Шопоголик и Рождество
Часть 41 из 64 Информация о книге
— Прошу прощения! — возмущенно взвиваюсь я, но Надин уже не свернуть. — Как-то раз мы с Крейгом болтали о наших бывших. Он вспомнил, что в университете встречался с Бекки Блумвуд. И меня осенило: разве это не та девица, что вышла замуж за Люка Брендона? Выходит, у меня есть возможность познакомиться с Люком Брендоном через личные связи! Так, может, это мой шанс? Я ведь уже писала в твою компанию, — объясняет она Люку. — И какой-то мерзкий холуй дал мне от ворот поворот. Мамочки! Да она сталкерша! — Надин, тебе пора, — сдержанно говорю я. — Сегодня день рождения Минни. У нас полно гостей: друзья, родственники. — Вот оно что, — она резко оборачивается ко мне. — Твои драгоценные родные и близкие. — Да, — решительно отвечаю я. — Мои драгоценные родные и близкие. Надин по очереди окидывает нас злобным взглядом — и, кажется, сдается. — Как жаль, что я помешала вам веселиться, — саркастическим тоном произносит она. — Хорошего вам дня! И классной жизни! Затем она разворачивается и топает по дорожке прочь, а мы с Люком молча смотрим ей вслед. Меня всю слегка потряхивает. — Вау, — произносит Люк, когда она скрывается из виду. Из меня же словно весь воздух выпускают. — Твою бога душу… — Такого я не ожидал, — задумчиво бормочет он. — Да кто мог такое ожидать? — выдыхаю я. Несколько минут мы оба молчим. А затем я, вся красная от смущения, оборачиваюсь к Люку. — Боже, Люк, прости меня, пожалуйста. Не нужно было знакомить тебя с Крейгом, не нужно было впускать их в нашу жизнь… А мысленно добавляю: и одеваться в отвязные шмотки, чтобы понравиться бывшему парню, тоже было не нужно. — Не глупи! — удивленно отзывается Люк. — Как ты могла предугадать, что этим кончится? К тому же она ушла. Все позади. Он такой рассудительный, справедливый и невозмутимый, что меня снова накрывает волной любви к нему. Наш брак — это скотч для одежды, который сидит крепко-крепко и никогда не отклеится, никогда! Я обнимаю Люка, смотрю на него с обожанием и в порыве чувств внезапно выдыхаю: — Обожаю твои усы! Так, минуточку! Это еще откуда взялось? — Правда? — кажется, Люк таких слов совершенно не ожидал и очень тронут. — О, дорогая моя. Он целует меня, а я еще крепче к нему прижимаюсь, но в голове у меня уже зудит: «Погоди-ка! Зачем ты это сказала?» Теперь он никогда их не сбреет. Чем я думала? Меня просто так переполняла любовь, что слова как-то сами собой выскочили. Мы отрываемся друг от друга. Лицо у Люка сейчас такое открытое. — Родная моя Бекки, — говорит он и нежно проводит пальцем по моей щеке. — Я люблю тебя. — И я тебя люблю, — выдыхаю я в ответ. Может, стоит ввернуть: «Но насчет усов я погорячилась»? Нет. Нет. Плохая идея. Наконец Люк разворачивается к входной двери. — Что ж, пойдем к гостям, — говорит он. — Давай не будем никому рассказывать об этом инциденте? Если спросят, скажем, что приходили из благотворительной организации. — Конечно, — охотно соглашаюсь я. — Отличная идея. Все и так на нервах. Хочу еще спросить: «Как тебе Фло?», но нам пора к гостям, к тому же, думаю, ответ я и так знаю. Люк подбирает поднос с разложенными по тарелкам кучками торта, разглядывает их, а потом говорит: — Что ж, не сомневаюсь, что это все равно вкусно. И сердце мое мгновенно тает. Боже, он такой добрый. Просто отличный муж. Ни за что не скажу ему правду про усы, — клянусь я себе. Я вот что сделаю… Внушу себе под гипнозом, что усы мне нравятся. Точно! Отличный план. Надо погуглить, как это делается. Я как раз собираюсь открыть дверь в гостиную, когда мой мобильник начинает трезвонить. Да что ж такое! Можно мне спокойно отпраздновать день рождения дочери? Поначалу не хочу брать трубку, но, взглянув на экран, вижу высветившееся имя «Эдвин». Хмм… Пожалуй, лучше ответить. — Две секунды, — виновато произношу я. — Это… кое-что по поводу Рождества. Люк несет торт в гостиную, а я бегу обратно в кухню и плотно прикрываю за собой дверь. — Здравствуйте, Эдвин! — тихонько говорю я в трубку. — Как дела? — Прекрасно, благодарю! — раздается в ответ звучный голос Эдвина. — А у вас? — О, все хорошо, спасибо! — Я на два слова, дорогая моя. К несчастью, я был вынужден уехать на юг Франции, тут невыносимо скучно. К тому же это значит, что я не смогу написать для вас речь. Справитесь сами? Я обалдело смотрю на телефон. Что? Но ведь вся соль была в том, что он ее напишет. — Понятно. — Я откашливаюсь. — Что ж… Наверное, справлюсь. А что мне в ней сказать? — О, я уверен, вы разберетесь, — беззаботно щебечет Эдвин. — Объясните, как страстно любите бильярд, как вас возмущает, что женщин в клуб не допускают, и все в таком роде. Социальная справедливость. Дискриминация. Пусть этих мерзавцев совесть замучает. Я раньше не интересовался, но, может, у вас было трудное детство? — Э-э… ну… — бормочу я. Мне ужасно неловко, ведь мама с папой совсем рядом, за дверью, и назвать при них детство в уютном домике в Оксшотте трудным у меня язык не поворачивается — Ну, может… Местами… — Великолепно! Об этом тоже не забудьте упомянуть. Дорогая, к сожалению, мне пора. Но мы же с вами увидимся? — Конечно! — заверяю я. И хочу спросить: «А что мне о бильярде-то сказать?», но он уже дает отбой. Пару минут я стою столбом, обдумывая случившееся. Речь о бильярде. Могу я написать речь о бильярде? О господи! Как-то все это уже слишком, нет? Может, купить Люку его обычный одеколон и забыть о портманто? Дело-то на тридцать секунд. Но затем упрямство берет верх. Да ладно! Я смогу. Я со всем справлюсь. Ради Люка. Что сложного-то — поболтать немного о бильярде? Подумаешь, стол да шесть шариков. Ну, или восемь. В общем, сколько-то шариков. Надо будет уточнить. А сейчас пора к гостям. Сунув телефон в карман, я захожу в гостиную. Дети все перемазаны кремом. Фло жалобным голосом говорит: — Должна сказать, я никогда особенно не любила торты. А у мамы такой вид, будто она сейчас взорвется. Оглядевшись по сторонам, я пытаюсь вернуть себе расслабленное, праздничное настроение. Мне хочется улыбаться и получать удовольствие. Но отчего-то я не могу. Я слишком взвинчена. Из-за этой Фло… из-за неудавшегося торта… из-за Надин… из-за того, что мне нужно написать речь про бильярд… из-за того, что никто не говорит о Рождестве, но оно нависло надо мной, как экзамен, который предстоит сдать. — Венки и гирлянды из еловых лап можно повесить сюда, — объясняет Сьюзи Джесс, указывая на каминную полку. — Или туда. — Затем она оборачивается ко мне. — Бекс, мы как раз обсуждали, когда ты начнешь украшать дом. Я знаю, что это просто болтовня, что у Сьюзи куча идей и золотые руки… Но отчего-то воспринимаю все это, как критику. — Я решила немного повременить, — оправдываюсь я. — Сначала отметить день рождения Минни. А потом уже украсить дом к Рождеству. — Кстати о Рождестве, дорогая, — вскидывается мама. — Ты посмотрела рецепт начинки для индейки, который я тебе прислала? — Э-э… — Я сдвигаю брови, пытаясь вспомнить, в каком из миллиона ее сообщений был рецепт начинки. — Я уже дала Бекс чудный рецептик, — встревает Сьюзи. — Начинка из абрикосов и фундука, очень вкусно. — А моя из клюквы и каштанов, — не отступает мама. — К рождественскому столу куда больше подходит. — А как насчет лука и шалфея? — вклинивается Дженис. — И Бекки, можно нам будет прогуляться, если Грэхем ногу повредил? Потому что я-то планировала сначала пройтись, а потом заняться пиньятой. — Пиньята — это культурная апроприация, — недовольно вставляет Джесс. — Я вам уже говорила. Кстати, Бекки, надеюсь, ты не планируешь жечь костры? Потому что природе это наносит огромный вред… — Вот эту нишу можно чудно украсить, — соловьем заливается Сьюзи. — А где ты собираешься поставить елку? — Э-э-э… — Насчет елки я еще не решила, но признаваться в этом не хочу. — А с рождественскими песнями ты разобралась, Бекки? — вступает Дженис. — Я обожаю «Добрый король Вацлав»… — Хочешь, я как-нибудь забегу к тебе и помогу решить с елкой? — перебивает ее Сьюзи. — И заодно насчет гирлянд все продумаем? — Нет! — внезапно рявкаю я, стараясь перекричать все эти голоса, от которых меня уже трясет. — Нет, спасибо! Я сама украшу дом. И сама решу, какую делать начинку. Я не собираюсь жечь костры. И обязательно закажу все, что вы попросили. Хорошо? И только переведя дыхание, понимаю, как распалилась. — Извините, — добавляю я, стараясь успокоиться. — Я просто немного… Все это слегка… — Конечно, — заверяет Сьюзи, переглянувшись с мамой. — Бекс, не переживай! Сядь, выпей чаю и расслабься. Я опускаюсь на диван рядом с Фло, делаю несколько глубоких вдохов, и сердце мое, наконец, перестает нестись вскачь. Наверное, я слишком драматизирую. Все будет хорошо. Мама и Сьюзи теперь переглядываются еще и с Дженис, но меня это не заботит. Пускай себе играют в гляделки. — Итак. — Я заставляю себя вспомнить о правилах вежливости и обернуться к Фло. — А вы где празднуете Рождество, Фло? — О, Рождество, — она в замешательстве хмурит брови. — Да я никогда особенно не любила Рождество.