Щит императора

Подняв голову, я увидел сидящего за столом императора и виновато улыбнулся.

Ну да. Кто бы еще мог так грубо ее испортить? Вон сколько ниток я умудрился оттуда вытянуть. И все пустые, выдоенные досуха, местами даже оборванные, словно тут резвился голодный паук. Это сколько же я энергии взял, если целая комната оказалась обесточенной? Да и Карриан выглядит уставшим. Бедняга, кажется, даже уснул сидя, уронив голову на скрещенные руки. Хотя нет, не уснул — аура-то активна. И я ее, какое счастье, снова могу видеть.

Когда я пошевелился и осторожно сел, император поднял голову и я невольно замер, наткнувшись на его тяжелый пронизывающий взгляд.

Что такое? В чем дело?

Карриан молча продолжал буравить меня глазами, словно я совершил страшное злодеяние, и мне даже показалось, что он… нет, не зол. Но что-то с ним было определенно не так. Хотя, может, это со мной что-то не в порядке?

Я поднял руку и осторожно потрогал спину.

Рубахи нет. Под левой лопаткой до сих пор шелушится засохшая кровь, а под пальцами чувствуется совсем еще свежий шрам. Морда? Нет, морда нормальная, не кривая и не косая. Руки-ноги тоже на месте. Меня не только не убило, но даже не покалечило. Может, трепанацию пришлось делать, пока я валялся в коме, и теперь его величество всерьез заподозрил, что я стал совсем дурным?

Уже начиная нервничать, я провел ладонью по черепушке, потрогал свежий шрам на затылке и, убедившись, что кости на месте, снова вопросительно посмотрел на императора.

— Что-то не так?

Карриан вместо ответа протянул руку и разжал пальцы, продемонстрировав то, что все это время лежало у него на ладони. А я, увидев там порванную цепочку и подозрительно знакомое кольцо в обрывках разноцветных нитей, вздрогнул и машинально приложил ладонь к груди.

Храмового перстня там больше не было.

— Как ты можешь это объяснить? — тихо спросил император.

Я похолодел.

Боже… да что же это такое? Почему мне в этом мире так не везет? Сперва Кар меня чуть не убил. Потом пожалел. Люто возненавидел. Со временем наконец успокоился и принял если не как друга, то хотя бы как полноценную тень. И вот теперь опять?

— Я жду ответа, — неестественно спокойно сообщил его величество, когда я в ужасе промолчал.

Господи! Да что же я тебе скажу? И как объясню эту совершенно дурацкую ситуацию?

Карриан, так и не дождавшись ответа, медленно поднялся из-за стола. Так же медленно подошел к кушетке, откуда я поднялся с видом смертника, которому грозила плаха.

Когда он приблизился, я непроизвольно отступил, но поймал себя на мысли, что действительно боюсь говорить ему правду. Но я ведь не нарочно, в самом-то деле! Да, мне пришлось смолчать, но лишь потому, что я не хотел для нас обоих неприятностей. Три года прошло с тех пор, как я по дурости своей вытащил этот перстень из храмового фонтана. Три дурацких года его скрывал. Таился ото всех. Молчал. Изворачивался. И вот, когда до окончания срока осталось всего несколько часов, Карриану приспичило рассмотреть висевшую у меня на груди побрякушку! Или она сама свалилась ему в руки, когда он укладывал меня на эту гребаную кушетку?!

Я уставился на оказавшийся прямо перед моим носом перстень и сглотнул.

— Ты… все не так понял…

— Откуда ты его взял?! — вдруг без предупреждения рявкнул император, и я инстинктивно отшатнулся, когда его величество отшвырнул прочь испорченную цепочку и до побелевших костяшек стиснул в кулаке проклятое кольцо. — Кто тебе его отдал?!

— Н-никто.

— Ложь!

— Нет, — едва слышно ответил я, отводя глаза. — И ты это прекрасно знаешь.

— Что? — так же тихо спросил Карриан. — Что ты сказал?

Я поджал губы.

— Я никогда тебе не лгал.

— Уверен? — процедил император, и его глаза опасно потемнели. — Кто она? Ответь, пока я еще могу себя контролировать: кто та женщина, которая отдала тебе мой перстень?!

Я устало опустил плечи.

— Прости. Это не та информация, которой я хотел бы с тобой поделиться.

— Ты знаешь, — вдруг улыбнулся его величество. Той жутковатой улыбкой, которая означала смертный приговор. Причем, судя по отголоскам эмоций, которые до меня еще долетали, его величество был бы рад привести приговор в исполнение собственноручно. Прямо здесь, сейчас, если я не скажу ему правду. — Ты все это время знал. Скрывал ее от меня. Вот почему Тизар так ее и не нашел. Вот почему он был уверен, что она близко, но не сумел ее вычислить. Это ты спрятал ее от моих глаз. Ты знаешь дворец лучше всех. Все потайные ходы, комнаты, целые галереи! Кто она? Твоя сестра? Мать? Любовница?!

— Дурак… — едва слышно отозвался я, не поднимая глаз. И Карриан резко осекся. Но после долгой-предолгой паузы вдруг швырнул проклятое кольцо мне в лицо и бросил:

— Я тебе верил!

Что я мог на это сказать?

Машинально перехватив тяжелый перстень, я так же машинально его сжал, совершенно позабыв, что наш срок еще не вышел. Кожу тут же чувствительно кольнуло. Перстень мгновенно потеплел, потяжелел и слабенько засветился. В обычное время никто бы этого не заметил. Но сейчас, в миг наивысшего напряжения, когда император в бешенстве ждал ответа, а я, хоть убей, не мог ему его дать, Карриан видел абсолютно все. И обнаружив, что с кольцом происходит то, чего не должно было случиться в принципе, вдруг переменился в лице. А затем без предупреждения схватил меня за глотку и со всей силы шваркнул о ближайшую стену.

— Что?! Это?! Такое?!

Я смог только захрипеть, тщетно пытаясь выдавить хоть слово в свое оправдание.

— Отвечай!


Пальцы у Карриана были воистину железными, а хватка — как у матерого медведя. Хрен вырвешься, если зацепит. Я задыхался в его руках, тщетно пытаясь протолкнуть внутрь немного воздуха. Горло нещадно горело. В ушах слышались удары молота, в глазах потемнело. А когда император стиснул мою шею еще сильнее, я… сугубо на рефлексах… двинул его коленом в пах.

Хватка на горле тут же ослабла. Карриан хрипло выдохнул. Я, едва освободившись, рухнул на колени и судорожно закашлялся, но вдохнуть нормально мне так и не удалось — император, на удивление быстро оправившись от предательского удара, засадил мне крепкую оплеуху и, опрокинув на пол, со злостью посмотрел прямо в глаза.

— Чей это перстень?!

— Кар, пожалуйста… тебе это не понравится.

— Чей? Отвечай, иначе убью!

Я устало закрыл глаза.

— Ты уже пытался это сделать. И не смог.

— Почему?! — раненым зверем взревел его величество, снова потянувшись к моему горлу, и мне ничего не оставалось, как обреченно выдохнуть:

— Да потому что он мой, дурья твоя башка! Это я вытащил его из фонтана!

У Карриана заледенело лицо. От него разом отхлынула вся кровь. Зрачки жутковато расширились. Клубящаяся в них тьма испуганно отпрянула куда-то вглубь. Император замер, так и не сжав до конца пальцы. Всмотрелся в мои глаза и едва слышно выдохнул:

— Ложь! Перстень может забрать только женщина!

Я с трудом сел и, откинув голову на холодную каменную стену, лишь горько усмехнулся:

— Ты прав. И не прав. Потому что на этот раз все было неправильно.

— Врешь!

— Ты знаешь, что это не так. Чувствуешь. С тех самых пор, как едва не убил меня из-за каких-то болонок.

У Карриана снова изменилось лицо. Кажется, в нем сейчас шла отчаянная борьба между здравым смыслом и теми самыми чувствами, о которых я недавно говорил. Умом он понимал, что такое невозможно. Что магия первого императора не должна ошибаться. Но в то же время что-то не давало ему меня убить. И это «что-то» настойчиво просило, вернее, вынуждало его требовать доказательств.

В стену прямо над моей головой с силой врезался тяжелый кулак.

— Докажи! — хрипло велел император. — Докажи, мать твою! У тебя есть ровно секунда, прежде чем у меня закончится терпение!

Я вздрогнул и, совершенно точно понимая, что это не шутка, быстрым движением надел кольцо на безымянный палец правой руки. Знаю, на Тальраме обручальные перстни было положено носить на левой, но я сделал это машинально. По привычке, если хотите. После чего меня, как и в первый раз, в храме, с размаху окунуло в водоворот чужих эмоций. Но если три года назад я такого не ожидал и едва не утонул, то сейчас… сейчас мне просто стало очень больно. Так, словно это меня сейчас опозорили. И словно это мне только что вонзили нож в спину.

В своей прошлой жизни я, как оказалось, мало понимал мужчин. Считал, что мы слишком разные, чтобы правильно понимать женщин, и наоборот. Но теперь, сполна окунувшись в чужие чувства, я с горечью осознал: нет никакой разницы, когда тебя предают. Мужчина это сделал или женщина, старик или ребенок. Нам всем одинаково больно. Одинаково страшно понимать, что мы напрасно доверились. И еще страшнее видеть, что человек, которому мы верили безраздельно, на самом деле оказался лжецом.

— Прости, — прошептал я, глядя в расширенные глаза императора, которые не просто потемнели — они помертвели от боли. — Прости, я был пьян тогда… не понимал, что творю… я не знал!

— Ты…

— Я не мог тебе сказать, — повторил я, чувствуя, как болезненно сжимается сердце. — Это было бы неправильно.

Именно в этот момент у Карриана словно что-то сломалось внутри, и я знал, что это за чувство. Точно такое же он испытал в детстве, когда был вынужден убить наставника. Тогда императору было так же плохо. И в его душе царило такое же черное отчаяние. А я обманул его, это правда. И заодно напомнил о прошлом. О том, что никому и никогда нельзя доверять. Никому, даже собственной тени, ведь, и она порой способна предать.

Эх, если бы я мог в этот момент рассказать все, не боясь быть понятым превратно! Если бы я мог поведать, по какой причине магия императора приняла меня за того, кем я уже не являлся! Кто знает, какие именно качества в моей душе остались после перерождения? Но, видимо, их оказалось достаточно, чтобы перстень совершил ужаснейшую ошибку и обрек нас обоих на этот нелегкий разговор.

Быть может, если бы имелся хотя бы теоретический выход и хотя бы призрачная возможность вернуть женское тело, я бы, честное слово, осмелился это сделать. Позволил себе быть откровенным до конца. И, несмотря ни на что, рискнул, согласился бы на эксперимент даже с непроверенным заклинанием. Если бы только Тизар сообщил, что это поможет. Если бы он сказал, что это что-то даст. Но увы. Придворный маг еще тринадцать лет назад убил во мне всякую надежду. Именно поэтому я сейчас промолчал и вынужденно ждал приговора, который мне не замедлили вынести.

— Вот оно что, — процедил император, и на его лице проступило неподдельное отвращение. — Значит, ты все-таки хотел завершить обряд, но не рискнул об этом рассказать, потому что знаешь законы… мразь ты этакая!

Я воззрился на него с совершенно искренним изумлением, а потом до меня дошло.

Да что ж в который уже раз лажаю не по-детски! Он же читает мои мысли! Или не их, а хотя бы эмоциональный фон. И стоило мне только пожалеть, что я не смогу стать тем, кем назначил меня перстень, как Карриан решил, что все понял. Более того, посчитал, что имеет право меня презирать. Оскорблять. И ненавидеть за то, чего я не допустил бы даже в мыслях!

От этой догадки меня вдруг взяла такая злость, такое бешенство, что я качнулся вперед и без предупреждения засветил этому придурку кулаком в глаз.

— Идиот! — рыкнул в голос, когда его величество с удивленным выдохом отлетел в сторону. — Я не мужеложец, понял?!

Меня в кои-то веки душила неподдельная, вспыхнувшая буквально в одно мгновение ярость. Незаслуженная обида, разочарование и, как ни странно, ненависть. То ли моя, то ли его… Она захлестнула меня с такой силой, что на мгновение я самым настоящим образом упустил контроль над ситуацией. А осознал свою ошибку, лишь когда мне с такой силой прилетело по башке, что помутилось в глазах.

Не знаю, что именно сделал Карриан, но шваркнуло меня так, что от удара носом хлынула кровь, а в виске, которым меня приложило о стену, что-то подозрительно хрустнуло. Кажется, я все-таки упал, ошеломленный и почти парализованный. Меня оглушило. Ослепило. Скрючило от пронесшейся по телу огненно-жаркой волны. А затем еще и печатью пристукнуло. Да так, что я захрипел и, когда следом за первым сверху обрушился еще один удар, не смог не то что дать отпор — просто пошевелиться.

Это было мерзко вдвойне — сознавать, что тебе намеренно причиняет боль человек, за которого ты готов умереть. Человек, который мстит за то, чего ты не совершал. Когда каждый удар — как наказание за неосмотрительность. Каждая мысль — как плеть, жестоко ранящая и с каждым ударом обнажающая старые раны.

Я даже не сразу сообразил, что в комнате появились посторонние и меня бьют уже не в одиночку, а целой группой. В основном ногами, как бешеного пса. А может, еще и палками. Хрен его знает. Мне было до того плохо, что я забился в угол, прижался к стене спиной, пытаясь прикрыть самые уязвимые места, корчился от боли, хрипел и даже не понимал, что могу это прекратить.

Удары сыпались беспрестанно — по голове, спине, плечам… везде, куда можно было дотянуться. Причем били больно, порой с оттяжкой, без дураков. С такой неистовой силой, что вскоре на мне живого места не осталось, из рассеченного лица ручьями хлестала кровь, а сам я стал похож на боксерскую грушу, которую нещадно избивала толпа идиотов.

— Не сметь… — вдруг пробился сквозь рев в ушах хриплый, прерывистый, какой-то болезненно изломанный голос императора, и меня снова опалило бешеным коктейлем чужих чувств. — Не сметь, сказал! Я сам… разберусь.