенько учись плавать.

На приборной панели в кабине помещалась рация. Бен схватил микрофон и принялся крутить ручки в разные стороны, прыгая с канала на канал и перемежая свои действия отчаянными воплями. Компас на панели крутился не переставая, отказываясь указать четкое направление.

– Прошу помощи! Прошу помощи! Нас кто-нибудь слышит?

Рация шипела и гудела, и вдруг раздался ответ.

– Алло? – произнес женский голос.

– ПРОШУ ПОМОЩИ! ПРОШУ ПОМОЩИ! Нас зажало паковыми льдами!

– Н-да, не повезло вам.

– Терпим бедствие. ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИТЕ. Компас и навигационные приборы словно спятили. Понятия не имею, где нахожусь.

– О-о, голосок у тебя ничего себе.

– Можете нам помочь?

– О, конечно. Раз плюнуть. Просто огибайте айсберг, а потом тропа снова должна обозначиться.

– Кто говорит?

– Увидимся на той стороне. Жду не дождусь встречи! Пока-пока!

Рация вырубилась. Бен двинул рубильник чуть вперед и начал осторожно огибать плавучую ледяную громаду.

– Открой люк, – попросил Краб.

– Зачем?

– Чтобы я осмотрелся, бестолочь! Я же краб. Мне нужно приблизиться к тому, что я хочу увидеть.

Бен потянул за открывающий рычажок, и Краб запрыгнул на крышу кабины, а оттуда свалился в воду. Ветер с ревом ворвался в открытый люк и обдал лицо Бена ледяным дыханием. Краб быстро всплыл на поверхность воды и забрался обратно в кабину.

– Там под водой еще больше льда? – спросил Бен у Краба.

– Тебе повезло. Айсберг уходит под воду, а не торчит из нее.

– Можешь опять закрыть люк? Здесь жутко холодно.

– Не могу.

– Это почему?

– Я уже устал тебе напоминать, что я краб.

– Понял.

Бен спустился по ступенькам и захлопнул люк. Они медленно огибали айсберг. Тот оказался километра три в ширину, прямо остров какой-то. Но выглядел он потрясающе: живой скол замерзшей истории, движущийся, истекающий талой водой, с постоянно смещающимися гранями, откуда ни посмотри. Он казался живым. Никакие фотографии не смогли бы передать его величие. Айсберг был самым красивым зрелищем из всех, что Бену доводилось видеть.

Окружавший айсберг паковый лед грозил зажать их, но оставалась полоска чистой воды, достаточная для того, чтобы они прошли. Бен снова попробовал включить рацию.


– Алло?

Отозвался все тот же женский голос:

– Эй! Классно у тебя получается!

– Вы нас видите?

– Нет, но вы не сгинули. Весьма впечатляет. Давай жми дальше, супергерой.

Голос отключился.

– Эта цыпочка типа как с тобой флиртует, – заметил Краб.

– Заткнись.

– Она, наверное, клевая.

– Мне это сейчас совсем не интересно, Краб.

– Да, однако на будущее может пригодиться. А у нее, наверное, есть знакомые крабчихи.

– Да заткнись ты.

Пока они огибали айсберг, выглянуло солнце, брызнув лучами на плавучую гору и окружающие ее ледяные просторы. Оно висело прямо над ними. И ослепляло. Казалось, их окружает множество солнц. Даже в защитных очках глазам Бена понадобилось несколько секунд, чтобы снова разглядеть происходящее вокруг. Прямо перед ними сквозь ледяное поле вела тропа из чистой воды. И нигде ни малейших признаков земли.

Бен прибавил ходу. Затем, придерживая одной рукой штурвал, второй открыл рюкзак и вытащил оттуда ломоть хлеба. Съел его до последней крошки. Просто так, без всего. Потом вытащил блокнот с ручкой и зубами сорвал с ручки колпачок. Пристроил блокнот на пульт и начал неуклюже писать записку Терезе. Писательским даром он не блистал. Копирайтеры, которых его начальство нанимало для создания рекламных буклетов, писали куда живее и убедительнее. Бен выступал как «денежный молот». Он давным-давно сообразил, что когда встречался с клиентами лицом к лицу, те сбрасывали цену еще на десять процентов. Его шрам на лице являлся лучшим переговорщиком.

Он никогда не писал Терезе, когда находился в дороге. Все сводилось к нескольким телефонным звонкам – всегда недолгим, всегда по делу. Вот и все. Ему надо было больше ей писать – длинные, цветистые любовные письма, как солдат с фронта своей любимой. Письма, которые она могла бы хранить в шкатулке. Письма, которые бы что-то значили, а не просто телефонные звонки с вопросами, не нужна ли ей какая-нибудь хрень из магазина, которую он может прихватить по пути домой. Они оба прекрасно справлялись с ежедневным бременем любви. Они помогали друг другу. Они все планировали. Один сохранял спокойствие, когда другой злился, и наоборот. Так они и жили душа в душу.

Но теперь на них слишком давили годы и повседневные дела, они слишком уставали, и больше не хватало сил на широкие романтические жесты. Если он так и не вернется домой, у нее не окажется шкатулки с письмами, напоминающими о нем. Останутся лишь дырявые футболки да пустые пакетики с кожицей от бекона.

Милая Тереза!



Я очень тебя люблю. Обо мне не волнуйся. Скоро буду дома.

С любовью,

Бен.



Краб вскарабкался Бену на плечо и уставился на записку.

– Что сочиняем?

– Не твое дело, – отрезал Бен.

– Ну извини.

Бен вытащил бутылочку воды и осушил ее. Затем засунул записку в бутылочку и выбросил в люк, откуда она упала в море.

Рация вновь затрещала.

– Алло? – произнес женский голос.

Бен схватил микрофон.

– На связи.

– Вы почти рядом. Прямо прелесть какая-то.

– А вы Постановщик?

– Кто-кто? Понятия не имею, что ты такое говоришь.

– Где вы?

– Посмотри вперед.

Бен выглянул в переднее окно кабины и увидел вдалеке зубчатую горную вершину со снежной шапкой. Не ледяную. Из настоящих камней и земли.