Смерть парфюмера

К тому же оставался вопрос о завещании. Во втором черновике говорилось: «Она получит остальное. Моя любимая». Любимый мой. Вот как мадам Нинетт называла его в письмах. Верила ли она в то, что после проявления нежности в тот вечер на лестнице она сможет много от него унаследовать? Элиос и правда оставил ей кругленькую сумму. Достаточно ли этого для убийства?

Я пыталась сопоставить эту версию с образом милой, заботливой женщины, которую мне довелось узнать. Она не похожа на убийцу. Но немногие из убийц, которых я встречала, походили на таковых. Как бы мне ни хотелось это признавать, но подобная вероятность существовала.

Куда хуже признания такой возможности было осознание того, что мне придется рассказать об этом Майло.

Я вдруг начала подумывать о том, что подруга Винельды Труди, возможно, была права. Как бы хорошо прямо сейчас сбежать в гарем и никогда не возвращаться…





Глава 25




Майло вернулся со своей встречи, но у меня не хватало решимости заговорить о деле. Я не знала, что сказать. Вообще-то меня одолевало сильное желание и вовсе об этом не упоминать. Однако в глубине души я знала, что нужно все ему рассказать. Если убийца – мадам Нанетт, нам надо решить, что делать дальше.

Меня не покидало ощущение, что, если ее вина будет доказана, Майло не захочет выдать ее властям. Отношение моего мужа к вопросам морали отличалось некой эластичностью, и я считала, что он никого не стал бы защищать так рьяно, как женщину, которая его вырастила.

Одеваясь к ужину, я продолжала напряженно размышлять над этим. Вернулась Винельда, постучав, прежде чем войти, и я обрадовалась ее болтовне – она избавляла меня от необходимости разговора с мужем, который легко мог бы заявить, что в моих доводах что-то не так.

Наконец я закончила одеваться, выбрав красное атласное платье, а Винельда отправилась на очередную вечернюю вылазку вместе с Труди. Майло давным-давно оделся, Паркс ушел, так что мы остались одни. Самое время.

Я было подумала дождаться окончания ужина, но поняла, что не смогу скрыть от Майло свое нетерпение. К тому же в десять часов он собирался на свою загадочную встречу и мог уехать на нее в любой момент. Мне надо было с ним поговорить и покончить с этим вопросом.

Я вышла из спальни. Майло сидел, покуривая сигарету и листая газету.

При моем появлении он поднял на меня взгляд и встал.

– Дорогая, ты, как всегда, выглядишь потрясающе. Однако должен сказать, что я не могу забыть серебристое платье, в котором ты была днем.

– Майло, мне нужно с тобой кое о чем поговорить.

Майло снова взглянул на меня, его внимание, как показалось, привлекло что-то в моей интонации.

– В чем дело, дорогая? – спросил он. – Ты побледнела.

Я не могла припомнить, когда еще так нервничала. Обычно я довольно спокойно воспринимала трудности и осложнения, однако на сей раз все было иначе. Я знала, что для Майло значила мадам Нанетт.

Я присела на краешек дивана, сложив руки на коленях.

– Об этом нелегко говорить.

– Тогда выскажи все сразу, – мягко предложил он, снова садясь.

Я сделала глубокий вдох и выпалила:

– По-моему, убийцей может оказаться мадам Нанетт.

Пару секунд Майло смотрел на меня. Потом чуть поднял уголки рта и наклонился, чтобы затушить в пепельнице сигарету.

– Не самая удачная шутка, дорогая, – произнес он.

– Ты прекрасно знаешь, что я не стала бы шутить на такую тему, – отрезала я. – Я… Я сегодня кое-что узнала.

– Да? – В этом вопросе прозвучало нечто, что я не смогла определить.

– Я обнаружила письмо, которое мадам Нанетт написала Элиосу Беланже, когда они расстались. – Я кратко рассказала о своей находке и о том, как свидетельства, похоже, указывали именно на такое заключение. – Если подойти к этому логически, то все разрозненные кусочки, кажется, сходятся.

Муж впился в меня взглядом.

– Мне не надо подходить к этому логически. Это не она убила Элиоса Беланже.

В его голосе или, возможно, в его взгляде было нечто предостерегающее. Но меня настолько захлестнули собственные эмоции, что я не обратила на это внимания.

– Я ни на секунду не задумывалась, что это может быть она, – продолжила я. – Однако рассуди сам, Майло. У мадам Нанетт был мотив, были средства и возможности. Она долгие годы любила Элиоса Беланже, а он ею пренебрег. Даже после того, как он пригласил ее нянчить дочь, он плохо к ней относился. Ей всего-то и нужно было – проникнуть в оранжерею Сесиль и взять нужные вещества. И она легко могла подмешать ему что-то в питье.

– Ты забываешь о том, что этот сценарий мог бы подойти любому из членов семьи Беланже, – возразил Майло.

– Вот только Элиос Беланже в первый раз заболел через месяц после появления мадам Нанетт.

Он вздохнул:


– Возможно, это совпадение. Или кто-то мог поступить так намеренно, чтобы подвести под подозрение нового человека.

– Но ведь есть еще и письмо, – добавила я.

– Письмо с выражением чувств тридцатилетней давности едва ли доказывает убийство, – отмахнулся Майло. – К тому же, если бы я даже хоть чему-то из этого поверил, а в это я ни секунды не верю, то ты, по-моему, забываешь об одном немаловажном факте. Зачем ей вызывать нас сюда? Зачем ей просить нас расследовать смерть, о которой уже заявлено как о произошедшей по естественным причинам?

Вот по этому пункту я сама терзалась сомнениями. Но затем я поняла всю его ошибочность.

– Мадам Нанетт не могла знать, что дело быстро замнут, – возразила я. – Она связалась с тобой в тот же день, когда Элиос Беланже скончался. Она знала лишь одно: предстоит вскрытие и ее могут обвинить. Мы служили своего рода страховкой.

– Как-то это все немного натянуто, – заметил Майло.

– Она знала, что мы встанем на ее сторону и найдем другого злодея, которого можно обвинить в убийстве.

– Эймори, я знаю, что ты действуешь из лучших побуждений, но, по-моему, ты не до конца проработала эту версию. – Муж говорил спокойно и сдержанно, и я внезапно поняла, что он изо всех сил старается не разозлиться. Майло редко проявлял свои истинные чувства, но сейчас, казалось, он с трудом сдерживался.

– Я знаю, что в это нелегко поверить, – осторожно произнесла я. – Мне самой не хочется в это верить. Но свидетельства…

– Все твои так называемые свидетельства шли бы к чертям, – ровным тоном сказал он.

Я поняла, что Майло не шутит. Его просто так не поколебать. Я не знала, чувствовать ли облегчение от его уверенности или же терзаться от того, что он намеренно отметает мои соображения.

– Ты не учла одного – ты совсем не знаешь мадам Нанетт. Не так, как я. Она никогда бы не совершила подобного.

– Вот поэтому-то я и боялась тебе рассказывать. Я знала, что тебе это не понравится и ты не захочешь меня слушать.

– Я тебя выслушал. Просто я с тобой не согласен.

– Возможно ли, что на твой разум влияют чувства к ней? – тихо спросила я.

– Нет.

– Ты ведешь себя нелогично.

– Неужели? – Майло говорил по-прежнему спокойно, но глаза его потемнели так, как я никогда за ним не замечала. – Я, кажется, припоминаю твою реакцию на похожую ситуацию. Когда твоего бывшего жениха обвинили в убийстве, ты была готова пойти на что угодно – биться насмерть, если понадобится, – чтобы доказать его невиновность. Никакие слова не могли поколебать твоей уверенности в том, что он этого не совершал.

– Я оказалась права, – возразила я.

– А теперь я так же прав.

Наши взгляды встретились, и я поняла, что больше по этому поводу говорить нечего.

Я не знала, что делать дальше, однако Майло, похоже, все уже решил. Он поднялся.

– Прошу меня простить, – сказал он. – Боюсь, тебе придется ужинать одной.

– Майло… – умоляюще начала я. Мне не хотелось, чтобы разговор закончился размолвкой.

Он не ответил, даже не оглянулся, направляясь к двери и выходя из номера.

Я горько вздохнула. Меня раздирали сомнения. Возможно, Майло прав. Он знал мадам Нанетт гораздо лучше меня. Но тут меня посетила еще одна мысль. Возможно, зная ее очень хорошо, он понял все с самого начала.

Я прикинула все, что говорило в пользу подобного вывода: его внезапную потерю интереса, его пренебрежение к моим доводам и попытки уговорить меня бросить это дело. Он даже старался убедить мадам Нанетт уехать из Парижа. Возможно ли, что он начал подозревать, кто убийца, и постарался пустить меня по ложному следу?

У меня засосало под ложечкой. Я уже не знала, что и думать.

Майло просил меня верить ему. А могла ли я ему верить? Вот в этом я не была уверена.

Не зная, чем заняться, я взяла альбом, подаренный мадам Нанетт. Листая страницы, я разглядывала сохраненные ею фотографии Майло, воспоминания, собранные ею. С каждой страницы на меня смотрели доказательства. Это была женщина, движимая любовью, а не та, кто затаил бы горечь и ненависть.

В глубине души я чувствовала, что Майло прав. Мадам Нанетт – милая, очень заботливая женщина, и что бы ни произошло между ней и Элиосом Беланже, мне не хотелось верить, что она его убила. Я видела в ее глазах скорбь, когда она говорила о смерти матери Майло. И я не думала, что мадам Нанетт смогла бы лишить Серафину Беланже отца.

Тут мне в голову пришла еще одна мысль. Майло упорно отказывался верить в виновность мадам Нанетт, однако не стои́т ли за этим нечто большее, чем его привязанность к ней? Вдруг он знает что-то, чего не знаю я? Что, если в убийстве виновна не мадам Нанетт, а кто-то другой?

Для меня стало очевидным: Майло что-то предпринимает втайне от меня. Я не думала, что он это скрывает из-за противозаконности своих действий. На самом деле я склонялась к тому, что он ведет самостоятельное расследование.

Полученная им записка явилась очередным тому доказательством. За пару секунд, что видела ее, я запомнила адрес. Возможно, я смогу с ним встретиться там и выяснить, чем он занимался. По крайней мере, это представлялось мне единственным вариантом.

Нельзя оставаться в бездействии.

Повинуясь чутью, я пошла в спальню, достала свой пистолет с инкрустированной перламутром рукояткой и положила его в сумочку. Я искренне надеялась, что причин воспользоваться им не возникнет.

Потом я накинула пальто и отправилась искать мужа.

В записке говорилось о десяти часах вечера. У меня было в запасе больше часа, когда такси остановилось у названного мной дома. Я расплатилась, вышла из машины и только тогда поняла, почему адрес показался знакомым. Это был бордель, до которого мы проследили Мишеля Беланже.