Путь самурая
Часть 16 из 28 Информация о книге
Сазонов назвал, и я без удивления, как и ожидал, услышал адрес городского тира, в котором тренируется половина города – и менты, и бандиты, и частные охранники, и… в общем, все, кто может заплатить за роскошь пострелять по различного вида мишеням. Пожечь патроны, как говорят стрелки. Прежде чем поехать к Гаврикову, зашел к шинкарке – разнюхать, что делается по городу. Благо, что она живет через два дома от Сазонова. Кстати, еще одно удобство моего заселения в дом тренера. Информатор едва ли не на заднем дворе живет. Шинкарка встретила меня радостно, мне показалось – едва не бросилась на шею. Вот чего мне не хватало – так это ее потных объятий! Потом за версту от меня будет вонять дешевыми сладкими духами и кремом для рук. Агентов надо ставить на место, чтобы понимали, «кто есть ху», – дистанцию нужно держать. Общаться только по делу, и никакой дружбы. Кто знает, какая услуга может понадобиться от этого самого агента, так что дружить с ним – это завалить всю тщательно продуманную операцию. Я не параноик и не склонен преувеличивать возможность такого события, но оно может случиться, а потому – всяк сверчок знай свой шесток. Но вообще-то было странно-приятно. Я уже как-то привык, что никому на фиг не нужен. Совсем пропащий, бирюк-одиночка, и вот вдруг все понеслось вскачь! Сазонов, шинкарка эта самая… даже продавщица из ларька… И какого черта она у меня из головы не уходит? Лучше бы, конечно, Танька Краюхина, но… она замужем. А я не собираюсь вмешиваться в жизнь семейных женщин. Муж у нее где-то во вневедомственной охране работает, я его ни разу не видел. Но говорят – хороший парень. Зачем его обижать? Вот если бы разведенная была или вдова… Тьфу! Какие дурацкие мысли в голову лезут! Пусть живет ее муж сто лет! Такой же мент, как и я, служит себе честно и служит! Хотя кто в наши годы честно служит? Вернее, что понимать под честной службой? Да, разобраться бы – что такое честная служба и что такое оборотни в погонах. Кто я, оборотень? Или честный служака? Если деньги беру с ларечника? Или с шинкарки! Все берут. Ну… почти все. Не берут только те, кто не может. На зарплату нынешнюю не проживешь. Но тут есть большая разница – за что брать деньги. Вот, например, следователь. Если он берет деньги за то, чтобы отмазать преступника – вымогателя, насильника, убийцу, – он подлец. Оборотень в погонах. И такого не то что в народное хозяйство – в Нижний Тагил, на зону! Чтобы рядом с такими же, как он, парился! А если ему дали немного денег, чтобы он как следует, полноценно расследовал, чтобы ночи не спал, собирал доказательства, так что в этом плохого? Стимулировали, так сказать, спонсировали. То же самое опер. Или вот я – ну да, я беру деньги с шинкарки. Так на хорошее дело! Я хочу наказать подлецов! А как это сделать без денег? Опять же – оперативную информацию дает! Как бы я Косого вычислил, если бы не она? А то, что я закрываю глаза на ее бизнес, – так это самое маленькое зло, которое может быть. Людей она не травит, а то, что самогонку гонит, – так это всегда было и будет. Большое зло и маленькое зло – выбор тут очевиден. – Здравствуйте, Андрей Владимирович! Какими судьбами? Чайку попьете? – Шинкарка просто-таки лучилась довольством. Оно и понятно – бизнес пер пыхтящим паровозом, деньги текли рекой. Она за ценой не стояла, и по сравнению с магазином стоило ее спиртное совсем не так уж и дорого. И качеством неплохое – очищала не хуже, чем на ликеро-водочном. Я бы вот, кстати, предпочел произведение ее рук водке с нашего ликеро-водочного, подмятого зятем нынешнего губернатора. Слышал, как там делали очистку, – одна сивуха да альдегиды. Гадость! И кстати, запретили торговать осетинской водкой, которой было в городе до тех пор просто море. Лоббирование, и ничего больше. Осетинская водка, точно знаю, была гораздо чище местной. Ну и дешевле. Но ее не стало. И тогда – как грибы после дождя выросли шинки. Ну не местную же водку пить? И дорого, и «грязно»! – Чаю не хочу, а хочу услышать новости! – ответствовал я, усаживаясь на скамью под навесом. После тренировки все болело. И как я терплю такие измывательства? Сказали бы раньше – я б не поверил, что могу позволять так с собой обращаться! Как со скотом бессловесным! – Новости, ага! – довольно кивнула шинкарка. – Есть новости! Во-первых, Митяй с дружками пропал! Говорят, нашли его на берегу со сломанной шеей! А во рту – деньги! – Как это «во рту»? – неприятно удивился я, услышав о деле рук своих. Именно своих, это ведь я отдал Митяя на растерзание армянам. Почитай – убил! – Ну так! – радостно хихикнула женщина. – Комком скрутили бабло, и в рот! И говорят еще – деньги-то… в говне были! Хи-хи-хи… Вроде как зад подтерли и в рот ему сунули! – Тьфу! – сплюнул я, живо представив картину. Это вам не Сицилия! У нас покруче… и погаже! – А кто его грохнул? – с опаской поинтересовался я, мало ли какие слухи ходят… – Да кто? Кого-то подломал, кого-то грабанул – делов-то! Отомстили! – спокойно пожала плечами шинкарка. – Такие, как Митяй, долго не живут. Грабят всех, кого ни попадя, а потом языком треплют на каждом перекрестке. Так что… – Еще что-то интересное было? – нетерпеливо прервал я поток философских рассуждений. – Кто-то грабанул, кого-то грохнули? – Да особо никто и ничего, – снова пожала плечами женщина. – Ларек вот у Ибрагима сожгли. Дотла! Ничего не спасли. Один каркас остался! – Да-а?! – делано удивился я. – И что, короткое замыкание, что ли? Чего он загорелся-то? – Да я же говорю – сожгли! – Женщина досадливо поджала губы. – Видели мужика, который бросал в ларек бутылки! У него морда в маске была, не видать ее было! – А если не видать, с чего решили, что мужик? – резонно поинтересовался я. – Может, баба какая? – Может, и баба. А я знаю? – хмыкнула шинкарка и опасливо покосилась на меня. – Вот еще что… Андрей Владимирович… поговаривают, что это… хм… вы и сожгли Ибрагима! – Что-о?! – встрепенулся я, едва не вздрогнув, как от удара поленом по башке. – Что за чушь?! Кто распространяет эту ересь?! – Да Ибрагим и… это… распространяет! Говорит, вы приходили к нему, а он вас выгнал… э-э… как собаку! А вы сожгли ему ларек! Ну не сами, конечно, кто-то за вас, но точно – вы! Болтовня, конечно. Но за что купила, за то и продаю! Уж не обессудьте! – Ну ладно! – тяжело поднялся я, настроение мое безнадежно упало, как столбик термометра во время мороза. – Бред всякий несут, уроды! За клевету бы привлечь гада! – Он заяву обещал кинуть! Или разобраться с вами по-своему! Вы уж осторожнее, Андрей Владимирович! Хачики, они злые! По башке дадут из-за угла, и че тогда мне делать? «Че-че, торговать будешь, как торговала, – хотелось мне сказать, но не сказал. – Другой участковый будет тебя доить! И ты так же счастливо будешь его встречать. И не вспомнишь обо мне! Да и с какого хрена тебе обо мне вспоминать? Помер Максим – да и хрен с ним!» – Андрей Владимирович, тут мне часики принесли интересные… за долги. За два литра один хрен отдал. Часишки-то ерундовые, механические, импортные только что. Даже ремешок старый кожаный. Ничего особенного. Но этот черт баял, что стоят они дорого. Что они их взяли на хате одной в центре. Посмотрите? Может, пригодятся? – Неси… – я снова уселся на скамью и, проводив взглядом толстый зад шинкарки, стал думать о том, что она мне сообщила. Новости были не так уж и неожиданными, но неприятными. Ладно Ибрагим заяву кинет. Хотя и это неприятно! Расследование могут учинить, УСБ наслать! А если Ибрагим своих отморозков на меня напустит? И что тогда? Хоть ночью не ходи! Вот времена настали – участковый боится, что на него бандиты наедут! А ведь могут, да! В прежние времена они бы пискнуть боялись – на мента нападать нельзя! Это беспредел! Все менты ополчатся, сожрут за милую душу! Пересажают, если не успеют убежать в свой Азербайджан! А теперь что? Вон, показывали – менту, оперу, на рынке башку кастетом проломили, и что характерно – патрульные стояли рядом и смотрели! Даже не шевельнулись, когда своего, мента, убивали! Твари толстокожие! Толку-то, что потом их всех поувольняли, – дело-то шумное, даже в наше время. Проломить башку капитану милиции – это вам не прохожего измордовать, тут же из министерства проверяющие прибыли. Поувольняли всех – и правых, и виноватых. Но да ладно – что делать-то мне? Если и правда наедут?! Подумать не дала шинкарка. Она плюхнулась на скамейку (явно скоммуниздила ее где-то в парке, там такие стоят) и протянула мне простенькие часы. – Смешное название! – хихикнула шинкарка. – Я уж потом прочитала, смеялась! Сартир! Часы – сартир! Говенные, значит! Ха-ха-ха… Я сунул часы «Сартир» в карман и невозмутимо поинтересовался, кто же это принес такие смешные часы и как его найти. А еще – не приносил ли этот типчик еще чего-нибудь очень смешного. Оказалось, смешного больше не приносил, вот только «Сартир». А был это молодой пацан, Катьки Милютиной сын, бандюган, само собой. И живет он… она назвала адрес, у меня на участке. Щупленький такой, рыжий, весь в прыщах. Противный пацан, на крысу похож. Или на лису – потому что рыжий («ха-ха-ха!»). Ну вот, на этом наша беседа и закончилась. От шинкарки я уходил несколько обескураженный, весь в раздумьях, унося в кармане часы «Картье» стоимостью тысяч тридцать баксов. А может, и больше. Если только это настоящие часы «Картье». Мало ли в мире бродит китайских подделок? Наши китайские братья так навострились ляпать подделки в любой отрасли народного хозяйства, что скоро их подделки полностью заменят оригиналы. На десять настоящих швейцарских часов приходятся тысячи поддельных, у которых от оригинала только вид да надпись. Видел я такие в ларьке привокзального рынка, «швейцарские», ага. На лохов! На вокзале, видишь ли, торгуют настоящими швейцарскими часами! Швейцарцев-часоделов кондратий бы хватил, увидь они эти грубые подделки, дискредитирующие всю швейцарскую часовую промышленность. Мне сдается, это все-таки были настоящие швейцарские часы. Вот было в них что-то такое… хм… настоящее! Не смогу точно это передать – какие-то мелкие признаки того, что эти часы сделаны именно в Швейцарии, а не в какой-нибудь китайской провинции. То ли качество отделки, то ли аккуратно выбитый на крышке номер. Не помню, у китайской подделки есть на крышке номер? Вряд ли… а если и есть – он не такой аккуратный, как здесь. Ватер пруф, станлесс… автоматик. Ну тут все ясно – водозащитные, автоматический подзавод и т. д. В самом деле не верится, что эти часы могут стоить СТОЛЬКО. Если бы шинкарка знала, что мне отдала, повесилась бы от разочарования. Итак, чую – от этих часов пахнет нехорошим. Может, даже кровью. Нужно аккуратно поинтересоваться у оперов: не проходили ли по розыску такие часы? Где-то ведь хату грабанули, точно! Может, и убили кого. Ловить надо гадов! Хорошие часы. Вот бы их мне! Нет, не носить – я бы их продал. За треть стоимости. На машину бы хватило. Да еще и остались бы деньги! Камешки по краю блестят. Металл белый. То ли нержавейка, то ли… да нет, вряд ли! Платину на часы? Хотя кто знает, может и так быть. Ясно, это очень дорогие часы. И они не могут оказаться в руках какого-то босяка, если только он их не попер. Или нашел, что вряд ли. До городского парка от дома Сазонова пешком пятнадцать минут. Пока шел, внимательно смотрел в темные стекла витрин редких магазинов – так положено узнавать, нет ли за тобой «хвоста». Ничего такого не заметил и слегка успокоился. Нет, все-таки меня обеспокоило известие о грядущей разборке. Даже сам удивился, насколько обеспокоило. Вроде бы что мне терять? Кроме своей жалкой жизни… Я стал меняться? Тренер Гавриков был на месте, в тире. В здании метров семидесяти длиной, наполовину закопанном в землю, как и положено нормальному тиру. У меня это здание почему-то всегда ассоциировалось с длинной конюшней для лошадей – скатная на две стороны крыша, грубые, кирпичные, окрашенные грязной белой краской стены. Нет, красили-то ее совсем не грязной краской, когда-то стены сияли белизной, но теперь, когда белизной сияет только снег на вершинах гор, эта краска стала грязно-желтой, пятнистой, будто на здание помочился безумный великан. Нет у государства денег, чтобы поддерживать всяческие спортивные секции. Да и ни к чему народу учиться как следует стрелять. Нам теперь никто не угрожает, со слов представителей демократической общественности, а учить народ стрелять – себе дороже. Научи-ка это серое быдло пользоваться оружием – и завтра они тебя самого пристрелят! Нет уж, это умение не для народных масс. В армии научат? Да кто там учит, в армии-то? Отбыл свой срок, и на «гражданку», искать работу за копейки. Или пополнять ряды торгашей и бандитов. Гавриков чем-то напоминал Сазонова. Нет, физически, строением тела они отличались – Сазонов был очень крепким, плотным, можно даже подумать, что он слегка полноват (и жестоко ошибешься!), Гавриков же высок, худ, жилист, с ладонями-лопатами, с запястьями, перевитыми крупными дорожками вен. Взгляд – вот что было общим. Тяжелый, уверенный, будто пронизывающий насквозь. Взгляд-рентген, до самой души, до самых пяток! И возраст – Гаврикову тоже около шестидесяти. Сразу напрашивалась мысль, что Сазонов и Гавриков пересекались где-то на службе. Иначе откуда они друг друга знают? Впрочем, все может быть. Жизнь – сложная штука, запутанный клубок… Я представился, Гавриков кивнул, молча протянул руку. Я вложил свою ладонь в его с некоторой опаской – так-то я не слабый парень, но уж больно зверски выглядел этот мужик! Небось подковы ломает своими ручищами! Против ожидания Гавриков пожал мою руку осторожно, и ощущение было таким, будто сунул кисть руки в огромные тиски, но их владелец меня пожалел и не стал крутить вороток тисков на полную – так, слегка сжал стальными губами. Потом так же молча позвал меня за собой, отведя в небольшую комнатку-клетушку возле огневого рубежа. Я в тире не раз бывал, но никогда не обращал внимания на эту неприметную дверь слева от позиции стрелков – не интересовался. Мое дело – получил патроны и… «на огневой рубеж шагом марш! Заряжай! Лейтенант Каргин стрельбу закончил! Оружие к осмотру!» – и все такое прочее. Отбыл, отстрелял – и отдыхать. Дел своих хватает. Не до осмотра каких-то там тиров. Летом обычно стреляли за городом, под открытым небом, зимой же здесь – благо тир находится на территории, контролируемой РОВД. Всегда проще решить вопрос со стрельбами, когда ты контролируешь хранение оружия в этом тире. Даже сейчас, когда все пущено в свободное плавание и каждый выживает как может, тир находился под контролем РОВД, и хранение оружия и патронов регулярно проверяли инспекторы разрешительной системы. В тире мало что изменилось, только теперь сюда имели доступ не только те, кто занимался в стрелковой секции, и не сотрудники милиции и спецслужб, но и те, кто мог заплатить за эксплуатацию оружия самого тира и оплатить сожженные патроны. Кто угодно. Граждане с улицы, бандиты и даже иностранцы, въезд в город для которых был закрыт до самых девяностых годов. Мы сели за стол друг напротив друга – за обычный канцелярский стол, испачканный чернилами, вероятно, полувековой давности. Пахло в кабинете специфическим запахом оружейного масла, сгоревшего пороха, пылью и немного спиртным, будто кто-то пролил из рюмки водку или спирт. Гавриков не выглядел выпившим, от него не пахло, взгляд темных, глубоко посаженных глаз был внимательным и бесстрастным, будто он видел перед собой не человека, пришедшего по рекомендации знакомого, а некую абстрактную картину, мало ему интересную. Это меня слегка напрягло, но вообще-то я предпочитал людей молчаливых, но основательных. Всегда выполняющих свои обещания. Как тот же Сазонов, например. И вряд ли его знакомый намного от него отличался. По крайней мере, мне так это показалось. Перед тем как усесться на свой стул, такой же древний, как и стол (высокая резная спинка, темное, поцарапанное дерево), Гавриков запер дверь кабинета на ключ и даже дернул за ручку, проверяя, закрылся ли замок. И только потом сел передо мной, положив на стол свои клешнястые могучие руки. – Итак, молодой человек, чего вы хотите от меня? Что вам нужно? Честно сказать, я медлил с ответом. Ну вот что ему сказать? Что хочу купить пистолет? Это я, который должен следить за соблюдением закона? Да еще и пришел к нему, одетый в форму милиционера! Просто-таки какой-то барьер у меня возник, язык не поворачивался сказать все так, как оно есть! И тогда Гавриков мне помог: – Тот, от кого вы пришли, мне сказал, что вам нужен пистолет Марголина. И патроны. Вы хотите их купить. А еще что я должен научить вас пользоваться этим пистолетом. Так? – Не совсем! – Я слегка обиделся. – Я умею пользоваться «марголиным»! Мне просто нужно слегка потренироваться, и все! А пистолет нужен, да. И патроны – целевые. – Целевые? – чуть усмехнулся Гавриков. – То есть, как я понимаю, вы раньше стреляли из пистолета. Держали его в руках. – Держал… – нахмурился я. Почему-то мне стало досадно, что меня тут считают совсем уж лохом. Гавриков наклонился, пошарил где-то внизу и выложил на стол такой знакомый, такой родной деревянный ящичек, памятный мне с самого детства. По очереди щелкнул металлическими застежками, откинул крышку и, развернув ящик, продемонстрировал мне содержимое: – Вот! Нравится? Я взял в руки пистолет, ощущая его шероховатую, удобную рукоять, вдохнул запах ружейного масла, погладил ствол. Всколыхнулись воспоминания – вот я, еще мелкий шпингалет, стою с этим пистолетом в степи, а впереди, в двадцати пяти метрах от меня, – мишень. Пистолет щелкает, будто кто-то хлестнул кнутом, звук почти не слышен на ветру – его уносит. Я опускаю дрожащую руку и снова поднимаю на уровень глаз – медленно, плавно… Пистолет для меня тяжел, да и немудрено! Он весит больше «макарова»! Почти килограмм! Попробуй-ка подержи килограмм на вытянутой руке, да еще в двенадцать лет, когда росту в тебе полтора метра, весу и пятьдесят кило не наберется! Это сейчас пистолет лежит у меня в руке как влитой, приятно оттягивая ладонь. Красивый такой – черный, хищный, лоснящийся от смазки! Не новый, да, ну и что? Главное, чтобы работал! Хорошая машинка! В ящике масленка, шомпол, грузы – все как положено. Комплект! Хорошо, что щечки рукоятки не ортопедические. Ни к чему мне спортивные изыски. Мне бы попроще. И покрепче. – Патронов целевых сколько угодно. Но для тренировки советую использовать обычные. Дешевле будет. – Да, кстати, а сколько будет стоить этот красавец? – спросил я с замиранием в сердце. Гавриков назвал сумму. Приличную сумму, но, честно сказать, я ожидал большей. Нормально. – А патроны? И это оказалось вполне по силам. Вот только столько денег у меня пока нет… – А сколько будет стоить обучение? – Ничего не будет стоить. Тот, от кого ты пришел, попросил меня обучить тебя правильной стрельбе. Я это сделаю. Еще вопросы?