Шопоголик и Рождество

С тоской вспоминаю первый ларец, тот, на который я убила два вечера. Сделала из картона, раскрасила и блестками обклеила. Ладно, Харви он нужнее. А мы что-нибудь придумаем.

— А вот и он! — объявляю я, покопавшись в ящике с косметикой и извлекая на свет золотую коробочку от духов Gucci Premier. — Смотри, какой чудесный ларец. В нем как будто и будет лежать твое золото. Видишь, тут написано Gucci? — Я тычу пальцем в выбитую на коробочке G. — А слово «золото» начинается с той же буквы[25].

— Гуччи, — повторяет слегка сбитая с толку Минни.

— Гуччи, — произношу по слогам я. — Гуч-чи. Это очень дорогая и ценная штука, прямо как золото. Они делают великолепные ремни, туфли и, конечно же, сумки. У мамули, кстати, где-то должна лежать прекрасная сумочка от Гуччи… — Я осекаюсь на полуслове. Сейчас не об этом. — В общем, зайчик, ты у меня просто шикарный волхв. — Я целую Минни в лоб. — Волхв в шарфе от «Денни и Джордж».



Дав костюму имя, запаковав его в пакет и забросив Минни в школу, я, наконец, отправляюсь на работу. Я уже без сил, а ведь день еще только начался. Самое трудное в рождественских хлопотах — это то, что им конца нет. Мне по-прежнему нужно купить Люку подарок, организовать вечер пряничных домиков, помирить гостей, влезть в платье от Alexander McQueen и сделать еще тысячу вещей. А желание у меня сейчас, если честно, только одно — упасть в кровать и проспать часов 12.

Зато Сьюзи, как нарочно, встречает меня вся умиротворенная и довольная.

— Знаешь что? — с ходу спрашивает она.

— Не знаю, — отвечаю я. — Как там Норфолк?

— О, все нормально, — отмахивается она. — Обычные семейные посиделки. — И, вспомнив, добавляет: — Я выиграла соревнования по рафтингу задом наперед.

Рафтинг задом наперед? Я бы спросила ее, что это такое, но, кажется, сама догадываюсь — это когда члены одной эксцентричной английской семейки в диких одеждах бултыхаются в ледяной воде, орут и хохочут над шутками, которые, кроме них, никто не понимает.

— Знаешь что? — повторяет она настойчивее. — У нас прибыль повысилась! В разы! Это наш самый удачный год! А все благодаря спрюгге, — заговорщицки добавляет она.

— Серьезно? — Я сразу забываю о свих неприятностях. — А откуда ты знаешь?

— Да ведь по цифрам видно! Спрюгге — это просто золотое дно! Какая ты умница, Бекс, что придумала его.

— Ну вещи-то сделала ты, — напоминаю я.

— Зато ты меня вдохновила, — продолжает нахваливать меня Сьюзи. — И мы все их распродали. Так что я решила всем нам выписать рождественский бонус. И сделать небольшой подарок. У меня тут каталог Hotel Chocolat. Налей себе кофе и помоги мне выбрать. С тобой все в порядке? — добавляет она, внимательнее вглядевшись в мое лицо. — Ты какая-то… задерганная.

— Нет-нет, все хорошо, — стараюсь бодро отрапортовать я. — Ну, не считая… Сама понимаешь…

— Чего? — Она явно теряется в догадках.

— Да Рождества, конечно! — Как я ни стараюсь, голос у меня обиженный. Я тут переживаю из-за ее ссоры с Дженис, а Сьюзи знай себе на лодочке катается, шоколад покупает и вообще ведет себя так, как будто все прекрасно.

— Но ведь с Рождеством все в порядке, — недоумевает Сьюзи. Мы с ней заходим в маленькую комнатушку для персонала.

— Ага, только никто ни с кем не разговаривает!

— О, Бекс, зря ты из-за этого так переживаешь, — закатывает глаза она. — Подумаешь, небольшая размолвка. Накануне Рождества вечно все ссорятся. Мы как-то раз приехали к дяде Мунго, так там до того все переругались, что пришлось заново план рассадки за столы составлять.

— А что в нем поменяли?

— Ну посадили рядом тех, кто еще не успел друг с другом поцапаться, — объясняет Сьюзи. — А остальных врозь. Моя кузина Мод не желала видеть тетю Элспет, поэтому ее посадили к ней спиной. А папа как раз незадолго до этого пытался добиться, чтобы дядю Мунго отлучили от церкви, так тот стал за столом угрожать ему ножом для разделки индейки. Но все в итоге уладилось, — безмятежно заканчивает она. — Так, небольшие семейные разногласия.

— Как по мне, — испуганно отзываюсь я, — звучит жутко! Не хочу я, чтобы у нас было такое Рождество. Наш праздник должен быть дружным. Поэтому я решила кое-что устроить в сочельник.

— Что?

— Вечер пряничных домиков. Все придут в рождественских свитерах, начнут собирать домики, помирятся. А я разожгу камин, сварю горячий шоколад…

— Бекс, ты что, рехнулась? — перебивает меня Сьюзи, и я обиженно моргаю. Ну вот, а мне казалось, ей моя идея понравится. — Ты и так уже вся на нервах, — внушает мне она. — Столько всего на себя взвалила. Бога ради, на что тебе еще одна вечеринка? Просто расслабься. Все будет хорошо.

— А что, если нет? — Знаю, получился визг какой-то, но день и так не задался с самого утра, а тут еще Сьюзи критикует мои попытки превратить реальную жизнь в рождественское кино. К тому же по дороге сюда я уже заказала по телефону двадцать наборов для изготовления пряничных домиков.

— Бекс, — начинает Сьюзи, — послушай… — Она набирает в грудь побольше воздуха, будто хочет дать мне какой-то совет, но сказать ничего не успевает — в дверь просовывается голова Айрин.

— О, Сьюзи, — в тревоге окликает она. — Тут одна покупательница требует менеджера. Хочет поговорить о спрюгге.

— Хорошо, — кивает Сьюзи, — сейчас подойду. А что она хочет узнать?

— Ну, вообще-то все, — отвечает Айрин.

— Ты толкнула ей речь на тему: «Есть мнение, что это слово пришло из норвежского языка?»

— В этом-то все и дело, — испуганно отзывается Айрин. — Она посол Норвегии.

В жизни не видела, чтобы Сьюзи была так похожа на ошпаренную кошку. Она подскакивает со стула и смотрит на Айрин круглыми, как плошки, глазами.

— Норвегии? — шипит подруга.

— Посол Норвегии, — с несчастным видом кивает Айрин. — Говорит, что никогда не слышала о спрюгге, и требует менеджера.


— О боже, боже. — Кажется, Сьюзи сейчас хлопнется в обморок. — Господи! На нас подадут в суд. — Она в панике оборачивается к окну — будто собирается вылезти из него и сбежать, но я хватаю ее за руку.

— Не подадут! — с напускной уверенностью заявляю я. — Нельзя же посадить человека за то, что он назвал какое-то слово норвежским. Ну же! Подойдем к ней и… поздороваемся.

Мы выбираемся из каморки для персонала и сразу же замечаем ее — очень хорошо одетую блондинку в классной парке. Сьюзи, кажется, с минуты на минуту пустится наутек. Я пихаю ее локтем под ребра. И тогда она начинает опасливо приближаться к покупательнице, приветственно протягивая ей руку.

— Здравствуйте! — каким-то диким голосом выговаривает она. — Добро пожаловать в «Сувениры Летерби-Холла». Меня зовут Сьюзан Клиф-Стюарт. Я владелец магазина и менеджер… — Она судорожно сглатывает. — Чем я… Что вы… э-э-э…

— Меня зовут Карина Гундерсон, — любезно отзывается дама. — И меня заинтересовала ваша подборка. — Она кивает на прилавок спрюгге. — Ваша ассистент сказала, что это, кажется, норвежское слово?

Сьюзи не находится, что ответить. Только открывает и закрывает рот и в панике косится на меня.

— Здравствуйте! — бросаюсь я ей на помощь, решительно устремляясь к Карине Гундерсон. — Позвольте представиться, меня зовут Ребекка Брендон, урожденная Блумвуд. Я здесь работаю и представить в магазине коллекцию спрюгге было моей идеей. Для нас спрюгге — это высшая форма счастья и благоденствия. Веселья, пронизывающего все вокруг. — Я раскидываю руки в стороны. — Это эйфория и величие. Сложность. И простота.

Я улыбаюсь Карине, надеясь, что дала исчерпывающее толкование слова спрюгге, но она не двигается с места.

— Но это не по-норвежски, — говорит она. — Хотя именно так вы утверждаете.

— Я бы не сказала, что мы это утверждаем, — подумав, отвечаю я. — Как считаешь, Сьюзи? Мы только говорим: некоторые полагают, что слово пришло из норвежского языка.

— Некоторые — это кто? — тут же вцепляется Карина Гундерсон.

— Мы не имеем в виду никого конкретно, — еще немного поразмыслив, отвечаю я. — Просто некоторые.

— Вот именно, — Сьюзи, наконец, обретает дар речи. — Некоторые.

— Некоторые, — с готовностью вторит ей Айрин.

— И это чистая правда, — спокойно заключаю я. — Так что…

В магазине повисает тишина. Карина Гундерсон сверлит меня своими голубыми глазами, и под ее взглядом мне становится как-то неуютно.

— Однако же есть и те, кто с этим не согласен, — выпаливаю я, внезапно придумав выход из положения. — Существует мнение, что это слово… э-э-э… финское.

— Финское? — скептически переспрашивает Карина Гундерсон.

— Именно так. — Я стараюсь не встречаться с ней взглядом. — Это один из тех жизненных вопросов, на которые до сих пор нет ответа. Откуда же пошло слово спрюгге? — театрально вопрошаю я. — Исследования точного результата так и не дали. Но пока в научных журналах и… других местах идут бурные дебаты, мы просто скромно пытаемся нести в мир счастье. С помощью наших подушек и другой сувенирной продукции.

— Кружки тоже очень популярны, — нервно вставляет Айрин. — Правда же, Бекки? И плакаты уже все распроданы.

— Пожалуйста, возьмите кружку в подарок, — поспешно предлагает Сьюзи, берет с прилавка кружку и протягивает ее Карине. — Или… не берите, — добавляет она, заметив, что Карина не торопится ее взять. — Как пожелаете.

Сьюзи, покосившись на меня, передергивает плечами. В магазине снова воцаряется напряженная тишина. Черт знает, что придет этой Гундерсон в голову — может, рассмеется, а может, и в полицию позвонит.

— А знаете, — осторожно начинаю я, — забавно вышло. Мы как раз недавно обсуждали, не приостановить ли продажу товаров спрюгге, пока не выяснится точно, откуда же пошло это слово. Правда, Сьюзи? Полагаю, это будет разумным решением. Учитывая обстоятельства.

— Да уж, пожалуй, — кивает Карина Гундерсон. Взяв из рук Сьюзи кружку, она поджимает губы. — «Не парься, будь спрюгге», — вслух читает она ничего не выражающим тоном. А затем, подняв глаза, окидывает всех нас долгим взглядом и вновь поворачивается к Сьюзи. — До свидания. У вас прекрасный дом.

— О! Что ж, до свидания! — выдает Сьюзи с таким явным облегчением, что меня смех разбирает. Мы все смотрим вслед выходящей из магазина Карине Гундерсон, а затем Сьюзи без сил падает ко мне в объятия.

— О боже, — выдыхает она.

— Да уж. — Я покрепче обнимаю ее. — Не волнуйся, она ушла.

— Бекс, это надо прекратить, — с жаром заявляет Сьюзи. — Хватит с нас спрюгге. Сейчас же все уберем. Не то нас и правда ждут неприятности.

— Трудно это признавать, — с сожалением произношу я, — но ты права. Сколько еще товаров осталось?

— Совсем мало, — отзывается Айрин. — Десять кружек, три одеяла, несколько брелоков…

— Оставим их, как сувениры, — решительно объявляет Сьюзи. — Пусть каждый берет, что хочет. Но продавать ничего больше не будем. Давайте и прилавок разберем, — Айрин принимается вынимать из корзинки брелоки и ссыпать их в картонную коробку, а мы со Сьюзи начинаем паковать чашки.

— Но ведь здорово же было, правда? — печально говорю я, проводя пальцами по надписи на кружке. — А теперь слово спрюгге никогда не войдет в норвежский язык.

— Да уж, Бекс, — закатывает глаза Сьюзи. — Но зато и в тюрьму за подлог нас не посадят.



Да ладно. Сьюзи вечно преувеличивает. Нас бы в любом случае не посадили в тюрьму. (Хотя кто знает, конечно.) С другой стороны, она всем нам заказала по огромной коробке трюфелей Hotel Chocolat, чтобы отпраздновать недолгий триумф спрюгге, так что нет худа без добра.

Мы со Сьюзи обе взяли отгул на вторую половину дня, чтобы сходить на школьную постановку, но я решаю сперва заглянуть домой. На улице резко похолодало, и, глядя в белесое небо, я все думаю: может, снег пойдет?

А вдруг? В самом деле, почему бы и нет? Такое же случается. Вот бы поднялась настоящая метель, как в рождественском фильме. Мы бы все тогда выбежали в сад и стали лепить снеговика. А потом бы все говорили: «А помните Рождество у Бекки? Просто чудесно было! И снег шел».