Проклятый наследник

– А люди? Они другие?

Киран кивнул:

– Большинство. Всегда есть исключения из правила, как у Олдрена, но, как правило, люди живут более осознанно. Они используют свое короткое время в этом мире мудро и живут не только для того, чтобы существовать. Они осознают красоту восходящего солнца, наслаждаются любовью, стараются быть со своей семьей всю жизнь. Фейри устают от всего этого. Наверное, мне нужно дожить до ста лет, чтобы понять их.

– Это… – Фрейя покачала головой. – Я не знаю, что сказать.

– Тут и говорить нечего. Все так, как есть, и фейри не хотят ничего другого. Если бы они могли выбирать, то все же предпочли бы свою долгую жизнь ранней смертности, но только потому, что не знают, насколько богаты они будут в это время.

Киран почувствовал, как его собственные слова оставляют пустоту в его груди. Она приходила с осознанием того, что, будучи фейри, он получал долголетие, но терял многое другое, и это причиняло ему боль.

– Мне жаль, что ты испытываешь такие чувства по отношению к своему народу.

– Мне тоже.

– Ты мог бы поехать со мной в Амарун, чтобы там стать королем, – предложила Фрейя, но легкость в ее голосе прозвучала только для того, чтобы подбодрить его. – Тогда мне не пришлось бы становиться правительницей. Это не очень мне подходит.

Киран фыркнул:

– Тоже не хочется на трон?

– Не особо. – Она отклонилась, чтобы поймать последние лучи солнца, прежде чем оно скроется за большой тучей, которая клубилась на горизонте. – Слишком много ответственности, с которой я не справлюсь. Я люблю свою свободу. И магию. А это противостоит вере и основополагающим принципам моего собственного народа и, похоже, не станет хорошей предпосылкой для моего правления.

– Тебе действительно нравится магия, – отметил Киран. Они больше не говорили об этом с тех пор, как Фрейя рассказала брату в своей спальне об уроках алхимии и ее заклинаниях поиска. Обещания не применять магию в будущем она так ему и не дала, и, судя по мечтательному выражению ее лица, принцесса этого никогда бы и не сделала, хотя и рисковала из-за этого жизнью. Но в этом принц не мог ее упрекнуть, особенно после того, как незадолго до этого похвалил способность людей восторгаться.

– Хочешь, покажу трюк?

Правый уголок рта Фрейи приподнялся:

– Хочешь похвастаться?

– Может быть, немного. – Он усмехнулся, вслушиваясь в себя. В ту же секунду он почувствовал магию, текущую по его жилам. Его чувства обострились, и принц теперь мог не только видеть и слышать фонтан, но ощущать его кожей и чувствовать его запах. Киран ощущал влагу отдельных частиц не только в воде, но и в воздухе, в растениях, которые окружали их, в своем собственном теле и в теле Фрейи. Все они несли в себе этот жизненно важный элемент. Он отключил свой разум и пошевелил пальцами ритмичными движениями, которым его научили после возвращения в Нихалос. Настоящим мастерам не приходилось этого делать. Их мысли было достаточно, чтобы контролировать стихию, но должны были пройти еще годы, прежде чем Киран овладеет этим искусством в совершенстве. Тем не менее вода подчинилась его воле.

Прозрачные нити поднимались из слюдяной влаги, плясали по воздуху и переплетались друг с другом. Он описал запястьем круг, и несколько капель упали обратно в фонтан, но остальная жидкость превратилась в мерцающий шар, парящий над ладонью Кирана. Пальцами другой руки он призвал свою земную магию, и камешки, дрожа, поднялись с земли. Принцу приходилось прилагать немало усилий, чтобы удерживать власть над обеими стихиями одновременно, но, тем не менее, камни симметрично выстроились вокруг водяного шара и начали вращаться вокруг него, как луны вокруг Земли.

– Невероятно, – пробормотала Фрейя, и признание в ее голове заполнило его грудь гордостью. На самом деле Киран относительно безразлично относился к собственной магии. У нее были свои достоинства, но он не определял себя через элементы, которыми владел, как другие фейри. Наверное, поэтому он и не считал за честь быть Неблагим. Но ему понравилось, как смотрела на него Фрейя в этот момент, словно он наконец хоть раз сделал что-то правильно.

– Я тоже хотела бы уметь делать подобное.

– Ты смогла открыть куб.

– Да, но это не одно и то же, – возразила Фрейя. – Кубик – это вспомогательное средство. Если бы ты дал мне факел и потребовал, чтобы я сделала с его помощью огненный шаг, я не смогла бы, даже если от этого зависела бы моя жизнь.

Одним движением руки Киран отбросил водяной шар обратно в фонтан, и камешки упали наземь.

– Я не знаю, какое преимущество дал бы тебе огненный шар.

Фрейя закатила глаза:

– Дело не в огненном шаре, а в принципе.

– Ммм, – пробормотал Киран, подавляя усмешку. – Понимаю. Принцип.

– Ты издеваешься надо мной. – Она легко ударила его по руке. Это был всего лишь игривый шлепок, тем не менее Киран мог видеть краем глаза, как один из гвардейцев выпрямился, словно защищая его. Смешно.

– Да нет. Просто я тебя не понимаю. Для чего тебе нужна магия? Ты могла бы поливать с ее помощью поля в Амаруне? Или заставлять крутиться ветряные мельницы? Создавать дома из земли? Или разжигать своим огнем камины в замке?

Ничто из этого невозможно было сделать, не нарушая законов Тобрии.

– Нет, конечно, нет. Я бы… – Фрейя запнулась и склонила голову. – Я могла бы… могла бы… – Она снова замолчала, поджав губы.

Принцесса задумалась на мгновение, а затем раздраженно всплеснула руками:

– Не могу ничего придумать. Но магия должна быть полезна для чего-то. Ты же не хочешь сказать, что ваши боги пожертвовали вам совершенно бесполезный Дар.

– Я не знаю, почему мы можем властвовать над стихиями.

Киран пожал плечами, и уже в следующее мгновение напрягся, услышав приближающиеся знакомые шаги. Они явно были связаны с его бегством от собственных обязанностей и ответственности.

– Вот ты где! – воскликнул Олдрен.

Принц вздохнул, и Фрейя одарила его жалостливой улыбкой.


– Неужели ты искал меня?

– Очень смешно. Я пять раз напоминал тебе о сегодняшней встрече, – упрекнул Олдрен.

– Возможно, стрела повредила мою память, – ответил Киран, думая о Зейлан, которая освободила его от снаряда. С тех пор как Фрейя появилась при дворе, принц больше не видел Хранительницу. Что она делает в этот момент? Позволит ли ему Олдрен ее разыскать, прежде чем они пойдут на заседание? Наверное, нет.

– Конечно, так оно и есть. – Олдрен закатил глаза. При этом он выглядел не таким раздраженным, как предполагалось. Что, вероятно, было связано с тем, что советник знал правду и понимал, как много Фрейя значила для принца и как важно для него было проводить время с ней. Но Олдрен был единственным, кто показал себя таким толерантным.

Советники его отца вышли из себя, когда узнали о присутствии Фрейи в замке, и все другие придворные фейри, включая королеву Зарину, были далеко не рады этому визиту. И в самом деле, Фрейя не должна была находиться в Нихалосе. Ее присутствие нарушало Соглашение между странами, в котором говорилось, что ни одному человеческому существу не разрешено входить в Мелидриан. Только ложь Кирана, что он пригласил ее в качестве представительницы королевского дома на коронацию, спасла Фрейю от подземелья и удержала Тигана от вторжения войск фейри в Тобрию.





– Ни в коем случае! – вырвалось у Оноры так резко, что половина присутствовавших советников съежилась от испуга. Она вскочила было со стула, но Тиган бросил на нее гневный взгляд через стол. Командир только что огласил свой план переноса коронации во дворец. Традиционно ритуал, во время которого открывались ворота в Иной мир, проводился на праздничной площади города, рядом с храмом. Горожане должны были стать свидетелями церемонии и видеть, как боги даруют новому королю власть повелевать всеми четырьмя стихиями.

– Не вам одной это решать! – ответил Тиган, покраснев. Он тоже приподнялся со своего места и оперся руками о стол, как будто он мог запугать Онору своим величием. Но каждый, кто знал советницу Невана, понимал, что это не сработает.

– И не вам!

– Думаю, предложение Тигана стоит рассмотреть, – бросил Олдрен, сидевший по правую руку от Кирана, не ввязываясь в ссору. Советник неторопливо отрезал кинжалом кусочки от яблока, которое он сорвал в одном из садов по пути на заседание.

– Тут и думать нечего. – Онора упрямо скрестила руки на груди. – Коронация проходит один раз в несколько сотен лет, и так же редко открываются ворота в Иной мир. Народ имеет право на то, чтобы присутствовать на церемонии. Скрывать ее от него неправильно.

– Вы правы, – сказал Тиган, снова опускаясь на свой стул, словно предчувствуя, что предстоящая дискуссия отнимет у него много сил. – И мне тоже не нравится отказывать жителям в этом, но моя забота прежде всего безопасность принца. Для меня приоритетная задача – защищать Кирана. Вы видели, что произошло на параде.

– Да, это я видела, – заявила Онора спокойным голосом, как будто инцидент произошел много лет назад, хотя она вместе с матерью Кирана и Олдреном были теми, кто больше всех беспокоился о принце. На следующий день после праздника советница несколько раз поинтересовалась его самочувствием. А эта фейри редко выказывала так много сострадания за один день. – Но знаете ли вы, чего я не видела? – продолжала она. – Ваших гвардейцев на крышах и в толпе. Они просто стояли вдоль улицы.

Глаза Тигана сузились до щелочек:

– Что вы хотите этим сказать?

– Вы это прекрасно знаете. В конце концов, обеспечение безопасности принца – ваша работа, а я бы не назвала безопасной стрелу, поразившую его.

– Это возмутительно! – выпалил Тиган. Он снова вскочил на ноги. Обвинение так взбудоражило его, что румянец с лица фейри переместился на его заостренные уши.

– Мы обсудили все планы с вами. Вы их одобрили. Все мои люди…

Кирана поразили гневные слова командира. Онора не была полностью правой, но невозможно было устранить любой риск, если только не запереть его в пустой комнате в глубине замка. Принц ни в чем не обвинял Тигана. Единственным человеком, которого можно было обвинить в беспорядке, был убийца, все еще находившийся на свободе. Вероятно, Киран должен был беспокоиться об этом, но с того самого вечера на Празднике Творцов его мысли были заняты одним-единственным человеком.

Талон.

Он скучал по мальчику, которым был и которого в нем пробудила Фрейя. Воспоминания о первых годах жизни были для Кирана такими настоящими, такими осязаемыми, какими не были уже давно. Своим появлением Фрейя открыла запертый ящик, и с той самой первой ночи в ее комнате принц снова и снова вспоминал о событиях, которые, как ему казалось, он давно забыл. Например, о выезде в город вместе с матерью незадолго до седьмого дня рождения близнецов. Им можно было выбрать себе подарки, и Фрейя пожелала вырезанную из дерева фигурку Хранителя. Однако их мать возразила, что такая игрушка не годится для девочки, тем более для принцессы. Фрейя отодвинула от себя фигурку, но ее разочарование было слишком явным. Принц пожалел ее и сказал матери, что хочет такую фигурку себе. Эриина купила игрушку для мальчика, не задумываясь, а Талон подарил ее сестре на день рождения. От радости она бросилась ему на шею и несколько месяцев повсюду таскала с собой маленького Хранителя, пока тот вдруг не пропал. Киран всегда подозревал, что именно королева Эриина могла забрать игрушку у принцессы.

Такие воспоминания преследовали его снова и снова в течение последних четырех дней. Киран нигде не мог скрыться от них. Если он был на заседаниях, они приходили к нему, если он ложился в постель – они обрушивались на него. Даже сидя на своем троне, он никак не мог отделаться от них. Воспоминания были горько-сладкими и вели его с собой в более легкую, счастливую жизнь вместе с Фрейей. Он скучал по своей сестре больше, чем по чему-либо еще. И Кирану было абсолютно безразлично то, что они не были связаны кровными узами. Их связывало нечто другое, что нельзя было пощупать руками, ведь даже после всех этих лет Фрейя все еще была близка принцу. И именно эта связь заставила принцессу поверить в то, что ее брат жив, в то время как все остальные считали его мертвым. Возможно, их связывала ее магия. У Фрейи явно присутствовали магические способности, иначе огонь в кубе не смог бы появиться, а сам принц, в конце концов, был фейри. Как бы то ни было, Киран был благодарен за это и желал тайно покинуть Нихалос вместе с Фрейей.

Не только чтобы избежать своей участи нелюбимого народом короля, но и оттого, что принц скучал по Смертной земле и людям, которые там жили, особенно по своим родителям. В течение семи лет он пытался не думать о короле Андроисе и королеве Эриине как о своих отце и матери. Ему потребовались месяцы, чтобы признать Невана и Зарину своими родителями. Сейчас настоящие родители стали ему дороги, но присутствие Фрейи вернуло на свет все старые чувства, которые Киран похоронил. Ему не хватало мужчины, который рассказывал бы ему все о том, как быть королем, с гордостью во взгляде, и женщины, которая в детстве пела песни о Бессмертных Хранителях у его кровати. Неван и Зарина никогда не относились к нему так. И хотя они сделали все, что в их силах, чтобы максимально облегчить его новую жизнь, в королевском дворце Неблагих он никогда не чувствовал себя как дома и его единственным другом был Олдрен.

Другие фейри ненавидели принца или просто принимали его только потому, что должны были, но на самом деле абсолютно не интересовались им самим, а только лишь властью, которую ему давала родословная.

– Киран, ты согласен? Киран!

При звуке голоса Оноры юноша вздрогнул в своем кресле и в замешательстве огляделся по сторонам. Все взгляды были направлены на него. Члены совета выжидательно смотрели на принца, и Киран по их лицам силился понять, о чем они только что говорили. Все еще обсуждали вопрос, нужно ли переносить коронацию? Он понятия не имел. Киран был полностью погружен в собственные мысли. Юноша нервно вытер дрожащие руки о брюки, слишком ошеломленный воспоминаниями, чтобы надеть маску, которая обычно скрывала его эмоции на подобных встречах.

– Вы согласны, чтобы мы осушили фонтаны в храме на время церемонии и запретили приносить водяные шланги? – спросила Онора, поджав губы, явно раздраженная тем, что в мыслях он витал где-то далеко. – Мы считаем, что лучше всего сделать как можно более затруднительным для народа использование магии во время вашей коронации. Чтобы минимизировать возможность нападения.

Киран с трудом сглотнул, чтобы унять стеснение в горле, но это не помогло. Он чувствовал, что ему не хватает воздуха. Больше всего принцу хотелось встать и убежать, но сверлящие взгляды членов совета требовали от него ответа. А правда была такова: ему было все равно. Киран не хотел ни церемонии, ни своей коронации. И не хотел владеть всеми стихиями. И править фейри. Он ничего не хотел из всего этого. Он хотел вместе с Фрейей вернуться в Тобрию. Он хотел исчезнуть.

– Что будет, если я умру?

Брови Оноры взлетели вверх:

– Что, простите?

– Что будет, если я умру до коронации или вскоре после нее? – спросил Киран, стараясь дышать спокойно. Однако ему было очень трудно контролировать свое тело. Логически он понимал, что не находится в непосредственной опасности. Тем не менее сердце его учащенно забилось, а пот пропитал мундир, как будто принц уже сражался за свою жизнь, и в каком-то смысле Киран, возможно, и делал это. Он боролся против короны, которую не хотел носить, и за жизнь, которую он желал.

– У меня нет наследника трона. Кто станет королем или королевой после меня?

– Не беспокойтесь об этом, – ответил Тиган, подавшись вперед в своем кресле. Гнев исчез с его лица, а это означало, что он, должно быть, договорился с Онорой. – Я пойму, если мои предложения по вашей защите вас смутят, но могу заверить вас, что вы не умрете. Я пожертвую своей жизнью ради вашей.

– Я рад это слышать, но это не ответ на мой вопрос.

– Если вы умрете до того, как появится наследник, советом будет избран новый король или новая королева, с учетом благороднейшей родословной, – пояснила Онора таким голосом, будто зачитывала протокол. – Однако последнее слово оставлено за богами. Если они одарят фейри всеми четырьмя стихиями, ничто не помешает коронации. Если нет – процесс повторится.

– Понятно, – кивнул Киран. Если выбор происходил таким образом, то практически любой Неблагой фейри или любая Неблагая, овладевшие двумя стихиями, могли стать королем или королевой, потому что родословные благородных фейри были очень сильно приближены друг к другу. Возможно, даже сама Онора могла бы претендовать на трон. Однако Киран был не уверен, что правая рука Невана действительно подходила для принятия статуса королевы. Фейри обладала собственным мнением и сильной волей, но никак не смирением справедливо удовлетворять желания народа.