Royals
Часть 38 из 46 Информация о книге
Майлз вдруг улыбается, и я вновь вспоминаю, как ему идет улыбка. Его аристократическое лицо теряет жесткость и становится гораздо более приятным и добродушным. Почти что обычный парень. – Иными словами, мне могли бы поручить нечто гораздо менее приятное, чем проводить время с красивыми девушками. Я не буду краснеть. Не буду. Я отворачиваюсь, чтобы поворошить огонь железным прутом, который лежит возле очага. – Ты хочешь сказать, что лучше я, чем шпага в глаз? – уточняю я, и Майлз хихикает. Это очень приятный звук, и я буквально чувствую, как он катится по моему позвоночнику. О господи, пусть дождь скорее закончится. – Может быть, не лучше, но точно не хуже, – заверяет Майлз, и я смотрю на него. Зря. Отрицать бесполезно. Майлз не просто милый. Он НЕВЕРОЯТНО притягательный. И он смотрит на меня каким-то странным взглядом, который я не могу расшифровать, да и не хочу – потому что – нет, нет, нет, сейчас мне совершенно не нужны сложности. И вообще, я скоро уезжаю. Зачем что-то начинать, если время вот-вот истечет? Сбросив с себя чары, я встаю, растираю руки и спрашиваю: – Зачем ты это делаешь? Семейные традиции требуют, чтобы ты прыгал через обруч по приказу из дворца? Я жду, что Майлз обидится, но он просто прислоняется к стенке и вздыхает. – Они платят за меня в школе, – отвечает он. – Я имею в виду, родители Себа. А в следующем году они оплатят мне обучение в Сент-Эндрюс. Даже не знаю, что сказать. Я в курсе, что Майлз предан Бэрдам – это очевидно, – но я полагала, что дело в дружбе, а не в деньгах. – И не только, – продолжает Майлз. – Помнишь квартиру в Эдинбурге? Это тоже за их счет. А еще в прошлом году у меня болела мама – сейчас она здорова, но тогда были сложности. Ей была нужна частная клиника, специалисты… и они оплатили все счета. – Майлз, – негромко говорю я, и он смотрит на меня. Всё это он сказал беспечным тоном, словно поделился какой-то незначительной информацией, но взгляд у него серьезный. – Я просто хочу, чтоб ты поняла, – произносит он. – Я обязан королевской семье всем. Всем. Оттолкнувшись от стены, он бросает кепку на стул возле двери. – Вот почему в тот первый вечер я вел себя по-свински. – Честно говоря, ты почти всегда, сколько я тебя знаю, ведешь себя по-свински, – замечаю я, и Майлз вновь слегка улыбается. Волосы у него слегка подсохли и вьются, обретая насыщенный золотистый цвет, а на скулах играют тени. – О да, – признает он. – И мне очень стыдно. Правда. Сглотнув, я отмахиваюсь. Сейчас не время становиться друзьями. Когда я осознала, что он невероятно красив, когда идет дождь и горит очаг, и на целые мили вокруг нет ни души… Но все-таки я не удерживаюсь. – Ты тоже очень много сделал для Себа. Ты вытаскивал его из неприятностей. По возможности, конечно. Майлз кивает: – Это нелегкая работа. – Я просто хочу сказать – да, Бэрды много сделали для тебя. Но ты всегда возвращал долги. Майлз изучает мое лицо. И лучше бы он перестал: я чувствую, как у меня поджимаются пальцы на ногах, сердце так и скачет, а щеки горят. – Спасибо, – негромко произносит он, а затем, наверное, чувствуя себя так же странно, как и я, садится у огня, взяв брошенное мной одеяло и устроив себе из него подстилку. Майлз подтягивает колени к груди и обвивает их руками. Я опускаюсь рядом. Но не слишком близко, конечно. Мы сидим молча и смотрим на огонь, а потом я слегка откидываюсь назад, упершись руками в одеяло. – Думаешь, Глиннис заставила кого-нибудь прострелить нам покрышку? Майлз смеется и качает головой: – Не исключаю. Старушка Глиннис – цепной пес режима. – Пожалуйста, пожалуйста, скажи мне, что ты хоть раз назвал ее старушкой в глаза. – Нет. Предпочитаю, чтобы мой язык оставался у меня во рту, а не висел у нее на стенке. Скрестив ноги, я поворачиваюсь к нему: – Я тебе дам миллион долларов, если ты это сделаешь. Майлз смотрит на меня, склонив голову набок: – Миллион? – Ну или сколько у меня лежит дома в кошельке. Кажется, фунтов пять вашими странными деньгами. – Знаешь что? – говорит Майлз и тоже откидывается назад. – Я назову Глиннис старушкой, если ты пообещаешь выпить «Кубок Пимма». Залпом. Я морщусь и высовываю язык: – Фу. И он вновь смеется, и я улыбаюсь в ответ, а затем опускаю глаза и понимаю, что наши руки почти соприкасаются. Майлз прослеживает мой взгляд и перестает смеяться. Это просто руки, которые лежат на одеяле. Его – изящные, с длинными пальцами, и мои – с облупленным лаком и колечком на мизинце. Дождь утихает, но я всё еще слышу, как он слегка барабанит по крыше. Справа от меня потрескивает и дымит очаг. А еще я слышу звук собственного дыхания, которое немного учащается. Майлз вздыхает, и мы продолжаем разглядывать наши руки, между которыми крохотный промежуток… Мы бывали ближе друг к другу. Например, на балу, когда мы танцевали, расстояние между нашими телами было намного меньше, чем теперь. Черт возьми, в парке я вообще сидела у него на коленях. Но там всё делалось напоказ, а сейчас… Сейчас всё по-настоящему. Рука Майлза немного приближается, и наши мизинцы соприкасаются – и от одного легкого прикосновения по моему телу проскакивают искры. Втянув воздух сквозь зубы, я тоже придвигаю руку ближе. Дверь с грохотом распахивается, и мы с Майлзом таким драматичным движением шарахаемся друг от друга, словно нас застали голыми. Майлз даже издает какой-то странный звук, нечто вроде испуганного взвизга – я бы непременно поддразнила его за это, если бы сама не вскрикнула: «Ничего не было! Ничего не было!» На пороге стоят Элли и Алекс, по-прежнему в твидовых костюмах. Дождь капает с зонтика, который Алекс держит над головой. Он хмурится, а Элли смотрит то на меня, то на Майлза, скрестив руки на груди. – Мы увидели вашу машину на обратном пути и догадались, что вы здесь, – говорит Алекс, и Майлз быстро кивает, вытирая ладони о штаны. – Да-да, хорошо, что мы не забрались далеко. Алекс с улыбкой оглядывается. – А здесь уютней, чем мне казалось, – произносит он. – Молодец, что развел огонь. Откашлявшись – в десятитысячный раз за сегодня, – Майлз поворачивается к очагу, берет кочергу и тушит пламя, засыпая дымящийся торф пеплом. Огонь гаснет, и одновременно пропадает всё обаяние этого места. Я поднимаюсь и подхожу к сестре, пытаясь выкинуть из головы последние несколько минут. – Ты спасла нас! – говорю я бодро, и Элли слегка прищуривается. – Спасла или помешала? – негромко уточняет она. Закатив глаза, я забираю сырую куртку и шагаю мимо Элли к машине Алекса, в которой, слава богу, есть крыша. Майлз садится рядом. Мы не произносим ни слова, пока катим к Бэрд-хаусу. И держим руки на коленях. Глава 30 Я никогда не привыкну к такому количеству чая.