Сияющие руины

– Можно ожидать всего, что угодно, когда дело касается наших господ и благодетелей, – ответила Аби. – Ну, теперь нам можно двигаться дальше?

Она прошла мимо них с уверенностью, которую в себе не чувствовала.

Впереди виднелась благополучно пережившая революцию Башня драгоценностей, бывшая некогда королевской сокровищницей. Она обеспечивала достаточно узкий угол обзора для снайперов службы безопасности, которым нужно было сканировать всю площадь. Но с нее хорошо просматривались ворота парламентского комплекса и небольшая сцена, установленная для Мидсаммер и спикеров. Обычно башня была открыта для туристов, но особого наплыва оных не наблюдалось, так как через дорогу от башни стоял лучезарный Дом Света, на который каждый хотел полюбоваться.

К счастью, хранителю уже было дано распоряжение в целях безопасности покинуть музей. Собака взломал замок, они осторожно проскользнули внутрь и поднялись по лестнице на крышу.

«Отлично. Ну или почти», – подумала Аби.

– Слишком далеко для эффективного выстрела, – рыкнул Собака, отбросив оба пистолета. – Игрушки для малышей. Жди здесь.

Аби ждала, сердце бешено колотилось. Но она продолжала ждать. Шум демонстрации нарастал, и уже появился первый ряд участников марша. Она увидела Мидсаммер и Рени рядом с дядей Уэсом. И еще несколько знакомых лиц, сияющих оптимизмом и уверенностью в успехе. Интересно, они задавали себе вопрос, почему ее нет рядом с ними? Зрелище поражало своим невероятным масштабом. Она должна контролировать Собаку и позволить ему выстелить только тогда, когда в этом будет абсолютная необходимость, когда это будет единственно правильным решением.

Что им делать, если Уиттем поднимется на сцену и начнет произносить пространную умиротворяющую речь, подобную той, с которой выступила вчера Боуда? Убить его в такой момент будет непозволительно.

Но в глубине души Аби знала, что Уиттем Джардин никогда не пойдет на это. Его путь – подавляющее господство, а не компромисс.

Хлопнула дверь башни, и Аби услышала, как что-то тяжелое тащат по полу сувенирного магазина. Ожидая худшего, она спрыгнула с лестницы. Аби сразу догадалась: на плече у Собаки висела мощная снайперская винтовка, а по полу он волок обмякшее тело человека в пуленепробиваемом жилете. Собака порылся под стойкой кассы и с победоносным видом продемонстрировал два рулона скотча.

– Помоги мне упаковать его.

Аби проверила и успокоилась – пульс у мужчины был в норме, видимые повреждения отсутствовали. Собака, должно быть, использовал прием удушения. Прежде чем приступить к «упаковке», она аккуратно уложила их жертву на полу так, чтобы его дыхательные пути были открыты. Аби отвергла предложение Собаки заклеить мужчине рот, и они сошлись на том, чтобы использовать сувенирное чайное полотенце в качестве кляпа.

Затем Аби услышала, как начались первые выступления – свидетельские показания пострадавших в городах рабов. Пришло время вернуться на крышу.

У Аби рвалось сердце от боли, когда она слушала эти, в общем-то типичные, истории людей. Женщина потеряла двоих сыновей, они утонули, когда опрокинулась плохо оборудованная лодка, принадлежавшая рыболовной компании, находившейся в городе Ипсуич. Мужчина остался парализованным после аварии на промышленном предприятии. Женщина стала бесплодной после того, как противозачаточные имплантаты, обязательные для женщин во время безвозмездной отработки, оказались неэффективными, и она забеременела, но потеряла ребенка, у нее начались осложнения, а в больнице в городе рабов ей не оказали должного лечения. Отца молодого человека приговорили к пожизненному рабству за то, что он пожаловался на грубое обращение начальника смены.

Мидсаммер осторожно забрала микрофон у последнего выступающего, тот разрыдался, и его рыдания громким эхом разнеслись по площади.

– Нам целого дня не хватит, чтобы выслушать все истории, – произнесла она. – У каждого, кто пришел сегодня на площадь, есть что рассказать о самом себе, о своих друзьях и близких. Но мы собрались здесь не для того, чтобы доказать, что жизнь и работа в городах рабов опасна. Мы все это и так хорошо знаем. Мы здесь не для того, чтобы утверждать, что безвозмездная отработка перестала быть экономически эффективной, так как она принуждает талантливых людей тратить десять лет жизни на низкоквалифицированный неоплачиваемый труд. Она удерживает нашу страну в прошлом, превращает нас в мировую фабрику по производству мусора. Это все тоже очевидно. Мы здесь, – продолжала Мидсаммер, – чтобы сказать следующее: даже если условия жизни и труда в городах рабов будут значительно улучшены, если все заводы и фабрики там модернизируют, чтобы с максимальной отдачей использовать способности людей, и все это приведет к укреплению экономической базы Британии… даже тогда безвозмездная отработка будет позором нашего общественного устройства. Потому что она основана на фундаментальной несправедливости – не все из нас Равные. Я говорю вам, как одна из них, одна из тех людей, которые правят вами, которые в насмешку вам называют себя «Равными». Они такие же люди, как и вы, и у них нет никаких оснований доминировать. Они не умнее вас. Не добрее вас. Не мудрее и не ответственнее. Их отличают от вас только Дар и богатство. Одно даруется им от рождения, другое они накопили. Дар и богатство они используют для того, чтобы лишить вас свободы и достоинства.

Аби видела, насколько искренне говорит Мидсаммер, и это ее восхищало. Ее речь была волнующей, простой и ясной.

И все же ее мучило беспокойство. Почему Боуда и лорд Уиттем не чинят Мидсаммер никаких препятствий? Планируют устроить шоу примирения? А потом от всего откажутся и все пойдет по-прежнему? Но они же должны в таком случае понимать, что сегодняшний протест не станет последним.

– Вот и они, – хрипло сказал Собака, глядя через прицел винтовки. Он отодвинулся, чтобы и Аби могла посмотреть. Боуда и канцлер Джардин выходили из двери в основании Новой Вестминстерской башни. Они будут у парадных ворот комплекса через две минуты. Возможно, еще две минуты им потребуется, чтобы подойти к сцене, где стоит Мидсаммер.

– Рано, – остановила Собаку Аби и положила руку на ствол винтовки.

– У нас за спиной красивое здание, – продолжала Мидсаммер. – Но его красота ложная. Оно называется Домом Света. Но именно там собираются люди с темными сердцами, используя свои темные Дары, чтобы держать страну в плену. Пришло время разрушить эту систему и создать лучшую, более справедливую.

Мидсаммер передала микрофон стоявшей рядом с ней Лейле и подняла руки вверх.

Что она делает? Сердце Аби учащенно забилось. Над площадью воцарилась мертвая тишина. Толпа замерла.

И разом ахнула.

Два бронзовых дракона, обвивавшие остроконечные башенки Дома Света, развили свои кольца так же быстро и с мощной силой, как это делает цепь брошенного якоря. Они взмыли в небо ярко сверкающими полосами. Их чешуя сияла светом Дара и отраженным светом солнца.

Лениво кружа, существа сплелись так, что трудно было определить, где чей хвост и голова. Под ними пульсировали и искрились огромные, устремленные вверх окна Дома Света. Стеклянные панели казались выкованными из расплавленного золота.

Аби затаила дыхание. Даже Собака, забыв о своей мести, оторвался от прицела и смотрел в небо. Мидсаммер заранее спланировала этот полет драконов или на мысль ее натолкнули вчерашние водяные виверны Боуды? Она вспомнила свою первую с ней воздушную схватку?

Но сейчас это было уже не важно. Было очевидно, что цель драконов – сияющий Дом Света. Лучезарный символ Равных.

Зрелище было восхитительным. Совершенным в своем исполнении. Насилие без причинения вреда, и оно было даже более красивым и устрашающим, чем демонстрация Дара Боуды прошлой ночью.

Драконы, извиваясь, разделились, а потом, изящно и неторопливо махая огромными крыльями, поднялись еще выше.

Затем они синхронно сделали кувырок и ринулись вниз.

Люди в толпе закричали от удивления и восторга. Один дракон устремился к большому восточному окну, другой к западному. Подобно брошенным богом копьям горящего золота, они вошли в здание и вынырнули наружу, прорвав крышу, и снова широко расправили крылья.

Окна обрушились внутрь, крыша брызнула фонтанами дерева, камня и свинца, и золотой сгусток Дара выбросило в небо, он взорвался, как зажигательная бомба. Рев и треск были оглушительными, а вспышка такой яркой, что на нее было больно смотреть. Аби прикрыла глаза рукой и услышала бормотание и ругань Собаки, он был ослеплен и пару минут ничего не видел.

Крыша и верхняя часть Дома Света были полностью разрушены. Стены все еще стояли, утратив половину своей изначальной высоты. Их окутало облако золотого тумана.

– Видите, – раздался голос Мидсаммер, – это можно сделать. Четыреста лет жестокости и угнетения могут закончиться здесь и сейчас. Потому что все Равные! Все без исключения равны!

Собравшиеся на площади поддержали ее. Все началось с тихого рокота, он нарастал, набирал темп и ритм, и вот уже скандировала вся Парламентская площадь и вся Уайтхолл. И дальше, насколько Аби могла видеть, вплоть до площади Горреган неслось: «Все равны!» Как барабанная дробь, фраза вошла в мозг Аби, и она обнаружила, что повторяет ее про себя.

Драконы, извиваясь, сделали несколько виражей и снова атаковали стены – срезали их своими крыльями.


Часть толпы взорвалась восторженными криками, остальные продолжали скандировать.

Как, черт возьми, лорд Уиттем и Боуда ответят на это?

Аби не отводила глаз от Мидсаммер. Она сделала это. Она достигла того, что Аби считала почти невозможным, – мирный акт разрушения, протест, который невозможно игнорировать. И, разрушая, она не скомпрометировала свои идеалы. Она может ликовать.

Возможно, Мидсаммер и переполняла радость, но внешне это никак не проявлялось, потому что она была поглощена управлением драконами. Ее руки дрожали от напряжения. Вероятно, сейчас ей было тяжелее, чем в Фулторпе.

– Вот и они, – прорычал Собака, припадая к винтовке. Его взгляд был прикован к двум Джардинам, и он не мог видеть, что происходит на сцене.

Драконы развернулись, свились кольцами и снова стрелами поднялись вверх. Движения рук Мидсаммер сделались неистовыми. Сердце Аби замерло. Что-то пошло не так.

Драконы ринулись вниз в третий раз, бок о бок, испустив ужасный крик триумфа. И они обрушились не на руины Дома Света, а на сцену. Демонстрантов, стоявших у самой сцены, охватил панический страх, но убежать подальше у них не было времени.

Они не были целью, хотя…

Когда драконы снова поднялись вверх, можно было разглядеть, что их челюсти с острыми металлическими зубами держали тело человека, делавшего бесполезные попытки освободиться. И когда драконы разлетелись в разные стороны, тело разорвало пополам, обрызгав толпу кровью.

Микрофон разнес по площади нечеловечески громкий и душераздирающий крик Лейлы. Он не смолкал, а разносился все дальше и дальше.

Что случилось? Что, черт возьми, произошло?!

Драконы разорвали Мидсаммер!

Аби казалось, что эти чудовища запустили свои когти в ее сердце и его разорвали тоже.

Двойные ворота Вестминстера распахнулись. Толпа на тротуаре отхлынула, хотя места для этого совершенно не было. В воротах стоял Уиттем Джардин. Чуть поодаль от него – Боуда Матраверс.

«Нет никаких сомнений, – подумала Аби, – это Уиттем Джардин каким-то образом направил драконов на Мидсаммер». Она понятия не имела как, но была в этом абсолютно уверена.

Он заслужил. И это будет правильно.

– Приготовься, – сказала она Собаке. – Цель – Джардин. Стреляй!

Палец Собаки нажал на курок.

И то ли винтовка была неисправна, то ли Собака что-то неправильно сделал, раздался глухой щелчок, но пуля не вылетела.





24. Гавар




Гавар стоял на краю Парламентской площади и видел все, что там происходило.

Он слышал свидетельства тех, кто пострадал в городах рабов, и обнаружил, что рефлекторно вытер глаза. Он никогда не задумывался о судьбе простолюдинок, которые согревали его постель на протяжении многих лет. Было много тех, чьи имена он даже не знал. Но зато сейчас он отчетливо представил себе, как работа изнуряла их тела, как они теряли детей, как разрушалась их жизнь. Его переполнила злоба.

Конечно, Гавар видел Милмур. Дважды там был. Он убедил себя, что место это отвратительное, но только потому, что это самый старый рабский город, и потому что жители Манчестера, которых туда отправляют, – жалкие смутьяны и сами во всем виноваты. Но рассказы людей из Бора и спасенных из Фулторпа ясно дали понять, что жестокие условия Милмура – норма, а не исключение.

Гавар выслушал страстные осуждения Мидсаммер Равных и обнаружил, что согласен с каждым ее словом.

Ошеломленный, в благоговейном ужасе, он, как и все остальные, наблюдал за разрушением Дома Света. Взрыв сгустка Дара заставил его вздрогнуть. И золотая дымка над развалинами поразила его не меньше, он вспомнил, как струился золотой пылью Дар, покидая Мейлира Треско, как он, разбитый, воющий от боли, лежал на полу Дома Света. Его Дар, вырванный из него Крованом, золотистым облачком поднялся, чтобы пробиться сквозь крышу и раствориться в пульсирующем космосе света.

Гавар на мгновение задержал дыхание, пытаясь предугадать, может ли случиться что-то еще. Нечто подобное разрушению бального зала Кайнестона тетей Эвтерпой, после которого само пространство каким-то странным образом исказилось. Но никакой катастрофы не последовало. Окружающее пространство не засосало в параллельное измерение – непостижимое, сверкающее и жестокое.

Но то, что произошло потом, было не менее жестоко. Он увидел тревогу на лице Мидсаммер, затем панику и страх. Ее руки двигались неловко. Неестественно.

Когда драконы нацелились на нее, Гавара охватил ужас. Существа устремились к ней в совершенном единстве, словно запряженные в колесницу. Приближаясь к земле, они чуть повернули головы в стороны и схватили ее зубами за ноги и плечи. Это была не атака, которую можно было отразить Даром, в работе Дара Мидсаммер произошел сбой, и она перестала контролировать драконов.

Гавар услышал крик Мидсаммер, когда ее подняли в воздух, и отвел взгляд, чтобы не смотреть на то, что, как он знал, будет дальше.

Затем Вестминстерские ворота распахнулись и появился отец. На лице маска непринужденной властности льва, которая сходила с него только тогда, когда он был пьян или в ярости. Он потянул, поправляя, манжеты своей рубашки, как будто только что выполнил пустяковое задание и хорошо себя показал. Он направился к сцене, Боуда, цокая каблуками, следовала за ним. Она провела ночь, демонстрируя, как ее Дар спасает от пожаров бесценные объекты Лондона. Но она не смогла – или не хотела? – спасти Мидсаммер.

Это одергивание манжет взбесило Гавара. Манерный жест отца свидетельствовал, что он крайне доволен собой. С какой стати ему быть довольным?

Ответ был слишком очевиден.

Отец поднялся на сцену. Его лицо сделалось мрачно-спокойным. И пережившие шок демонстранты, глядя на него, тоже успокоились. Лорд Джардин излучал уверенность.

И еще… силу Дара.