Путешествие к Арктуру

Бледная, молочная дымка над землей пришла на смену черноте ночи, когда в небесах заиграли розовые оттенки. На Земле это назвали бы рассветом. На протяжении долгого времени почти неуловимо становилось все светлее.

Маскалл обнаружил, что лежит на песке. Песок был алым. Смутные тени, которые он различил прежде, оказались кустами с черными ветками и пурпурными листьями. Вот и все, что он разглядел.

День набирал силу. Для прямых солнечных лучей свет был слишком размытым, но вскоре стал ярче полуденного земного солнца. Жара тоже нарастала, однако Маскалл был ей рад — она облегчила боль и ослабила ощущение сокрушительной тяжести. С восходом ветер стих.

Маскалл попробовал подняться на ноги, но сумел только встать на колени. Видимость была ограничена. Туман рассеялся лишь отчасти, и удавалось различить только узкий круг алого песка да десяток-другой кустов.

Он почувствовал прохладное, мягкое прикосновение к затылку. Испуганно дернулся и рухнул на песок. Быстро оглянувшись, с изумлением увидел стоявшую рядом женщину.

На ней было струящееся бледно-зеленое одеяние, задрапированное в классическом стиле. По земным меркам ее нельзя было назвать красивой: несмотря на человеческое лицо, она была одарена — или поражена — дополнительными уродующими органами, которые обнаружил у себя Маскалл. У нее тоже имелось сердечное щупальце. Но когда он сел, и их взгляды встретились, Маскалл будто заглянул к ней в душу, которая была обителью любви, тепла, доброты, нежности и близости. Благородное сияние глаз женщины было таким родным, что ему показалось, словно он знает ее. Тогда он осознал всю ее красоту. Она была высокой и стройной. Ее движения были грациозными, как музыка. Кожа была не мертвого, мутного цвета, как у земных красавиц, но переливчатой; ее оттенок постоянно менялся, с каждой мыслью и эмоцией, однако все эти тона не были яркими — все они были утонченными, приглушенными и поэтичными. У нее были очень длинные льняные волосы, заплетенные в свободную косу. Новые органы, как только Маскалл привык к ним, придали ее лицу нечто изумительное и уникальное. Он не мог сказать точно, но оно будто стало более нежным и одухотворенным. Органы эти не умаляли красоты ее глаз или ангельской чистоты черт, однако добавляли более глубокую ноту, которая не позволяла счесть женщину изнеженной.

Ее взгляд был таким дружеским и открытым, что Маскалл почти не испытывал унижения, сидя у ее ног голым и беззащитным. Она догадалась о его затруднении и отдала ему одеяние, которое несла перекинутым через руку. Оно походило на ее собственное платье, только было более темного, мужественного цвета.

— Как ты думаешь, сможешь сам это надеть?

Маскалл определенно услышал эти слова, но не ее голос.

Он с трудом поднялся, и она помогла ему справиться с драпировкой.

— Бедняга! Как ты страдаешь! — произнесла она на том же неслышном языке. На этот раз Маскалл обнаружил, что смысл ее слов достигает мозга через орган на лбу.

— Где я? Это Торманс? — спросил он, пошатнувшись.

Она подхватила его и помогла сесть.

— Да. Ты среди друзей.

Женщина посмотрела на него с улыбкой и заговорила вслух по-английски. Ее голос, такой свежий, взволнованный и девичий, почему-то напомнил Маскаллу апрельский день.

— Теперь я могу понимать твой язык. Поначалу он казался странным. В будущем я буду говорить с тобой при помощи рта.

— Потрясающе! Что это за орган? — спросил Маскалл, коснувшись лба.

— Он называется «бреве». Посредством него мы читаем мысли друг друга. Но речь лучше, ведь она также позволяет прочесть и сердце.

Он улыбнулся.

— Говорят, речь дана нам затем, чтобы обманывать других.

— Мыслью тоже можно обмануть. Но я думаю о лучшем, не о худшем.

— Ты видела моих друзей?

Прежде чем ответить, она молча изучила его.

— Разве ты прибыл не один?

— Я прибыл в машине с двумя другими людьми. Должно быть, по прибытии я лишился сознания и с тех пор их не встречал.

— Это очень странно! Нет, я их не видела. Их здесь нет, иначе мы бы знали… Мы с моим мужем…

— Как зовут тебя и твоего мужа?

— Я Джойуинд, а мой муж — Панаве. Мы живем очень далеко отсюда. Но прошлой ночью мы оба поняли, что ты лежишь здесь без чувств. Мы едва не поссорились насчет того, кому из нас следует прийти к тебе, но в конце концов я победила. — Она рассмеялась. — Победила потому, что я крепче сердцем, а он чище восприятием.

— Спасибо, Джойуинд, — просто ответил Маскалл.

Волна быстро сменяющихся цветов пробежала под ее кожей.

— О, зачем ты так говоришь? Что может быть приятней любящей доброты? Я была счастлива, получив возможность… Но теперь мы должны обменяться кровью.

— Как это? — озадаченно спросил он.

— Иначе не получится. Твоя кровь слишком густа и тяжела для нашего мира. Ты не сможешь подняться, пока тебе не перельют мою кровь.

Маскалл покраснел.

— Я чувствую себя полным невеждой… А это тебе не повредит?

— Если твоя кровь причиняет тебе боль, полагаю, она причинит боль и мне. Но мы разделим эту боль.

— Это новый для меня вид гостеприимства, — пробормотал он.


— А разве ты не сделал бы для меня то же самое? — спросила Джойуинд с шутливым волнением.

— Я ничего не могу предположить о своих поступках в этом мире. Я едва знаю, где нахожусь… Но, конечно, сделал бы, Джойуинд.

Пока они беседовали, окончательно рассвело. Туман поднялся с земли, дымка сохранилась только в верхних слоях атмосферы. Вокруг, насколько хватало взгляда, тянулась пустыня алого песка. Лишь с одной стороны было что-то вроде небольшого оазиса — низкие холмы, от подножия до вершины поросшие редкими пурпурными деревцами. До них было около четверти мили.

Джойуинд принесла с собой маленький кремневый нож. Она совершенно спокойно сделала аккуратный глубокий надрез на своем плече. Маскалл принялся возражать.

— О, это пустяки, — со смехом ответила она. — И если жертва не является жертвой, какой в ней смысл? Давай руку.

Кровь текла по ее руке — не красная, а молочная, опалесцирующая жидкость.

— Только не эту! — сказал Маскалл, поморщившись. — Ее уже резали.

Он протянул другую руку, хлынула кровь.

Джойуинд нежно и умело соединила две раны и долго держала свою руку плотно прижатой к руке Маскалла. Он почувствовал, как через порез в тело вливается поток наслаждения. Прежние легкость и живость начали возвращаться к нему. Пять минут спустя между ним и Джойуинд началась дуэль доброты: он хотел остановиться, а она — продолжать. Наконец он одержал верх, но недостаточно быстро: Джойуинд побледнела и поникла.

Она взглянула на него серьезнее, чем прежде, словно странные глубины открылись ее глазам.

— Как тебя зовут?

— Маскалл.

— Откуда ты родом, Маскалл, с такой ужасной кровью?

— Из мира, который называется Земля… Очевидно, моя кровь не годится для твоего мира, Джойуинд, но этого следовало ожидать. Мне жаль, что я не остановил тебя.

— О, не говори так! Это было необходимо. Мы все должны помогать друг другу. И все же, прости меня, но я чувствую себя оскверненной.

— И неудивительно, ведь для девушки опасно принимать в свои жилы кровь чужака с чужой планеты. Если бы не моя слабость и испытанный шок, я никогда бы этого не допустил.

— Но я бы настояла. Ведь все мы братья и сестры. Почему ты явился сюда, Маскалл?

Он ощутил некоторое смущение.

— Сочтешь ли ты это глупым, если я отвечу, что сам не знаю? Я прилетел с теми двумя людьми. Быть может, причина в любопытстве или любви к приключениям.

— Быть может, — откликнулась Джойуинд. — Интересно… Очевидно, твои друзья — страшные люди. Зачем они прилетели?

— Это мне известно. Они прилетели вслед за Суртуром.

На ее лице отразилась тревога.

— Я не понимаю. По крайней мере один из них должен быть плохим человеком, однако если он следует за Суртуром — или Формирующим, как его здесь называют, — то не может быть по-настоящему плохим.

— Что ты знаешь о Суртуре? — удивленно спросил Маскалл.

Джойуинд помолчала, изучая его лицо. Мозг Маскалла беспокойно шевельнулся, словно его ощупывали извне.

— Понимаю… и не понимаю, — наконец произнесла она. — Это очень сложно. Твой Бог — ужасное Существо, бестелесное, враждебное, невидимое. Здесь мы такому Богу не поклоняемся. Скажи, хоть один человек когда-нибудь видел твоего Бога?

— Что это значит, Джойуинд? К чему обсуждать Бога?

— Я хочу знать.

— В древние времена, когда Земля была юной и величественной, вроде бы жили несколько святых людей, которые бедовали с Богом, но эти дни давно миновали.

— Наш мир еще юн, — сказала Джойуинд. — Формирующий ходит среди нас и говорит с нами. Он настоящий и энергичный, друг и любовник. Формирующий создал нас — и он любит свои создания.

— Ты с ним встречалась? — спросил Маскалл, едва веря своим ушам.

— Нет, я еще не совершила такого поступка, чтобы заслужить эту честь. Быть может, однажды мне выпадет шанс пожертвовать собой — и наградой станет встреча и беседа с Формирующим.

— Я определенно попал в другой мир. Но почему ты говоришь, что Формирующий и Суртур — одно лицо?

— Потому что так и есть. Мы, женщины, зовем его Формирующим, как и большинство мужчин, но некоторые зовут его Суртур.

Маскалл задумчиво прикусил ноготь.

— Ты когда-нибудь слышала про Кристалмена?

— Это тоже Формирующий. Понимаешь, у него много имен, что свидетельствует о том, как сильно он занимает наши мысли. Кристалмен — любовное имя.

— Странно, — заметил Маскалл. — Я прилетел сюда с совсем иным представлением о Кристалмене.