Сердце умирает медленно

– Ясно, – произнесла я и ощутила неприятный укол ревности. Погладила мать по плечу и спросила: – Тебе помочь?

Она отложила нож, опустилась на стул и запястьем утерла подступающие к глазам слезы.

– Как ты себя чувствуешь?

Я продолжила за нее шинковать овощи.

– С каждым днем все лучше и лучше, – бросила томаты в миску и принялась за зелень. – Во вторник назначен прием у доктора, посмотрим, что скажут. Кстати…

– Что? – мама вся обратилась в слух.

– Насчет моего сердца.

– Ты вроде сказала, что хорошо себя чувствуешь?

– Да. Но…

– Есть какие-то проблемы?

Я заметила, как она в ужасе уставилась на меня, поэтому поспешила ее успокоить:

– Нет. Мне вдруг стало интересно, кому могло принадлежать мое сердце раньше? Какой-то человек умер, подарив мне шанс на новую жизнь. Кто он? Парень? Девушка? Молодой мужчина? Я худощавая и невысокая, и вряд ли… Наверное, все-таки девчонка – ближе по параметрам.

– Мне казалось, ты не хотела ничего знать.

– Да. А сейчас раздумываю.

Мама снова с трудом подбирала слова:

– Я… Когда я молилась, чтобы тебе досталось сердце, мне было неловко, что я желаю чьей-то смерти. А после операции меня охватило острое желание связаться с родственниками донора, чтобы выразить свое глубочайшее признание за то, что благодаря их исключительной щедрости моя единственная дочь осталась жива. Но теперь… Мне как-то не по себе, Эмили. Столько всяких историй…

– Ты о чем?

– Когда семья донора вдруг начинала вымогать средства, видя, что реципиент пошел на поправку, встал на ноги, работает, получает хорошие деньги. Про такое совсем недавно рассказывали на ток-шоу. Мужчина, получивший почку, стал жертвой вымогательства со стороны отца реципиента – отъявленного негодяя и наркомана. Сначала ему давили на чувство вины, а затем и вовсе стали открыто угрожать.

– Ого… – произнесла я и ненадолго замолчала. Собралась с мыслями и, видя, что мама погрустнела, постаралась улыбнуться. – Думаю, такая напасть должна обойти меня стороной. Не знаю, готова ли я встречаться с семьей донора, хочу ли вообще, но ощущаю растущее любопытство. Мне интересно, чем жило сердце до меня, каким оно было.

– А это важно? – в глазах мамы проскользнуло беспокойство.

– Не знаю, – ответила честно. – Я слышала много ерунды о том, как человек меняется после пересадки, как принимает характер, определенные черты донора и вкусовые привычки. Ничего такого я не ощущаю… Но оно… новое сердце будто говорит со мной.

Мать снисходительно улыбнулась и склонила голову набок.

– Ты ведь говоришь образно, да?

На долю секунды мне вдруг захотелось признаться ей в том, что меня мучают странные сны, но я быстро передумала:

– Сначала мне казалось правильным отвергать мысли о том, что чужой орган может нести в себе информацию о прежнем владельце, а теперь, если так и есть на самом деле, то я готова все принять. Это помогло бы мне подружиться с сердцем, которое мне пересадили. Мне очень не хотелось бы его потерять.

Мать встала, приложила ладони к моим щекам и внимательно на меня взглянула:

– Я уж решила, что у тебя жар, – она поцеловала меня в лоб и отстранилась. – Конечно, говори со своим сердечком. Наверняка так ваш союз станет крепче.

– Но я в прямом смысле…

– Ты всегда была маленькой выдумщицей, Эмили, – в ее взгляде – столько ласки и сопереживания, но ни капли желания услышать меня и понять то, о чем пытаюсь сказать.

– Что нужно сделать, чтобы узнать про донора?

Она отошла к раковине и включила воду.

– Надо обратиться в донорскую программу.

– Угу. Если решусь, так и сделаю.





-17-





Я вышла из дома раньше оговоренного с Дэниелом времени, чтобы немного прогуляться и привести мысли в порядок.

«Просто встреча. Обычная совместная пробежка», – уговаривала себя, шагая по улице.

Но я волновалась. Паника зародилась еще в момент поиска подходящего гардероба и с каждой минутой, приближающей час икс, только нарастала. Я остановила свой выбор на светлых спортивных брюках, топе на бретельках и тонкой кофте и теперь шла, закатав от беспокойства рукава, нервно щелкая пальцами и ловя в витринах свое отражение.

«Свидание ли это? Определенно. Кого хотят обмануть два взрослых человека, назначая новую встречу в парке? У нас возник интерес друг к другу. Но какого рода? А если он пожалел меня, и эта встреча – его очередной благотворительный проект? Ну, типа “помоги чудесно исцелившемуся ребенку стать полноценным членом общества и пройти реабилитацию”».

Сомнения продолжали меня терзать даже тогда, когда я свернула на улочку, ведущую к парку. Остановилась у очередной витрины и покачала головой. «Разве кто-то может воспринимать тебя как женщину, если ты выглядишь серым, худым, угловатым подростком? Так и есть – Дэниел пожалел тебя. Ну и ладно. Это скорее нормально.

Вопрос в другом: почему тебе так отчаянно хочется, чтобы он смотрел на тебя по-другому? – достала резинку, забрала волосы в тугой хвост на затылке. – А как же Райан? Забыла о нем? Нет, конечно. Но он теперь с Шейлой, – и сама не заметила, как обратилась к своему новому сердцу: – Ты не знаешь, кто такой Райан. Тебя здесь еще не было. Его любило мое прежнее сердце. Вот».

Только я хотела мысленно добавить что-то еще, как вдруг оно будто подпрыгнуло, заставив меня инстинктивно приложить ладонь к груди. И в этот момент что-то мелькнуло в отражении витрины – и столь неожиданно, что у меня перехватило дух.

«Она. Девушка. Я ее видела. В парке».

Резко обернувшись, заметила ее в толпе людей на другой стороне улицы. Сделала шаг, вглядываясь в силуэт в развевающемся синем платье, и оторопела – незнакомка повернулась и взглянула через плечо – прямо на меня. И сердце в груди подпрыгнуло от волнения.

– Эй! – окликнула я ее, повинуясь внезапному порыву.

Но она стремительно отдалялась в противоположную от парка сторону.

Черт.

Я бросилась за ней, но тотчас отскочила от проезжей части – движущийся на высокой скорости автомобиль оглушил меня сигнальным гудком.

– Боже… – замерев на краю тротуара, схватилась за голову.

Нельзя забывать, что ты посреди шумного городского муравейника. Огляделась. Машины сновали туда и сюда, не давая ни единой возможности быстро перейти дорогу. Тогда я бросилась к пешеходному переходу, стараясь держать в поле зрения удаляющееся синее пятно.

– Извините, ох, прошу прощения, – расталкивая тех, кто шел навстречу на зеленый сигнал светофора, побежала вперед.

И, едва ли не задыхаясь, метнулась туда, куда направилась загадочная девушка. Мне повезло, что я была в кроссовках и удобной одежде – расстояние между нами сокращалось. Не знаю, что собиралась сказать ей, если догоню, но понимала одно – мне нужно успеть. Заставить ее остановиться, обернуться и посмотреть мне в глаза.

Достигнув перекрестка, замедлила шаг. Пытаясь унять сердцебиение, начала высматривать ее в толпе. Куда она подевалась? Не могла же раствориться в воздухе? И, наконец, увидев незнакомку, стремительно удаляющуюся вдоль по Оксфорд-стрит, опешила: она что, тоже бежала? Как она могла так быстро оторваться от меня на целых пятьдесят метров?

Времени не было. Я совершенно не думала о том, что Дэниел будет ждать меня в парке, когда понеслась за девушкой следом. Когда казалось, что теряю ее из виду, силуэт в синем снова возник на горизонте. И у меня будто открылось второе дыхание, чтобы идти за ней, как за неведомой призрачной надеждой.

– Стой! Пожалуйста! – крикнула я, когда она очутилась возле двери в какое-то здание.

И тогда незнакомка опять наградила меня взглядом. Коротким и печальным. Я уж было решила, что она услышала меня и решила подождать, когда поняла, что она смотрит не на меня, а куда-то вдаль, словно ищет кого-то в толпе. Затем она мягко приподняла полы платья, сделала шаг к двери и… исчезла.

Иначе и не скажешь, потому что лично я не видела, чтобы та открылась и закрылась.

Незнакомка пропала. «Может, она еще на улице, и ее не видно с этого ракурса?» – подумалось мне, но когда я отступила в сторону, все сомнения в один миг развеялись. Девушки нигде не было видно.

Тяжело дыша, я прислонилась к каменному выступу здания. Зажмурилась, открыла глаза – ничего и никого.

Только через пару секунд стеклянную дверь распахнул молодой человек. Он нес в руке огромный футляр, напоминающий по форме гитару или что-то похожее, но покрупнее. Я отошла назад и внимательно посмотрела на строение. Что это вообще такое? Много бетона и стекла. В окнах, как в витринах, красовались плакаты: на них были изображены музыканты с различными инструментами. Чуть поодаль стоял стенд, на котором виднелось нечто вроде афиши. RNCM[6] – значилось на верхней нише фасада.

Консерватория?

Я захлопала ресницами.

Ответов всего два. Либо девушка – просто прохожая, на которой я по непонятной причине зациклилась, либо она мне мерещится, и отнюдь не случайно. Хотя я ничему бы не удивилась, особенно после появления в моей жизни музыки, которую никто не слышит.

Музыки…

Я еще раз вгляделась в широкие окна, бликующие на солнце.

И опять же ответов назревало всего два.

Если она призрак, и ее никто кроме меня не видит, значит, ее целью было довести меня до остановки сердца или… сказать что-то. А может, и показать…

Недолго думая, я кинулась к двери и посмотрела через стекло.

Холл был просторным и светлым. Ослепительно белые потолки, на стенах – красные панели, наверное, с какой-то справочной информацией. На полу – красные же кадки с растениями.

Повсюду сновала молодежь, у некоторых студентов были футляры с инструментами, за спинами – вместительные рюкзаки.

Я вошла внутрь.

Меня никто не пытался остановить, поэтому я, оглядываясь в поисках незнакомки, поспешила прямиком к информационному стенду. Затесавшись в толпу молодых людей примерно моего возраста, я продолжила наблюдать за студентами, в надежде увидеть того, кого искала. И незнакомка не заставила меня долго ждать: копна каштановых волос мелькнула у подножия деревянной лестницы, а затем я уже отчетливо увидела и синее платье…