Сердце Волка
Часть 28 из 49 Информация о книге
Торак за ним. Гнилые водоросли скользили под ногами, в голове у него звучал сигнал опасности. Он понимал: преследователю только того и надо, чтобы он поскользнулся и упал в Море. Вскоре перед ним оказалась расщелина, где кипящие валы вздымали целые фонтаны брызг. Перепрыгнуть здесь было невозможно, однако преследователю это как-то удалось. И теперь он преспокойно стоял по ту сторону, злобно посверкивая глазами и словно подзадоривая Торака, призывая его тоже прыгнуть. – Ну нет! – крикнул ему Торак. – Не дождешься! Я не настолько глуп! Преследователь зашипел, показывая коричневые зубы, и мгновенно нырнул в сгустившуюся среди скал тьму, постукивая по камням когтями. Торак бросился к тому краю расщелины, где водоросли показались ему относительно сухими, во всяком случае не такими предательски скользкими. Едва он ступил на них, как в голову ему пришла странная мысль: а откуда здесь эти сухие водоросли? Среди таких брызг?.. Увы, он сообразил это слишком поздно. Водоросли провалились у него под ногой, и он полетел в воду. «Ну и дурак же ты, Торак! – казнил он себя. – Это же была ловушка! Самая обыкновенная ловушка!» Холод он почувствовал сразу. Весь облепленный водорослями, он судорожно дрыгал руками и ногами, чтобы, держась повыше над водой, выбрать подходящее местечко и вылезти на камни. Приливные волны оказались куда сильнее, чем он мог представить себе сверху, но выбраться на берег будет, видимо, не так уж трудно. Однако гордость Торака была сильно задета. А преследователя, разумеется, и след простыл. Сдирая с лица прилипшие водоросли, Торак потянулся к прибрежным скалам, стараясь ухватиться за какой-нибудь выступ. Но водоросли упрямо сопротивлялись. Содрать их с лица ему никак не удавалось… как не удавалось и пробиться сквозь них к берегу… «А ведь это совсем и не водоросли, – с удивлением понял Торак. – Это сеть, сплетенная из стеблей ламинарии. Сеть для ловли тюленей. Значит, я свалился прямо в тюленью сеть! – ужаснулся он. – Именно в нее-то, по всей видимости, преследователь и старался меня загнать!» Прибой с такой силой ударил Торака о камни, что у него перехватило дыхание. А бороться с отступающей от берега водой оказалось еще труднее, тем более что ноги его были опутаны сетью. Ее, похоже, привязали к вершине скалы и спустили под воду с помощью нескольких грузил или просто тяжелого камня, потому что она так тянула Торака на дно, что он выбивался из сил, пытаясь удержать над водой хотя бы плечи и голову. «Как же будет смеяться Бейл, когда узнает об этом! – с горечью думал он. – И как все племя Тюленя будет смеяться, когда обнаружат меня, копошащегося в тюленьей сети, всего на расстоянии полета стрелы от стоянки!» Если бы у него был с собой нож, он бы моментально освободился! Однако племя Тюленя не доверяло ему, и оружия его лишили. Что ж, придется звать на помощь, усугубляя и без того неизбежные насмешки и издевательства. – Помогите! – крикнул Торак. – Я здесь! Эй, кто-нибудь, помогите! Ветер просвистел над заливом. Над головой пронзительно орали крачки. Море с грохотом билось о скалы. Но никто не пришел ему на помощь. Никто не мог услышать его. Он уже устал бороться с водой. А волны, как ни странно, поднимались все выше, уже чуть не заливаясь ему в рот… И тут он осознал горькую и страшную истину: он попался в капкан, никто из людей здесь его не услышит, а прилив уже начался. Вода быстро прибывала… Глава 22 Прилив все продолжался, и Тораку приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы держать голову над водой. Волна то тащила его на глубину, то вновь швыряла на скалы. Море било его упорно, не давая вздохнуть. Торака уже тошнило от соленого вкуса и пряного запаха морской воды, в ушах гудело от непрерывных стонов и вздохов. Море поймало его и отпускать явно не собиралось. Торак пытался закрыть свою душу, не думать о своем могучем пленителе, пытался найти какой-то выход, надежду на спасение. Ведь, в конце концов, он же как-то попал в эти сети! Значит, хотя бы вход в них должен быть. Но отчего-то ни входа, ни выхода из сетей он никак не находил. Ячейки были так малы, что Торак даже кулак не мог в них просунуть, а узлы тверды, как камень, нечего и пытаться развязать их пальцами, тем более что и пальцы у него совсем онемели от холода. И плетенные из ламинарии веревки невозможно было ни разорвать, ни перекусить. «Мы ставим очень прочные сети, они даже взрослого тюленя запросто удерживают», – объяснял ему Детлан за обедом. Да уж, сети оказались действительно прочнее некуда! Ах, если б только у него был нож!.. Впрочем, нельзя ли его чем-нибудь заменить?.. Волна снова больно ударила Торака о скалу, и он сильно ободрался о покрывавшие ее бок ракушки. Ракушки! У них ведь довольно острые края! Если ему удастся оторвать от скалы хотя бы одну, то, может быть… Волна потащила его назад и снова ударила о скалу. Стремясь как можно скорее вынырнуть на поверхность и глотнуть воздуха, Торак слышал вокруг нескончаемый хохот Моря. «Не слушай! – велел он себе. – Слушай лучше себя, слушай, как стучит кровь у тебя в висках, что угодно слушай, только не Море…» Пытаясь все же сопротивляться волнам и держать голову над водой, Торак просунул большой палец и два соседних сквозь одну из ячей и ухватился за ближайшую ракушку. Но моллюск крепко держался за скалу и отделяться от нее не желал. Торак, рыча, впился в ракушку ногтями, но она по-прежнему крепко сидела на камне, чувствуя себя частью этой скалы. И тут он вспомнил ту черно-белую птицу, что пыталась разбить ракушку, вытащив ее на берег. Таких птиц он видел и здесь, на Тюленьем острове. Детлан еще называл их ловцами ракушек. Торак вспомнил, как та птица все-таки вскрыла ракушку: одним резким движением всунув в нее клюв и не давая моллюску сдвинуть створки. Он нащупал другую ракушку и попытался сделать то же самое, нанеся по ракушке скользящий удар кулаком. Ракушка раскрылась, но выскользнула у него из пальцев и, медленно кружа, стала опускаться вниз, на недосягаемую глубину. И снова утробный смех Моря заставил Торака содрогнуться. «Ты не можешь победить меня! – казалось, шептало ему Море. – Сдавайся! Сдавайся!» «Нет! – возопила вся его душа. – Так быстро я не сдамся!» И этот внутренний вопль вырвался наружу в рыдании. Нет, он не может погибнуть так быстро. Ему нужно еще отыскать лекарство, отнести его в Лес, убедиться, что все племена спасены. А еще ему нужно обязательно снова увидеть Волка, и Ренн, и Фин-Кединна… Если бы этот груз не тащил сеть ко дну, он, возможно, еще сумел бы вырваться… Эта мысль неожиданно привела его в чувство, точно пощечина. Если удастся выбросить из сети тянущий ее ко дну камень, то прилив может стать ему другом: заставив Море действовать против его воли, он заставит прилив приподнять его и вынести прямо на скалы. «Нечего зря терять время и возиться с какими-то ракушками! – сердясь на себя, думал Торак. – Надо нырнуть поглубже, найти этот камень и попытаться выбросить его из сети!» Он набрал в грудь побольше воздуха и нырнул. Было страшновато оказаться в совершенно чужом для него мире, в мире Матери-Моря, в кипящем водовороте черной воды и скользких водорослей. Торак не сумел сразу отыскать веревку, к которой был привязан груз, и теперь даже, пожалуй, низ от верха уже не мог отличить. Пришлось снова вынырнуть на поверхность, чтобы глотнуть воздуха. Волны стали еще выше. Теперь ему приходилось вытягиваться и чуть ли не подпрыгивать, чтобы они не заливали ему лицо. От соли горели губы, жгло в горле, страшно щипало глаза. Ноги были словно каменные, а мысли от холода стали расплывчатыми, как туман. – Помогите! – крикнул Торак. – Эй, кто-нибудь! – И, захлебнувшись водой, страшно закашлялся. Темнело. Он уже почти ничего не видел – только скалы, нависавшие над ним, и темно-синее небо, утыканное крошечными звездочками, которые, казалось, тоже тонули в этой темной синеве, все больше удаляясь от него… Утонуть… Самая страшная смерть из всех! Чувствовать, как Мать-Море выдавливает из тебя жизнь, гонит твои души в разные стороны. А без Меток Смерти душам никогда уже не найти друг друга. И он, Торак, превратится в морского духа, вечного скитальца, который ненавидит все живое и стремится уничтожить его, стереть с лица земли… Волна опять накрыла его с головой, он наглотался морской воды и закашлялся. «Мне неведомы жалость и ненависть, – казалось, шепчет ему прямо в ухо Мать-Море, – неведомы добро и зло. Я сильнее даже солнца. Я существовала и буду существовать вечно. Я – Мать-Море…» Как же он устал! У него нет больше сил сражаться с этими волнами, он должен прекратить борьбу и хотя бы немного отдохнуть… Торак перестал барахтаться и тут же ушел под воду, чувствуя, как Мать-Море обнимает его крепко-крепко, так крепко, что грудь его вот-вот разорвется… Что-то серебристо сверкнуло в темноте. «Наверное, рыба, – сонно подумал Торак. – Маленькая. Должно быть, мойва». И почти сразу его окружило множество рыб, целая стая, сверкая серебристой чешуей, явилась посмотреть, как погибает в их родной стихии это крупное земное существо. А Торак погружался все глубже, и серебристые рыбки, погружаясь с ним вместе, обтекали его, точно струи светящейся реки, а Море тем временем продолжало сокрушать его в своих могучих объятиях… Он вдруг почувствовал какой-то болезненный, тошнотворный удар в живот, казалось, его выпотрошили, как рыбу, выпустили наружу все кишки. И в то же мгновение сокрушительные морские объятия ослабели, исчезло ощущение холода и темноты. И сеть больше уже не тянула его вниз, а соль не разъедала глаза и горло. И отчего-то даже кровь перестала болезненно стучать в висках. Торак казался себе удивительно легким и подвижным, как рыбка, и, как рыбка, не чувствовал ни тепла, ни холода, став частью Моря. И до чего же ясно теперь он видел все вокруг! Вода казалась ему совершенно прозрачной, вся муть куда-то исчезла, и скалы, водоросли, рыбы – все стало живым, ярким, только каким-то странно вытянутым по краям. Торак и сам не понимал, как это произошло, но чувствовал, что действительно стал рыбой. Он ощущал слабый трепет воды, когда мимо проплывало любое, даже самое мелкое существо, и понимал осторожное любопытство рыбьей стаи. Он совершенно спокойно воспринимал то, что мощные валы над ним бьются о скалы и откатываются назад, а глубоко внизу, под ним, тяжко вздыхает Море. Вдруг среди собравшихся вокруг него рыбешек возникла паника – казалось, налетела гроза, блеснула молния, ударил гром! – и Торак тоже почувствовал приближение опасности. Кто-то охотился на них в глубине. Кто-то огромный… Кто это там? Торак тщетно пытался совладать со страхом, передавшимся ему от рыбьей стаи и ставшим теперь и его собственным. Кто там охотится на нас? Стая ему не ответила. Вместо ответа она свилась в светящуюся полосу и исчезла в морских просторах, убегая от рыщущего внизу Охотника и оставив Торака одного. И снова у него, как иногда, до превращения в тюленя, засосало под ложечкой… и он снова стал Тораком и смотрел, как стая мойвы исчезает во тьме. Грудь жгло огнем, казалось, она вот-вот разорвется, кровь так и ревела в ушах. Времени гадать, что с ним только что произошло, не было. Он тонул! Торак, ничего не видя вокруг, стал изо всех сил барахтаться, бить ногами и руками, вырываясь из смертоносных объятий Матери-Моря, но сеть была на Ее стороне; сеть крепко держала Торака, не давая ему всплыть. Вдруг рядом с ним возник столб странно светлой воды, и его отшвырнуло в сторону. Очевидно, что-то крупное плюхнулось с берега в воду и нырнуло, устремляясь прямо к нему. Мощные зубы яростно рванули сеть, выпуская Торака на свободу… Он чувствовал, как его подхватили чьи-то руки и потащили, пытаясь вытянуть на берег, но рукам этим явно не хватало силы, и он снова и снова соскальзывал в воду, обдирая руки о ракушки. Наконец, собрав последние силы, Торак оттолкнулся ногами и выскочил из воды достаточно высоко, чтобы эти незнакомые руки смогли удержать его и вытащить на берег. Мать-Море тяжко вздохнула и выпустила свою жертву. Торак лежал на камнях, хватая ртом воздух, точно выброшенная из воды рыба. Щекой он ощущал колючие ракушки. На зубах хрустели кусочки водорослей. Но никогда в жизни он не чувствовал лучшего вкуса! – Что это ты делал под водой? – шепотом спросил у него кто-то; голос показался Тораку странно знакомым. Он перевернулся, встал на колени и не сказал, а скорее выплюнул ответ, прозвучавший так, словно во рту у него плескалось полморя: – Т-тонул…