Путь смертных

– Нет, ты суешь свой длинный нос, куда не просят. Так что не жалуйся, если его тебе прищемят.

Тут Рейвен заметил, что Галлахер сжал правую руку в кулак. Быстро же он созрел… Медику хорошо был известен этот тип. Он успокаивающим жестом поднял руки.

– Хорошо, хорошо, мистер Галлахер. Это ваше дело, как вы воспитываете жену. А мое дело – как я ее лечу. И поскольку я установил причину ее недомогания – это та куча дерьма, которая находится сейчас прямо передо мной, – осталось только прописать лекарство. Я попрошу ее регулярно приходить ко мне на прием, и если увижу, что вы опять подняли на нее руку, я найду вас и спущу с вас шкуру. Так вы сможете заниматься своим делом, а я – своим.

Галлахер чуть не лопался от ярости, но ничего не предпринимал. Пока.

– Я буду поднимать руку на кого мне угодно, сынок. Могу, к примеру, превратить тебя в лепешку, так что лучше тебе меня не сердить. – Тут буян сжал второй кулак. Он был почти готов, но что-то его сдерживало, а именно тот факт, что Рейвен ничуть его не боялся.

– Чего же мы ждем? Вот он я, прямо здесь. Ну же, женщин-то ты бить привык. Почему бы не показать мне, как ты умеешь бить мужчин?

– Не собираюсь делать этого в воскресный день.

Уилл опустил руки, открывшись.

– Значит, твоя жена сегодня может безбоязненно жечь сконы?

Это стало последней каплей: бешенство перевесило трусость. Он ударил что было силы, метя кулаком Рейвену прямо в лицо. Но тот был слишком ловок и быстр для такого пьянчуги. Он просто отдернул голову в последний момент, и кулак Галлахера врезался в стену – со всей силой, вложенной в удар.

Галлахер упал на колени, издав утробный стон, в ужасе глядя на разбитые, сломанные костяшки. Единственное, что тут превратилось в лепешку, – это его рука. Уилл, наклонившись, взял его рукой за подбородок и вынудил поднять взгляд.

– Помни, я сделал это, даже не прикоснувшись к тебе. Ударь ее еще раз – и будет иначе.





Глава 26




Сара оглядывалась в поисках Рейвена, но в толпе прихожан преподобного Гриссома его почему-то не было видно. Шилдрейки, собрав всех домочадцев, уже удалялись в направлении Блэр-стрит, причем Милли шла, низко опустив голову. Даже не обернулась.

И тут Сара наконец заметила его: он появился из переулка на другой стороне улицы, и его вид представлял собой живой контраст с расходившимися после службы прихожанами. Если у тех были лица людей, которые только что говорили с Богом, то выражение Рейвена подсказывало, что его круг общения был совсем не столь благостен.

Горничная почувствовала, что ее первое впечатление о Рейвене – ей тогда показалось, что было в нем что-то беспокойное, импульсивное, – подтвердилось. У нее было ощущение, что оба этих качества сыграли свою роль в том, как он получил свой шрам, но она сомневалась, что он когда-нибудь расскажет об этом правду. За карими глазами скрывался водоворот мрака и тайн.

Но теперь Сара видела, что в этих глазах скрывалась также и доброта, хотя на Куин-стрит любой мог показаться добродушным на фоне Дункана – или доктора Джеймса Мэтьюса Дункана, как он теперь себя называл. Этот тоже был беспокойной и импульсивной натурой, но двигали им исключительно амбиции и желание оставить в веках свое имя – которое он был даже готов поменять, только б выделиться из толпы.

Рейвен, напротив, пытался сделать что-то для женщины, которая была слишком мертва, чтобы отблагодарить его. Быть может, он пытался искупить свою вину за то, что не помог ей остаться в живых. Сара не слишком доверяла подобным мотивам, какими бы благородными они ни казались. Говорят, дорога в ад вымощена добрыми намерениями, и она не сомневалась, что у Уилла хватит безрассудства, чтобы увлечь ее туда за собой, если она не будет достаточно осторожна.

– Ты с ней поговорила? – спросил он.

– Роуз была беременна, – сказала Сара. – И боялась, что ее уволят, как только об этом узнают. Милли сказала об этом Маклеви, и теперь он склонен думать, что она утопилась.

Рейвен помолчал, обдумывая то, что услышал, а потом сказал:

– У меня есть подозрение, что Иви тоже была беременна.

– Откуда ты знаешь? – спросила Сара, не сразу сообразив, что мог означать подобный вопрос.

– Моим этот ребенок быть не мог, – ответил он ровным тоном. – Я же говорил тебе, что прекратил ее использовать.

– Тогда почему ты думаешь…

– Не знаю. Просто это многое объяснило бы. Но я совершенно не могу представить себе, чтобы Роуз утопилась. Это никак не объясняет ее позу и сведенные судорогой мышцы – в точности так же, как у Иви.

– Ты сказал, что подозреваешь, что они обе были отравлены. Ведь это возможно – принять яд, чтобы лишить себя жизни.

Рейвен задумался.

– Теоретически – да. Но один и тот же яд? К тому же такой, после которого будешь извиваться от боли? Как можно выбрать себе такую ужасную смерть?

– Быть может, кто-то сказал им, что этот яд сделает переход в мир иной легким и приятным, как от опиума, и они поверили…

– Мне трудно поверить, что Иви могла покончить с собой. Зачем ей понадобились деньги, да еще так срочно, если она собиралась совершить самоубийство?

– Мне тоже не верится насчет Роуз, но как мы можем знать, на что способна подвигнуть человека крайняя степень отчаяния? Ждать ребенка, зная, что не сможешь содержать ни его, ни себя, потому что тебя уволят?

– Профессор Цайглер из Родильного дома и вправду говорил, что знает случаи, когда молодые женщины кончали с собой, – немного виновато сказал Рейвен. – Некоторые из них просто не могли принять то, что случится, когда их родные узнают об их состоянии. Но, мне кажется, это уже крайность.

– А что еще оставалось такой девушке, как Роуз?


Уилл метнул на Сару взгляд, подразумевавший, что ответ ей известен, но произнести его вслух невозможно, пока их может кто-то услышать.

Они ускорили шаг, чтобы оторваться подальше от расходившихся по домам прихожан.

– Попав в отчаянное положение, женщины перебирают немало возможностей, прежде чем решиться на самоубийство, – сказал Рейвен. – Недавно в канаве позади Королевской биржи нашли ножку новорожденного. Подозреваю, что несчастный был лишен жизни собственной матерью.

Саре уже доводилось слыхать о подобных вещах.

– Матери, должно быть, удалось сохранить свое положение в тайне, – сказала она. – Сомневаюсь, что у Роуз была такая возможность. Она испугалась бы, что ее уволят задолго до того, как у нее даже появится такая ужасная возможность.

– Существуют и другие отчаянные меры, – сказал Рейвен очень тихо, хотя никого поблизости не было. Тема была не из легких.

– В самом деле, – согласилась Сара, давая понять, что готова продолжать разговор.

– Но пусть даже они и решились на это пойти, исход все равно может быть тот же самый. Генри, мой друг, в последнее время столкнулся с двумя случаями, когда женщины умерли от неудачных абортов.

Сара попыталась представить тот страх и отчаяние, которые, должно быть, чувствовала Роуз, и спросила себя, на что она сама была бы готова в подобной ситуации. Наверное, практически на что угодно. И тут-то ее осенило.

– Что, если они приняли яд не для того, чтобы убить себя, а для того, чтобы избавиться от бремени?

Рейвен повернулся и пристально поглядел ей в глаза. В том, что она сказала, явно был смысл.

– Какие только средства не принимали женщины, надеясь вызвать преждевременные роды, – согласился он. – Но до сих пор те либо совсем не имели эффекта, либо причиняли вред лишь самой матери.

– И все же за такое средство – будь то микстура или пилюля – можно брать хорошие деньги, если, конечно, покупатели верят в его эффективность. Может ли быть, что именно для этого Иви понадобились деньги?

– Ее никогда нельзя было назвать легковерной дурочкой. Но отчаяние часто рождает веру в чудо… Может, ты и права.

Уилл, задрав голову, поглядел в мутные небеса, будто там, за серыми тучами, скрывался ответ на все их вопросы.

– Мне только хотелось бы знать, что за яд такой она приняла.





Глава 27




Рейвен очнулся в темноте, но сонливость как рукой сняло, когда он разглядел в ногах кровати какую-то фигуру с лампой в руке. Он был слишком взбудоражен, чтобы сразу распознать в этой полутьме Джарвиса, дворецкого.

– Какого дьявола ты тут делаешь?

– Я пришел разбудить вас, мистер Рейвен.

– Так почему ты торчишь тут надо мной, как чертов призрак? Разве трудно было меня позвать?

– Я звал вас три раза, по имени, сэр, а до того некоторое время стучался в дверь, но вотще. Следующей мерой, к которой я собирался прибегнуть, был бы стакан воды, вылитый вам на голову, сэр, но, к счастью, до этого дело не дошло.

Как и всегда, Джарвис был спокоен и невозмутим. На вопросы он отвечал вежливо, без запинки, но каким-то образом всегда ухитрялся создать впечатление, что даже разговоры с Уиллом ниже его достоинства. Рейвен надеялся, что ему удалось хотя бы частично преодолеть антипатию Сары, но подозревал, что презрение Джарвиса останется с ним навсегда.

– Который час?

– Сейчас четверть пятого. У профессора срочный вызов, и он изъявил желание, чтобы вы его сопровождали.

– А куда мы направляемся, известно? – спросил разбуженный, рассчитывая окончательно проснуться и прийти в себя в экипаже.

– Насколько я понял, недалеко. Элбин-плейс.

– Даже двух сотен ярдов отсюда не будет, – отметил Рейвен. – Хоть раз, по крайней мере, пациент сможет должным образом вознаградить доктора Симпсона за визит в столь неподходящий час.

Джарвис фыркнул. Уилл с трудом мог разобрать его выражение в тусклом свете лампы, но прекрасно мог его себе представить.

– Что?

– Вы все это время учились у профессора, но так мало сумели разобраться в его натуре…

– Я достаточно разобрался, чтобы заметить, что с бедных он платы не берет; но, конечно же, доктор Симпсон не будет делать подобных исключений для людей состоятельных.

– Мистер Рейвен, у нас с вами нет времени обсудить это как следует, но, может, будет достаточно, если я расскажу, что видел, как профессор сует свернутые трубочками пятифунтовые купюры в оконную щель, чтобы стекло не дребезжало?

Они уже спустились по лестнице, когда Симпсон вышел из кабинета со своим чемоданчиком в руке. Джарвис держал наготове пальто и шляпу и, прежде чем открыть дверь, одним ловким движением накинул на профессора оба эти предмета.