Разрушительница пирамид

– Только Любаше не говори, – заныла Пелагея. – Я же клялась, что тебе ни слова.

Юра увлеченно стриг кусты во дворе, пошатываясь то ли от энтузиазма, то ли от выпитого.

– Ну как, все в порядке? – спросил с улыбкой.

– Подруга моя здесь была, – доверительно сообщила ему Пелагея. – И запропастилась куда-то. Считай, неделю ее никто не видел, и телефон молчит.

– Вона как… – нахмурился Юра. – Я тут никого не приметил. В дом, само собой, не входил, а в остальном у меня порядок. Можете убедиться.

– Убедилась уже, – буркнула Пелагея и пошла к машине.

Мы уехали, Юра остался, но чувствовалось, что здесь тоже не задержится.

– Я бы эту дуру своими руками придушила! – возмущалась Полина Сергеевна. – Вот ей-богу. Заказать свои похороны и смыться, а вы тут думайте, что хотите.

Савва на ее слова внимания, казалось, не обращал. А я гадала, что его все-таки разозлило – пустая трата времени или новость об измене Любаши? Вдруг чувства к ней у него остались? Судя по фотке, она ничего… симпатичная.

Мысли плавно перетекли на Каверина, и я вновь поразилась, как в моей жизни все сплелось в тугой клубок. Неведомая мне Любаша, оказывается, была любовницей Каверина, и он, если верить Пелагее, оставил ее после встречи со мной. Хотя это вряд ли, типы вроде Сереги могут крутить любовь с двумя женщинами одновременно, не испытывая ни малейших угрызений совести.

– Не знаю, где ее искать, – продолжала бубнить Пелагея. – А вдруг она правда что натворила, а, Савва? Не зря похороны заказывала. У нее же башка совсем-совсем слабая. А обид сколько! Сначала ты ее бросил, потом Каверин какую-то девчонку ей предпочел.

– Еву, – сказал Савва, и я мысленно чертыхнулась.

– Что? – не поняла Пелагея, я бы тоже не поняла.

– Он предпочел Еву, она та самая девчонка.

Пелагея, ухватив меня за плечо, развернула к себе, охнув:

– Ты?

– Может, еще кто был? Откуда мне знать?

– Ну мужики и придурки! Ведь нет в тебе ничего, кроме красивой мордахи.

– Есть. Я ум, честь и совесть нашей эпохи.

– Ага, – влез Савва. – Лично я прям тащусь от нее.

– Савва, смотри в оба, – заволновалась Пелагея. – В тихом омуте… забыла как… короче, если в омуте тихо, значит, черти что-то затевают.

– Отвяжись, – сказала я, потому что крыть было особо нечем, но тут, на счастье, у Пелагеи зазвонил мобильный. Она достала его и заметила в недоумении:

– Юрка опять звонит. Да, – рявкнула сердито. – Что? Савва, разворачиваемся, Юра что-то нашел.

– Что конкретно нашел Юра? – спросил Долгоруков, однако развернулся.

– Говорит, вещи… Савва, что-то мне нехорошо.

– С ума с вами сойдешь, – буркнул он, и мы помчались назад к дому.

На этот раз Юры у ворот не оказалось, хотя мотоблок по-прежнему стоял на том же месте.

– Юра! – заголосила Пелагея, выскакивая из машины.

– Здесь я, здесь, – ответил он откуда-то издалека.

– Час от часу не легче, – заныла Пелагея и побежала вдоль забора.

Мы трусили за ней. Очень скоро выяснилось, что позади дома есть река, всего-то в сотне метров. Для того чтобы не обходить дом, в заборе сделали калитку, сейчас она была распахнута. На пологом берегу стоял Юра и нервно переминался с ноги на ногу.

– Вот, Полина Сергеевна, что нашел, – испуганно сообщил он. – Извиняйте, что вернуть вас пришлось. Не сообразил сразу-то проверить. То есть не было дурных мыслей, а как вы про подругу сказали, я и решил – взгляну, стало быть…

Из этой речи я решительно ничего не поняла. Мы подошли ближе, теперь были видны деревянные мостки прямо напротив калитки. Они выдавались вперед метра на три. На самом краю стояли босоножки на каблуках, рядом лежала шляпа из соломки с большим цветком, шляпа была прижата полотенцем, чтобы ее не унес ветер.

– Ой, мамочка! – заголосила Пелагея. – Любашины вещи… Люба! – крикнула она. – Люба, где ты? Где тебя черти носят!

– Боюсь, не утопла ли, – шепнул мне Юра. – Речка вроде небольшая, но течение ого-го… Каждый год кто-нибудь да тонет. Особенно по пьяному делу. У нас ведь как: выпил – и море по колено, а в море осторожность нужна.

– Савва, что делать будем? – взмолилась Пелагея, вцепившись в Юрину руку, тот с трудом стоял на ногах, и я испугалась, что скоро они оба окажутся в реке.

– Твою мать, – выругался Савва и начал быстро раздеваться.

Несмотря на трагизм ситуации и общее недовольство Любашиными похождениями, я отметила, что фигура у него… в общем, отметила. Савва нырнул с мостков и на некоторое время скрылся под водой. Вынырнул, набрал воздуха и вновь нырнул. Длилось это довольно долго. Наконец, в очередной раз его голова показалась над поверхностью, и он поплыл к нам. Взобрался на мостки и сказал Пелагее:


– Вызывай полицию.

– Нашел? – ахнула Пелагея.

– Никого я не нашел, – ответил он. – Звони.

Пелагея позвонила, но разговаривал с представителем власти Савва, отойдя в сторонку. По тому, как он говорил и как держался, я заподозрила: очень может быть, Пелагее он сказал неправду и в воде что-то видел…

У меня при мысли об этом мурашки пошли по всему телу, и я подумала с тоской: не иначе судьба решила меня доконать. Мало мне неприятностей, теперь еще и покойники косяком пошли. Допустим, Константинова я терпеть не могла, а Любашу и вовсе не знала, но это все-таки слишком.

Полиция появилась минут через сорок. За это время Савва, успев обсохнуть, оделся, а мы вернулись в дом. Пелагея решила, что ей срочно требуется валерьянка, но валерьянки не нашлось, зато в шкафу обнаружилась початая бутылка виски.

– Стареем, – философски заметила Пелагея, повертев ее в руках. – Раньше открытую бутылку фиг бы оставили.

Она достала стаканы и разлила понемногу.

– Давайте выпьем, это лучше валерьянки.

Юра охотно приложился, я подумала и тоже выпила.

– А ты чего? – повернулась она к Савве.

– Перебьюсь.

Наконец возле ворот посигналили, и Юра побежал открывать. Следующий час я сидела в уголке, терпеливо ожидая, чем дело кончится. Про меня вроде бы все забыли. Я подумала взять книжку в небольшой библиотеке, находящуюся в доме, но потом решила, что это могут расценить как неуважение. И продолжала сидеть, пялясь в пустоту.

На мой неискушенный взгляд, полицейские ничем особо заняты не были, бродили возле дома и в доме, задавали вопросы – то Савве, то Пелагее, то Юре.

Юра, пробегая мимо, доверительно сообщил:

– Водолаза вызвали. Сейчас прибудет.

Водолаз действительно вскоре появился, я слышала, как он выговаривал кому-то, что уже поздно, и поиски следовало бы начинать утром. Дело действительно шло к вечеру, и я подумала, что, возможно, все оставят до завтра, и прикидывала, отпустят нас домой или придется заночевать здесь. Оставаться в доме не хотелось, ко всему прочему, я успела проголодаться, а здесь, похоже, из еды только шоколад да апельсины. Я решила съесть дольку, и тут в комнату ввалилась Пелагея, рухнула в кресло, сказав мне:

– Виски налей.

Виски я налила, она сделал глоток и сообщила:

– Все, нет больше Любаши.

– Ее нашли? – перешла я, бог знает почему, на шепот.

– Нашли. Бедная моя подруга… Вот что с нами мужики делают.

– Она что же, утопилась?

– Я, конечно, знала, что она дура дурой, но чтобы утопиться… Скажи на милость, кому она хуже сделала? Савве? Или Каверину? Так Каверин ее и не вспомнит. Савва, конечно, вину почувствует, он совестливый, хоть по нему и не скажешь, но жить будет долго и счастливо, с тобой, к примеру. А она что? Ох, горе горькое… Была у меня одна подруга, и той теперь нет. Придется с Саввой дружбу водить. Но он в наших бабьих делах ни уха, ни рыла. Ему как следует душу не откроешь. Давай с тобой дружить, что ли? Бросит он тебя, поплакаться надо кому-то, а я тут как тут.

– С чего ему меня бросать? Я хотела сказать, для этого надо стать парой. А мне ваш Савва на фиг не нужен.

– Станете, – махнула рукой она. – Поначалу все рожу воротят…

– Кто все? Любаша, что ли?

– Нет, не Любаша. Это я образно. Нашей сестре только волю дай, непременно втюрится, если стоящий мужик глаза мозолит. А внучок – мужик что надо, так что спета твоя песенка… Будешь дружить?

– Ну, давайте. Правда, подруга у меня есть…

– Это которую вы сегодня приволокли? Пучеглазенькая?

– Нормальные у нее глаза, – обиделась я.

– Эх, Любаша, Любаша, – горестно вздохнула Пелагея и хлебнула еще виски.

Тут в комнату заглянул статный мужчина лет сорока и попросил Пелагею следовать за ним. Она пошла, прихватив стакан, но вовремя опомнилась и вернула стакан на журнальный столик. Я опять осталась одна. Правда, ненадолго. Появился Савва, а вслед за ним и Пелагея.

– Поехали, – сказал он, обращаясь ко мне.

– Куда? Нас что, отпускают? Меня допрашивать не будут?

– А тебе есть что рассказать?

– Нет.