Сердце Сумрака

…Три дня назад, на рассвете после переправы через пролив, Ярик сидел с отцом у костра среди холмов на окраине Керчи, охраняя спящий лагерь.

«В дозоре, – подумал мальчик. – Мы в дозоре – защищаем сон наших друзей».

– Пап.

– М-м?..

– Почему вы с мамой Светлые?

Матвей долго молчал, глядя на игру языков пламени.

– Можно вывести разные теории, анализируя наше прошлое, – но в основе все равно найдем случай.

– То есть вы могли бы быть Темными?

– Конечно. Хотя насчет мамы я не уверен.

– И я мог бы быть Темным?

– Человек рождается изначально чистым, как белый лист. Затем в его душе начинают бороться Свет и Тьма.

– Добро и зло?

– Не совсем так… Понимаешь, встречаются и довольно добрые Темные, и более-менее коварные, обозленные на кого-нибудь Светлые. Не бывает абсолютного добра и зла; это относительные понятия. А Свет и Тьма – проще. Это Изначальные Силы, стихии.

– А Светлый Иной может стать Темным? – подумав, спросил Огонек.

– В очень редких, исключительных случаях. Но гораздо проще добрый человек может озлиться – и наоборот. Улавливаешь?

– Уже понятней.

– Хочешь есть? Я могу попробовать сварить кашу.

– Давай лучше еще кофе.

Матвей достал термос и чашки. В теплеющем небе над оврагом посвистывали какие-то летучие существа, приветствуя встающее из-за гор солнце.

– Пап.

– М-м?..

– А почему Светлому трудно стать Темным и наоборот?

– Зачем тебе?

– Ну, так. Интересно.

– Когда ты впервые входишь в Сумрак, твоя суть меняется. Из нейтрального ты становишься определенным образом заряженным. Мы живем и творим волшебство, напитываясь энергией людей. Светлые – положительными эмоциями, Темные – отрицательными. Это наша вторая пища. Скоро ты и сам научишься это делать. Уже делаешь, неосознанно. Энергетика становится твоей сутью, эссенцией, связующей тело с Сумраком. Ты Светлый, ты пьешь человеческую радость – и она питает тебя. Знал бы ты, сколько наши мудрецы придумали способов массового веселья для массовых заборов Силы. Тем же, только по-своему, занимаются и Темные. Великий Договор сдерживает нас в этой алчной гонке, он охраняет некоторую справедливость. Но есть Иные, что не могут остановиться в погоне за бесконечным наслаждением. Они похожи на вампиров или тяжелых наркоманов. И полбеды, если кто-то настойчиво пытается осчастливить ближнего, дабы выжать Светлую энергию, – хотя это тоже скверно. Темные маньяки гораздо опасней. Не так уж сложно похитить человека и бесконечно мучить его, вызывать боль, ужас и чувство вины – и высасывать их, как пиявки и слепни, что питаются кровью. Есть прирученные люди, трайфл, которых Темные привязывают к себе с помощью магии – и используют как доноров негативных эмоций. Есть специалисты по самым ужасным мукам, которые только можно вообразить. Ночной Дозор накрывал настоящие «фермы страха», где множество людей держат месяцами – пока те не погибнут от нервного истощения. А их тела идут на корм оборотням и вампирам.

– Пап, не надо, – пробормотал Огонек, – хватит.

– Прости, – Матвей аккуратно уложил в огонь полено, – я не хотел тебя напугать, сын. Просто представь, что ты, всегда получавший энергетическую подзарядку от счастья и любви, должен будешь заряжаться от чьих-то слез. Или, наоборот, ты Темный и привык ловить кайф от страданий своего ближнего – и должен отказаться от этого.

Ярик помолчал, поворошил палкой угли. От костра ввысь летели искры.

– Если в мире будет больше счастья и любви – мы будем побеждать Тьму?

– Возможно, – ответил Матвей, – но Темные этого не допустят.

– Значит, будет война?

– Будет война.

– Всегда?

– Всегда – это слишком долго, чтобы представить. Но повоевать придется…



…Не было ни сверкающих врат, ни ослепительного потока света, ни трубных звуков. Только дверь из шероховатого камня. Нелли провела по ней ладонью и скорее нащупала, чем увидела широкий крест с острыми краями – символ Ордена Храма. Дверь под ее рукой не шелохнулась.

– Запечатано.


Тогда Огонек коснулся креста… и в этот момент произошло нечто, что он не смог бы описать словами. Глубоко внутри горы что-то дрогнуло, шевельнулось, словно пришло в себя от долгого сна – и пристально посмотрело на Ярика сквозь толщу камня. Что-то огромное и вечное, куда большее, чем мелкие суетливые дела устроивших в крепости драку Иных. «Волшебники древности были посильней нынешних», – пришло на ум Огоньку. Ощущение изучающего неотрывного взгляда стало в какой-то момент невыносимым, почти физическим – и вдруг прекратилось.

– Ты тоже почувствовал? – шепотом спросила мама. Пальцы ее дрожали.

Огонек положил ладони на дверцу – и она мягко отворилась перед ним, впуская в коридор призрачный серый свет.

– Идем, мам. – Он взял Нелли за руку. – Ты будешь хорошей королевой мира.

Переступив порог, они очутились в просторной пещере. Свет, казалось, шел отовсюду – словно теплым голубым сиянием сочился сам камень, в котором она была высечена. Вдоль стен расположились столы и стойки с рыцарскими латами и оружием. Сталь доспехов была гладкой и блестящей, будто только из-под рук полировщика. Богато украшенные ножны мечей переливались драгоценными камнями.

– Что это? – в изумлении спросила Нелли.

– Думаю, мы еще не дошли. Сюда!

В глубине помещения находился проем. Свет, идущий из него, казался ярче. Мать и сын прошли через пещеру, стараясь не задеть ничего из драгоценных диковин, и оказались в следующем зале. Он был больше предыдущего, и свет здесь казался золотисто-алым, как северное небо на закате полярного дня. Здесь стояли сундуки, до краев полные бриллиантами и старинными монетами; вдоль стены выстроились изумительной работы статуи из золота – и каждая из них была увенчана короной. От этого великолепия у Огонька захватило дух, а Нелли сказала с усталой иронией:

– Сокровища тамплиеров. Подумать только – они и в самом деле существуют.

– Это и есть Золотой Чертог?

– Нет. Просто золотой запас на черный день.

Они прошли всю пещеру насквозь и оказались в новом зале. Здесь стояли шкафы, заполненные книгами и свитками. Огонек подошел к одному из шкафов и провел пальцем по истертым кожаным корешкам. На некоторых из книг были полустертые надписи, но ни одного слова мальчик не понял.

– Вот настоящее богатство, – тихо сказала Нелли. – Клинки и золото – игрушки. Мой дядя многое отдал бы только за то, чтобы подержать эти книги в руках.

Они миновали библиотеку и увидели еще один проход. Его закрывали створки невысоких – в человеческий рост – ворот, искусно выкованных из тончайших золотых ветвей, цветов и листьев, усыпанных мелкими алмазами. «Видел ли ты в жизни что-то прекраснее этих узоров?» – подумал Огонек в восхищении. За золотыми завитками он видел еще один зал – самый большой из всех, хотя врата скорее напоминали не парадный вход, а тайную калитку. Над вратами темнела надпись готическими буквами: VERITATES ET LUMEN.

– «Правда и свет», – перевела мама, – это латынь.

Огонек коснулся ворот. Сверкающий металл был теплым, как пожатие дружеской ладони. Радостное ощущение свободы накрыло мальчика, словно за спиной вырастали крылья – больше не надо тревожиться, здесь только добро, Свет и правда. Мы добрались.

Я дома.

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ДЕ МОЛЕ. Я ЖДАЛ ТЕБЯ СОТНИ ЛЕТ.

Откуда звучал этот голос? Огонек посмотрел на маму – на этот раз та, похоже, ничего не слышала.

Эти слова – только тебе.

Это оно. Сердце Сумрака!

Мы добрались.

Ярик толкнул створки, и золотые врата легко распахнулись перед ним.





* * *


Оно выглядело как глубокая чаша. Кубок, высеченный из цельного куска темно-зеленого малахита, покрытый затейливыми узорами. Массивный: только очень сильный Иной вроде Скифа смог бы поднять его. Чаша покоилась на сверкающем мраморном кубе посреди зала в окружении вороха прекрасных роз, белых и алых. Цветы были живыми, словно их только что срезали; на лепестках мерцали капли воды.

– Здравствуй, – сказал мальчик.

Он почти шептал, но слово загуляло эхом под сводами. В Сумраке комната казалась наполненной теплым сиянием. Аура вокруг малахитовой чаши медленно пульсировала всплесками света, и Огоньку чудилось – он слышит стук. И в самом деле сердце!

Мать и сын переглянулись.

Откуда-то зазвучала музыка – вначале едва слышная, но все более прекрасная и громкая. То пел сам Сумрак. Здесь он казался непривычно уютным и теплым, спокойным, как тихая гавань после долгого изнурительного пути. Огонек моргнул и внезапно увидел Силу. Неописуемо мощные потоки, великие реки Силы. Они медленно текли над головой и под полом в толще скального камня, разветвляясь, как кровеносная система, пульсируя и мерцая. Спрятанное в малахитовом кубке Сердце было живым. Мама проговорила тихо:

– Де Моле и в самом деле был величайшим из магов. Нынешним Великим не создать такого даже годами совместных трудов.

Ее слова вылетали изо рта, расплывались в Сумраке разноцветными птицами – и таяли на стенах пещеры. «Мама волнуется», – понял Ярик. Он уже научился читать ауры: вокруг головы и плеч Нелли тлело алое мерцание.

И снова Огонек услышал беззвучный голос. Наверное, тот говорил на латыни или по-французски, но мальчик все понял.

– Ты знаешь условие? – спросил мальчик.

– Что? – вздрогнула мама.

– У тебя есть одно желание. Только одно.