Семь камней
Часть 88 из 96 Информация о книге
Нет, нет, заверили Грея. Телеги стояли в амбарах возле полей. Нагрузят их ночью и уедут еще до рассвета. К тому же, добавил Кано через Азил, рабыни, прислуживавшие в доме, что-нибудь придумают, чтобы отвлечь хозяев. Сказав это, он усмехнулся своим беззубым ртом, лишь желтые от табака клыки блеснули под светом фонаря на его черном лице. Все получилось, как было задумано. Никто не закричал из гасиенды и не спросил, куда направились грохочущие колесами телеги под лунным светом. Ну, а что будет потом, когда хозяева и надсмотрщики обнаружат пропажу сотни крепких рабов… Но что бы там ни придумали в доме рабыни, очевидно, это им удалось. Вереницу телег никто не преследовал. Грей остановил телеги в укромном месте, где их не было видно от городских ворот, торопливо поговорил с разными группами, подбодрил их и убедился, что каждый знал, где и когда они должны встретиться – и что у всех надежно спрятаны мачете. Хоть он и снял свой мундир и снова был в штатском – и в парике Малкольма, – но решил не въезжать в город вместе с обозом. Он вернется в Каса Эчеваррия с Родриго и Азил и узнает у Хасинто новости об англичанах, Иносенсия попытается поговорить с Малкольмом в Эль-Морро и разведает что-либо о текущей ситуации, которая может иметь стратегическое значение. – Muchas gracias, моя дорогая, – сказал он ей и низко склонился над ее рукой. – Азил, скажите ей, пожалуйста, что без ее смелости и помощи мы бы не решились на такую операцию. Перед ней в долгу весь британский флот. Губы Иносенсии растянулись в улыбке, и она закивала в ответ, но Грей видел, что она дрожала от усталости, на ее ресницах блестели слезы, а ясные глаза ввалились. – Все будет хорошо, – сказал он, взяв ее за руку. – У нас все получится – и мы спасем сеньора Стаббса. Обещаю вам. Она кивнула со вздохом и вытерла лицо краем грязного фартука. Пошевелила губами, словно хотела что-то сказать, но передумала и, высвободив руку, сделала реверанс, повернулась и торопливо ушла, сразу затерявшись в толпе женщин на рынке, где все толкались и кричали, пытаясь добыть что-нибудь из съестного. – Она боится, – негромко сказала Азил за его спиной. Она не единственная… Он ощущал холод в костях с того момента, как вошел в табачный сарай, и холод не проходил, несмотря на яркий, солнечный день. Впрочем, в его душе перед операцией горело и маленькое пламя восторга, и это было нормально для его напряженных нервов. Внезапно от Эль-Морро донесся резкий залп, за ним, словно эхо, второй, и Грей мысленно перенесся на Поля Авраама под Квебеком, где со стен палили пушки, а армия ждала и ждала на большом поле, ждала в мучительной агонии… Он встряхнулся словно собака и почувствовал себя лучше. – Все будет хорошо, – снова сказал он себе твердым голосом и свернул на Калле Йоэнис. Он сразу почувствовал – что-то случилось. Во дворе не было слышно ни смеха, ни пения, в саду никто не работал. Слуги разговаривали вполголоса, они готовили еду – но специями не пахло. Остался лишь слегка мыльный запах долго варившихся бобов и подгоревших яиц. Грей стремительно прошел через пустые передние комнаты, и у него замерло сердце, когда он услышал пронзительный плач младенца. – Оливия? – позвал он. Негромкие голоса замолкли, детский плач продолжался. – Джон? – Его мать вышла из sala, вглядываясь в полумрак неосвещенного коридора. На руках она держала крошечного младенца. – Мама. – Он бросился к ней, его сердце было готово выскочить из груди. Мать шагнула к нему, на ее лицо упал из окна луч солнца, и Грей понял все. – Господи, – еле слышно пробормотал он, протянул к ней руки и обнял, крепко прижал к себе, словно просил ее не говорить, отложить страшную весть еще хоть на минуту. Мать дрожала в его объятьях. – Оливия? – тихо спросил он, и мать кивнула. Малышка перестала плакать и ворочалась в пеленках, странная, маленькая. – Да, – сказала мать и прерывисто, со всхлипом вздохнула. Джон отпустил ее, и она шагнула назад, чтобы посмотреть ему в лицо. – Да, и бедная маленькая Ш-Шарлотта тоже. – Она прикусила губу и выпрямилась. – У желтой лихорадки две стадии, – сказала она и положила ребенка на плечо. Голова девочки была похожа на маленькую дыню-кантелупу, и Грей в шоке вспомнил ее отца. – Если больной выживает на первой стадии – она длится несколько дней, – тогда он иногда выздоравливает. Если нет, то бывает улучшение, день или два, ты думаешь, что больной идет на поправку, но потом… все возвращается. Она на миг закрыла глаза, и он понял, что она неизвестно когда спала в последний раз. Она выглядела одновременно как тысячелетняя старуха и как существо без возраста, каменная статуя. – Оливия, – проговорила она и открыла глаза, погладив младенца по спинке, – поправилась, или так нам показалось. Но тут у нее начались схватки, и… – Мать слегка подняла ребенка – как подтверждение. – Но на следующий день… все вернулось. Она ушла… за несколько часов. Шарлотта за ней на следующий день… она была… такая кроха. Такая хрупкая. – Как мне грустно, – тихо отозвался Грей. Он любил свою кузину, но мать растила Оливию с десяти лет, когда та осталась сиротой. Тут ему в голову пришла другая мысль. – Кромвелл? – спросил он, боясь услышать ответ, но нуждаясь в нем. – Он принимал роды у Оливии, совершенно случайно, но в результате был привязан к мальчику. Мать слабо улыбнулась в ответ. – С ним все нормально. Болезнь не коснулась его, слава богу. Как и этой малышки. – Она положила ладонь под пушистую головку. – Ее зовут Серафина. Оливия успела… хотя бы подержать ее и дала ей имя. Мы сразу крестили ее, на случай… – Дай ее мне, мама, – сказал он и забрал ребенка из ее рук. – Тебе нужно посидеть и отдохнуть, а еще поесть. – Я не… – машинально проговорила она, и он прервал ее: – Даже слушать не хочу. Ступай и посиди. А я сейчас пойду и потороплю повариху. Мать старалась улыбнуться, и ее слабо дернувшиеся губы напомнили ему Иносенсию. И все остальное. Его личный траур пока подождет. Если тебе надо напасть на крепость ночью, с легко вооруженным отрядом, делать это надо с чернокожими парнями, и ты получишь преимущество, подумал Грей. На небе взошла луна, вернее, тонкий месяц, ниточка света на темном небе. Люди Кано сняли рубашки и, босые, одетые лишь в грубые холщовые штаны, безмолвно плыли словно тени через пустую рыночную площадь. Кано внезапно материализовался за плечом Грея и объявил о себе струей несвежего дыхания. – Ahorita? – шепнул он. Сейчас? Грей покачал головой. Парик Малкольма лежал, скомканный, у него в кармане, вместо него он надел некое устройство из стальных пластин, скрепленных воедино – пехотинцы носили его под форменным головным убором, – а Грей прикрыл его черной вязаной шапкой и теперь страдал от жары. Но пластины в случае чего защитят голову от удара меча – или мачете. – Иносенсия, – пробормотал он, и Кано что-то буркнул в ответ и растаял в ночи. Девушка не опаздывала, церковные колокола только что пробили полночь. Как и у всякой уважающей себя крепости, в Эль Кастильо де лос Трес Рейес Магос дель Морро – Замке Трех Магов на Бугре, как перевела ему Азил полное название, а бугор – это большая черная скала у входа в гавань, – был только один вход и один выход. Еще крутые стены со всех сторон для отражения пушечных ядер и живой силы противника. Правда, со стороны моря были небольшие окна, из которых выбрасывали мусор и неудобные трупы, еще они служили для получения провизии или для доставки инкогнито гостя или пленника. Для нынешней операции пользы от них не было, так как туда можно было приплыть только на лодке. Один колокол означал четверть часа. Два – полчаса. Грей только что снял свой головной убор, чтобы не упасть в обморок от перегрева, когда услышал рядом с собой в темноте какое-то движение. – Señor? – прошептал возле его локтя нежный голос. – Es listo. Venga![73] – Bueno, – прошептал он в ответ. – Señor Cano? – Aqui. – Кано был aqui, мгновенно, и Грей понял, что тот стоял всего в нескольких футах от него. – Venga тогда. – Грей посмотрел на крепость и задержался, надевая свои головные уборы. Когда он справился с ними, рядом с ним были все рабы, дышащая масса, словно стадо скота, их белки глаз поблескивали в случайных бликах света. Грей взял Иносенсию за руку, чтобы она не потерялась и не споткнулась, и они тихо вошли в маленький каменный караульный домик, загораживавший вход в замок. Они казались невестой и женихом, спокойно идущими в церковь в сопровождении вооруженной мачете орды гостей свадьбы. Такая абсурдная иллюзия исчезла, как только они вошли в освещенное факелом помещение. Там были четыре стражника, один навалился на стол, остальные лежали на полу. Иносенсия вздрогнула, и, взглянув на нее при мигавшем свете, Грей увидел, что ее темное платье разорвано на плече, а губа разбита. Она насыпала снотворное в вино стражникам, но, вероятно, оно подействовало не сразу. – Bueno, – шепнул он ей и сжал ее руку. Она не улыбнулась, но кивнула со вздохом и жестом показала на другую дверь. Это был вход в крепость c опускной решеткой и всем прочим. У Грея застучала кровь в висках, когда они бесшумно прошли под ее зубьями. Слышался лишь шорох босых ног и изредка звяканье в мешках металлических стержней. Грей тщательно проштудировал схемы этажей и знал, где расположены батареи, – но не знал, какие из них в этот момент пустые, а какие с обслугой. Иносенсия привела их в широкий коридор, кое-где освещенный факелами, с дверями по обе стороны, и кивком показала на лестничный колодец в его конце. Наверх. Грей слышал за спиной тяжелое дыхание рабов – даже босые, они создавали много шума, наверняка их рано или поздно услышат. Так и получилось. Удивленный часовой стоял наверху лестницы с мушкетом на плече. Грей бросился к нему и сбил с ног, шедшие позади рабы в суматохе сбили с ног его самого и прошлись по нему. Бульканье и запах крови, его колено стало влажным. Он снова встал и поспешил дальше. Он потерял Иносенсию, но видел ее впереди, Хамид и еще один раб-мусульманин в темных банданах тащили ее за руку. Еще одна лестница, по которой, толкаясь и хрипло дыша, поднялись распаленные люди, рвущиеся в драку. Следующий часовой вскинул мушкет и выстрелил в них. Его крики быстро умолкли, но закричал кто-то еще, потом в лица им ударил поток холодного воздуха – первая батарея на крыше форта. – Primero![74] – заорал Грей, и кучка рабов бросилась к первой пушке. Он не стал останавливаться и смотреть, как они справятся с задачей, он уже спускался по лестнице в дальнем конце крыши, крича во всю мочь: – Segundo![75] – и после этого пробивался сквозь кучку рабов и бомбардиров, сцепившихся в смертельной схватке на узкой площадке у подножия лестницы. – Tres! Tres![76] – закричал он, но его уже не слышали. Воздух наполнился воплями, бранью, запахом крови, пота и ярости. Он выбрался из свалки и прижался к стене, судорожно хватая ртом воздух. Все ушли вперед, он потерял над ними контроль. Но тут раздались глухие удары молота по железу – хотя бы один человек вспомнил про их задачу… затем стук и звяканье пробились сквозь шум в других местах. Да! Внезапно мусульманин, сопровождавший Хамида, выскочил из толпы, держа за руку Иносенсию. Он швырнул ее Грею как мешок пшеницы, и Грей поймал ее точно так же, крякнув от удара. – Jesús Maria, Jesús Maria, – бормотала она непрестанно. Девушка была вся забрызгана кровью, на черном платье виднелись мокрые пятна, ее глаза были распахнуты так широко, что белки окружали зрачок. – Вы ранены? Э-э… dolor? – крикнул он ей на ухо. Она ошеломленно глядела на него. Он должен ее вывести. Она сделала все, что обещала. – Venga! – закричал он ей на ухо и потянул за собой к лестнице. – No! – задыхаясь, уперлась она. – Alli! – Он не знал этого слова, но она схватила его за руку и потащила в дальний конец коридора. Им пришлось перепрыгивать через извивающиеся тела на полу, но он без колебаний последовал за ней, бросившись между ней и пушкарем, вооруженным шомполом. Шомпол больно ударил его по руке, но не сбил с ног. Кто-то уронил мешок со стержнями, они рассыпались по полу, и Грей чуть не упал, когда они покатились под его ногой, звякая по камням. Они почти добрались до кратковременного убежища наверху лестницы, когда что-то ударило его по голове и он упал на колени. У него потемнело в глазах и зазвенело в ушах, но сквозь туман он слышал, как Иносенсия визжала и кричала его имя. Он шарил руками, пытаясь опереться на стену и встать, но тут на него обрушился справа еще один удар. Это было мачете – он слышал, как лезвие со свистом рассекло воздух, оглушительный удар по металлу сотряс его голову. Его отбросило к стене. Однако его рука уже легла на рукоятку кинжала и выдернула его из ножен. Низко пригнувшись, Грей метнулся вперед и ударил противника вслепую. Кинжал выскользнул из его руки, но зрение уже возвращалось, и сквозь черные и белые вспышки в глазах Грей нашел свое оружие. Снова закричала Иносенсия, на этот раз от ужаса. Сжимая кинжал, Грей с трудом поднялся на ноги и увидел перед собой испещренную шрамами черную спину… С убийственной силой ударило мачете, Иносенсия рухнула на пол, из ее головы хлынула кровь. Не колеблясь ни секунды, Грей изо всех сил вонзил кинжал под ребра Кано. Чернокожий великан застыл, уронил мачете, покачнулся и упал. Грей был уже рядом с Иносенсией и подхватил ее на руки. – Мать его… сволочь… чтоб его черти драли… о Господи, помоги… – Пошатываясь от тяжести тела девушки, Грей стал спускаться по ступенькам и на секунду прислонился к стене, переводя дыхание. Иносенсия пошевелилась, что-то пробормотала, но Грей не расслышал ее слов из-за звона в ушах. – Не… – Он качнул головой, показывая, что не понял. Она махнула рукой, показывая вниз, и настойчиво повторила свой жест – вниз, вниз! – Ладно. – Крепко держа ее, он начал спускаться по узкой лестнице, поскальзываясь на неровных, стершихся от времени каменных ступеньках. Наверху по-прежнему бушевала яростная схватка – но сквозь нее слышались и удары молота о сталь. Грей хотел пойти к выходу по следующему коридору, но Иносенсия не позволила и настаивала на своем – вниз, вниз. В уголках его глаз снова возникли черные пятна, предвестники обморока, в ноздри ударил запах сырости и морской травы, солоноватый запах прибоя. – Господи, куда мы попали? – ахнул он и поставил девушку на ноги, поддерживая ее рукой. – Малкольм, – простонала она. – Малкольм, – и слабо махнула рукой на кривой коридор, уходивший вправо.