Солдат

– Понял.

Тут мы и разъехались. Подмяв забор и прокатившись по городу, уже пустому, стараясь не тронуть яблоню, подъехали к забору, что также маскировала вишня, дальше поля были, и, встав, я сразу скомандовал наводчику:

– Видишь, колонна грузовиков встала? Там бензовозы и машины с бочками видны. Бей по ним осколочными. Лёха, после второго выстрела без команды сдаёшь назад и уходишь за амбар, потом за дом. Я буду твоими глазами, пока ты назад сдаёшь. Ну как обычно.

– Понял!

– Понял! – ответили оба.

После второго выстрела, а в колонне хорошо полыхнуло, начались пожары, танк резко стал сдавать назад, и тут по броне здорово чем-то засандалили. Да так, что двигатель стих.

– Все живы? Лёха, что с машиной?

Бойцы, кряхтя, отвечали, что вроде в порядке, в ушах лишь звенит. А вот мехвод только матерился, но сердце танка молчало.

– Не волнуйтесь, это рикошет, самоходка влепила. Лёха, заводи, иначе нас сейчас сожгут.

– Пытаюсь, командир.

Тут в наушниках раздались крики заживо сгорающих людей, и я понял, что наша машина осталась одна. Старшину всё же подловили, почти как нас. Наконец танк взревел, и мы уползли за амбар. Тот затрясся от попаданий снарядов, но мы уже были за домом, из-за которого, высунувшись, двумя снарядами подбили ту самоходку, что так коварно подстерегла нас. Поджечь не смогли, лобовая броня больно толстая, но гусеницу сбили. Второй снаряд под самоходку рикошетом ушёл. Потом ещё дважды сменив позиции, мы подожгли ещё два бензовоза и грузовик с бочками. Полыхало здорово, но наконец и нам не повезло. Обманул я Кривова, восемь минут бой шёл, не смогли мы обещанное ему время продержаться.

– Горим! Ребята, горим! – прокричал я.

– Командир, двигатель работает, машина на ходу, – услышал я от Алексея.

Тронул за плечо наводчика, но тот был убит, снаряд, что пробил броню башни, убил его. Немцы уже были вокруг, пехотинцы кричали, чтобы мы сдавались. Не раз пытались остановить, бросая на броню гранаты, те хлопали, сильно оглушали нас, но пока мы ещё могли вести бой, и вот смогли нас поджечь. Сергей пытался выбраться, открыл боковой люк, но тут же повис, словив пулю.

– Лёха, мы вдвоём остались, – кашляя от заполнившего боевой отсек дыма, хрипло сказал я. – Гони вперёд, впереди автоколонна и пехота. Пока не остановят, успеем немало взять своего, а потом в поле, укроемся за дымами, может, сможем уйти. Тарань су-ук!

Я орал, уже изрядно задымило боевое отделение, и пока изредка виднелись языки пламени, а танк, подминая яблоневый сад, сбил забор и выскочил на поле, объятый пламенем, и понёсся под небольшой уклон, оставляя за собой чёрный дым. Немцы в ужасе разбегались. А я, спихнув тело наводчика и заняв его место, поливал их из пулемёта. Потом мы врезались в грузовик, первый, второй, третий, и на четвёртом танк лёг на бок, практически перевернувшись, попавшийся под левую гусеницу бронетранспортёр не был отброшен, а сработал трамплином. Во время переворота я просто выпал наружу через открытый верхний командирский люк, специально его открыл, чтобы выбраться быстро можно было, а тут меня это спасло. Покатавшись по обочине, сбивая пламя со спины, хотел было броситься обратно к танку, но меня оттащили немцы. Не знаю, был ли жив мой мехвод, но криков я не услышал. Меня же быстро разоружили, вытащив из кобуры наган, били. Сильно, ногами, целая толпа набежала. Правда, забить не успели, помяли хорошо, но подоспевшие офицеры остановили разгорячённых солдат и велели поднять меня. Ха, у меня даже силы были стоять, хотя и шатало. Сплёвывая кровавую слюну – в этот раз зубы целыми остались, немцы гуманнее наших оказались, – я угрюмо смотрел на полковника, что тут командовал. Меня уже обхлопали по карманам, выгребли всё, что было, и, не найдя документов, поинтересовались, кто я.

– Командир танкового взвода, младший лейтенант Кутузов, – ответил я переводчику. Говорил на русском тот ужасно, но понять можно.

– Спросите у него, почему он совершил эту атаку безумия? – велел полковник переводчику, но я сказал:

– Не надо язык коверкать, я говорю на немецком, – и, снова сплюнув, ответил: – В селе госпиталь с нашими ранеными был. Мы его отбили обратно. Вовремя успели, ваши прислали две роты карателей, вроде украинские националисты, мы их хорошо положили. А тут вы. Эвакуировать раненых, так техники мало, я решил задержать вас на максимальное время.

– Мы не воюем с ранеными, – с апломбом сказал тот.

– Вот только врать не надо. Я видел, как ваши лётчики бомбили санитарные поезда или машины, не обращая внимания на кресты. А госпитали? Им специально полотнища расстилали, а они по ним били. И госпитали вы наши уничтожали, и медсанбаты. Высшая раса хренова. Я в курсе про план «Ост».

– Я знаю, что его напечатали в ваших газетах, – пожал тот плечами. – В селе идёт бой. Сколько ваших войск обороняет госпиталь?

– Сколько бы ни было, все наши. Судя по густым дымам, там горит ваша техника, значит, наши хорошо держатся.

Тот задумчиво рассматривал меня, такое впечатление, что он силился меня вспомнить. Но рожа лица у меня разбита, закоптилась, да ещё в крови, поэтому опознать пока не смог, но, я думаю, вспомнит, свалить бы, но тут рота солдат. Да и части всё подходят и походят. Думаю, уже больше дивизии, село по бокам обходят. В общем, серьёзную силищу собрали. Меня приказали отвести в машину полковника и, ткнув прикладом в спину, больно, хорошо припекло, повели дальше к стоявшим машинам. Именно там, когда меня подвели к заднему борту грузовика, и рванул мой танк. Что-то долго. В машине полбоекомплекта осталось, не удивительно, что башню лишь слегка откинуло, а танк стал дымить гуще. Дальше я забрался в кузов, оказалось, тут ехала охрана полковника, меня забили в угол у кабины, и сидя на полу, народу тут устроилось на лавках немало, ожидал результатов. Висевший за спиной шлемофон был водружён мной на голову. Так-то я пользовался немецкими наушниками, но они слетели, когда я вылетел из нашего танка, провод не отцепил, а шлемофон был при мне. Теперь постоянно носил, вдруг с нашими бы встретились, надел его и выглянул. Так и получилось, что шнур был сунут в нагрудный карман комбеза и шлемофон я не потерял. Он слегка обгорел, но пользоваться можно.

Ехали мы не сказать что долго, минут десять. Мотало в грузовике изрядно, видимо по каким-то колдобинам ехали, но вот и встали. Солдаты покинули кузов, а я остался под охраной одного. Через откинутый тент заднего борта я рассмотрел дом, похожий на длинный барак, разделённый на несколько квартир, деревянный, с весёлыми голубыми ставнями. Что-то знаемое. Ну точно, этот дом стоял окнами к площади, и если я не ошибаюсь, с другой стороны здание сельсовета, то бишь комендатуры. Тут и расстрелянная техника должна быть, но я её вижу. Корма грузовика стояла не тем ракурсом. Снаружи доносились команды, рапорты, ну и остальное, что сопутствует прибытию крупной части в новое место. Сидя, стараясь это делать незаметно, я пощупал голенище сапога, у меня там документы лежали. Когда Лёха рванул вперёд, ведя горевший танк на немцев, я достал их из кармана и убрал. Не то чтобы был уверен, что попаду в плен, но не исключал и вот так подстраховался.

Сидеть пришлось недолго. Ныли обожжённая спина и шея, но, к счастью, ожоги слабые, успел сбить пламя, думаю, комбез обгорел, а вот гимнастёрка разве что подкоптилась. Пить очень хотелось, но фляжка вместе с ремнём исчезла, когда меня обезоруживали. Через полчаса после нашего приезда сюда в кузов заглянул какой-то унтер и сообщил, что ему приказали забрать меня. Охранник не возражал, меня вывели наружу, причём приказали держать руки поднятыми, и так повели к полуторке, где стояло ещё двое рядовых. Думаю, это для местных спектакль. Если во время нашего прибытия их не было, попрятались, то как стихли бои, а стрельба у госпиталя тоже стихла, и я вполне осознаю, кто победил, подходили и глазели. Меня запихнули в открытый кузов советского грузовичка и повезли прочь из села. А куда, я не знаю, не сообщали. Единственно, у них нашивки техслужб были. За рембатом числились. Ещё в кузове стояло две бочки, сильно отдающих солярой, и несколько канистр, по потёкам масла понятно. Двое солдат в кузове со мной, оба вооружены карабинами, и унтер с пистолетом в кабине. Вот водитель был вооружён более интересным оружием, не знаю, на что он её сменял, но судя по подсумкам на его ремне, у того была СВТ. Саму винтовку я не видел, видимо, та находилась в кабине.

Кузов открыт был, удобно, обзор имеется. Мы обгоняли пехотные колонны, однажды проехали мимо колонны военнопленных. Я присмотрелся, но вроде знакомых не было. Не думаю, что Кривов ушёл, держался тот до конца, так что или погиб, или ранен, или где бредёт в такой колонне. Кстати, когда мы пленных проезжали, водитель нашего грузовичка сбросил ход. Вот у второй колонны пленных внезапно встали. Мне привстать и посмотреть не разрешили, последовал окрик одного из рядовых, и через минуту в кузов залезло ещё двое пленных. Один, как и я, в синем танковом комбинезоне, а вот шлемофона не было, видимо потерял. Второй в чёрном комбезе техслужб и пилотке. Они с интересом посмотрели на меня, отметив моё командирское звание, через открытый ворот комбеза был виден одинокий кубарь в петлице, да и вид мой закопчённый, обгорелый, в крови, ясно давал понять, что я не сам сдался, а в бою взяли. Правда, то, что я пехотный лейтенант, а именно так это по петлицам можно понять, но сижу в комбезе танкиста и шлемофоне, их заметно озадачило.

Они перебрались ко мне к кабине, оба немца у кормы сидели, и машина тронулась дальше. Тот боец, что танкист, протянул руку, негромко говоря:

– Сержант Мальцев, заряжающим на «тридцатьчетвёрке» был. Выжил один из экипажа, остальных из пулемёта, когда из горящей…

Договорить он не успел, как и второй парень, что в комбезе технаря был, представиться, одному из рядовых не понравилось наше общение, и он рявкнул. Я пояснил сержанту:

– Велел молчать. Эх, если бы не немцы на дороге, можно было бы этих удавить и сбежать.

– Эх, – только и вздохнул сержант и тоже, как и я, замолчал.

Вскоре мы свернули с дороги и покатили по второстепенной. Вот теперь можно попробовать освободиться, немцы, кстати, наши переглядывания тоже видели и демонстративно направили на нас оружие, показывая, что дурить не стоит. Пришлось ждать. Проехав ещё километров пять, мы спустились в овраг, поросший лесом и кустарником, и остановились. Вот теперь стало понятно, почему выбрали нас и везли сюда. На глубине полуметра стоял в мелком ручье КВ-1, и даже на первый взгляд было понятно, что тот сможет выбраться сам. Я думаю, тот просто заглох так неудачно, из-за того что топливо кончилось. У танка маялся часовой, что охранял его, явно обрадовавшийся нашему прибытию. Сама машина явно командирская, антенна высокая имелась, а вот пулемётов нет, да и заперта машина была.

Я всё это понял, окинув лишь взглядом, когда нас подняли, как только машина встала и заглохла метрах в трёх от воды. Унтер приказал нас высадить. Дальше под присмотром немцев мы стали заправлять танк, полуторку задом загнали в ручей, и мы с её борта перекатили на корму одну бочку и, подсосав, сунули шланг в горловину бака, куда хлынула солярка. Кстати, наши бочки, видать, трофей. С учётом того что у КВ баки были на шестьсот литров, тут было на две трети объёма. Сам унтер, переодевшись в комбинезон, вполне толково проводил осмотр машины, показывая, что вполне знаком с нею. Проверил уровень масла и воды, да и следил за нами. У него и был ключ к люкам. Он их открыл и перебрался в боевое отделение, чем-то занимаясь там. Даже не подойдёшь и не заглянешь в люк, солдаты не дадут, пристально следя, чем мы занимаемся. Точнее, трое, включая часового, болтали о чём-то, а один, что нас и охранял, стоял в сторонке на сухом месте и смотрел за нами. Не пристально, но и не ослаблял внимания.

Наконец и вторая бочка слита в баки, после чего, закрыв горловины баков и самой бочки, мы вернули её в кузов грузовичка. Дальше взяли масло и стали заливать в нужную горловину. Тут унтер следил и время от времени проверял щупом. А я, пока мы занимались работами, всё думал, что же делать. Никакой идеи не возникло, ну кроме того, что верхний люк и люк стрелка-радиста были открыты. Запрыгнуть внутрь, запереться и угнать танк, вот какая мысль была. Только не дадут нам этого сделать. Ладно, я, миг – и в танке. Опыт – дело такое. Мальцев, возможно, тоже, я не знаю о нём ничего. А вот третий наш спутник был пока не понятен. В общем, пока возможности что-нибудь сделать для освобождения не было. Закончив со всеми приготовлениями, мы вернули канистры на место, и водитель отогнал машину в сторону. Он её даже наверх поднял, оставив на дороге, и спустился вниз, с интересом наблюдая, что будет дальше. Унтер, закрыв люки, вытирал руки тряпкой и, убрав её в карман, полез было на башню, как из кустов раздался залп. Чёрт, это даже для меня было неожиданным, я не заметил, чтобы кто-то к нам подкрадывался.

Мы синхронно упали там, где стояли, и, если остальные остались лежать, то я, активно шевеля конечностями, пополз к танку. Дело в том, что в залпе участвовало всего три винтовки. Ударили те вразнобой, жидкий залп, подсчитать было не трудно. Видимо, цели выбраны были сразу, так как, схватившись за живот, на корму с башни упал унтер, упал наш охранник, и, вскрикнув, схватился за руку один из тройки немцев, что в стороне стояли. Водитель безоружен, этот раздолбай снова винтовку в машине оставил, вот у двух других были карабины, с помощью которых они и палили по кустам. Я же, скользнув в воду ручья и загребая её, уже ушёл с линии прицеливания немцев, из кустов продолжали редко стрелять, видать с патронами беда. Добравшись до танка, я взобрался на корму, тут раненый унтер почти достал парабеллум, но я у него отобрал оружие, сил у того сопротивляться не было, и, приведя пистолет к бою, осторожно выглянул из-за башни. Водитель, оказывается, стрелял из винтовки раненого товарища. Я прицелился и попал ему точно в голову. Что тут, метров тридцать, потом выпустил весь магазин по остальным, раненому и второму. Эти тоже готовы.

Достав запасной магазин, я перезарядил оружие и скомандовал Мальцеву:

– Сержант, беги к убитым немцам, разоружи их. Вооружи напарника и пусть стоит наверху, прикрывает нас. Потом в полуторке винтовка наша должна быть, СВТ, забери. Её мне.


Сам я, наклонившись и расстегнув ремень, вырвал из-под тела унтера пистолет, сунул в кобуру и положил её на башню. Это не мой трофей, чужое не беру, а вот СВТ и два карабина – это уже моё, честно заработанное. Кстати, проведя по карманам унтера, нашёл ещё один запасной магазин, забрал и положил поверх кобуры. Больше ничего не брал, не моё, не я немца убил. Документы тоже забрал, после чего сбросил тело в воду. Нечего кровью корму пачкать. Прихватив оружие и загребая воду сапогами, по мелководью вышел на берег и посмотрел на трёх грязных, заросших бойцов в шинелях, что вышли к нам. И, протянув им кобуру, сказал:

– Чей трофей? – Молчание было мне ответом, тогда я спросил. – Кто в унтера стрелял?

– Я, товарищ младший лейтенант, – ответил один из бойцов, невысокий, лет двадцати, с щетиной, усталым и голодным видом.

– Держи. От трофеев отказываться нельзя, а ты его честно заработал.

– Спасибо, – явно растерялся он, принимая оружие. Ничего, почти пустой сидор за спиной, есть куда убрать.

– Да это не ты спасибо говорить должен, а я. Спасли нас от плена, молодцы. Спасибо вам, – обняв того, сказал я. После чего пожал руки двум другим.

Тут я вспомнил о документах и, выругавшись, достал их из-за голенища и стал дуть, отряхивая и открывая, а потом, осмотрев, протянул с облегчением:

– Не намокли, просто отсырели слегка.

Тут подбежал Мальцев с винтовкой и ремнём водителя, у него на плече уже висел карабин одного из рядовых. То есть он принёс мне СВТ с подсумками. Я сразу застегнул ремень, согнав складки назад, а винтовку, проверив, повесил на плечо. Кстати, положенного штыка к ней не было, это слегка опечалило, а так радость от освобождения переполняла.

– Товарищ командир, а почему у вас документы в сапоге? – вдруг спросил один из красноармейцев, что нас спасли, с таким серьёзным лицом. Уверен, он остальными и командует, типаж подходящий.

– Когда танк мой загорелся и механик-водитель повёл его на таран, я убрал документы за голенище на всякий случай. Я же коммунист, а немцы нас сразу расстреливают. Не то чтобы я был уверен, что в плен попаду, просто перестраховался. И ведь попал, три грузовика раздавили, а на четвёртый машине, бронетранспортёр был, перевернулись. Меня из машины через люк выкинуло. Побили хорошо. А из всего экипажа я один выжил.

– Товарищ младший лейтенант, а почему у вас красные петлицы и общевойсковые эмблемы? – влез в наш разговор Мальцев.

– Потому что я проходил службу в отдельном коммунистическом батальоне в танковой роте. Я командир взвода. Кстати, осмотри полуторку на предмет съестного, я там немецкие ранцы в кузове видел. Видишь, бойцы от голода шатаются. Неси, все поедим. У меня тоже голодные спазмы начались.

– Есть, – козырнул тот и снова убежал, а я, посмотрев на бойцов, приказал:

– Ну, докладывайте, кто такие.

То, что они окруженцы, я и так понял, а как те сами сообщили, они из бойцов, что аж с первой линии обороны. Когда у соседей оборону проломили и запахло окружением, пришёл приказ отходить. Вот и отходили. Они миномётчики, из одного расчёта батальонного миномёта. Вели бой, пока мины не закончились, расчёт проредило, а потом смогли переправиться через Днепр. Это вызвало уважение, притом что миномёт они вынесли, и сейчас он метрах в трёхстах лежит. Сильны, уважаю. Пока те бегали за своим оружием, Мальцев уже распотрошил ранцы и наверху готовил стол, откинув задний борт грузовичка. Тот второй боец, что молчаливый, продолжал нас охранять. Я же отошёл в сторону и, сняв с себя всё, выжал форму и комбез, после чего всё снова надел. На теле высохнет, а то уж больно холодно в мокром ходить. Не лето, чай. Бойцы как раз вернулись, и мы помогли загрузить миномёт в кузов полуторки. За время обеда я пообщался со всеми, как и с тем бойцом в комбезе техника. Да и не техником он оказался, обычный водила, что как раз ремонтировал свою машину на дороге, когда его внезапно в плен взяли и из-за этого по ошибке причислили к ремонтникам. Так что водитель на полуторку у нас есть, что тот подтвердил. Машину эту знает от и до. Я его и назначал водителем, бойцы в кузове поедут. Патронов у них действительно нет, но Мальцев, осмотрев кабину, под сиденьем вместе с ранцем водителя нашёл полный сидор патронов к нашим винтовкам. Так что бойцы получили по пятьдесят патронов на каждого. Остальное нужно было нам. Дело в том, что в танк я заглянул мельком. Пулемёта стрелка-радиста не было, как и кормового, вот спаренный почему-то стоял. Диск один, запасных нет, ниши пусты, так что его можно снарядить, и будет у нас хоть какое-то оружие в танке. Снарядов тоже не было, но хоть пушка в порядке, замок и прицел на месте. Судя по тому, как криво стоял танк, не на дороге, что этот овраг и ручей пересекала, его загнали в ручей специально, видимо в целях утопить. Если повыше подняться, там запруда была, по башню в воду уйдёт, но, видимо, просто не успели, топливо закончилось.

Поев, я велел собираться, мы уезжаем.

– Товарищ младший лейтенант, я этого монстра не знаю, водить не умею, – сообщил Мальцев.

– Не волнуйся, уж я его хорошо знаю. До последнего винтика, так что забирайся на место наводчика, снаряжай пока диск, а я выгоню его наверх.

– Есть, – даже обрадовался тот и, козырнув, побежал вниз к нашей боевой машине.

Я тоже добрёл по ручью до танка, старясь, чтобы не захлестнуло сапоги, и, через корму пробравшись вперёд, сначала спустился на место стрелка и там перебрался на сиденье мехвода.

– О, тут ниша у стрелка полная, диски есть, – сообщил я Мальцеву.

– Снаряжённые? – просунул тот ко мне вниз голову.

Достав верхний диск, я сразу сообщил:

– Пустой. Остальные, видимо, тоже.

– Давайте их мне, я их в свою нишу переложу.

Так я и сделал, передал все двенадцать дисков, и пока тот снаряжал их по очереди, на три диска патронов у нас было, я провёл все процедуры запуска. Аккумулятор дохлый был, но баллоны в порядке, воздух есть. Открыв вентили, дал возможность запустить двигатель. Со второго раза тот, вдруг взревев, заработал на высокой ноте. Дав немного прогреться, я осторожно, задним ходом стал пятиться к дороге. Мальцев, сидя в люке наверху, подсказывал. Шлемофона своего у того не было, но тут нашлось их аж два. В танке самом пусто, в ранце у унтера они были. Один себе оставил, а второй повесил на место заряжающего. Так что мы переговаривались по переговорному устройству. А вот ранец, пусть и почти пустой, я себе забрал. Документы в него убрал. Высохнут, как и форма, тогда и верну в карман.

– Хорошо, тут песок и камни, иначе увязли бы уже, – сказал Мальцев, когда мы выбрались на дорогу.

После этого, слегка доворачивая, я стал, ревя мотором, подниматься на довольно высокий склон оврага, пока не оказался наверху. Там, подъехав к полуторке, не стал останавливаться, и мы покатили дальше. Мальцев, снарядив первый диск, уже вставил его в пулемёт и даже проверил, коротко дудукнув очередью в три патрона в небо. А сейчас сидел на башне, поглядывая вокруг, и снаряжал второй, доставая из сидора патроны. Жаль, немцы на трофеи оказались бедные, я даже предположил, что все их вещи в другом месте находятся, а прихватили они то, что им потребуется для выполнения этого задания. А так, двигаясь по той же дороге, где нас везли немцы, я прикидывал свои шансы прорваться через них к нашим. Как-то маловато их было. Эх, был бы боеприпас и экипаж, я бы тут развернулся, но чего нет, того нет. Двигался я на тридцати километрах в час, на такой полевой дороге КВ разогнать сложно, но я смог. Удалившись от оврага на километр, я повернул на перекрёстке к деревне, что виднелась на горизонте, не поеду же я к трассе, где немцев как тараканов, объедем, ну и попылил дальше. Полуторка следовала позади как привязанная, как мне доложил Мальцев. Водитель, а его звали красноармеец Зиновьев, Антон вроде, уже осмотрел машину, та в приличном состоянии была, полбака бензина, но запаса не имелось. Надеюсь, найдём.

Всё же меня расстроила бедность немецких техников, ни тебе карты приличной, ни даже бинокля, все харчи, что были, мы смели, ни крошечки не осталось. Барахло, что нам не нужно, бросили там же, где немцы лежат. Единственно, у унтера планшетка была, в кабине лежала, я туда все документы убитых убрал, отчётность – штука важная, ну и свои переложил в отдельный кармашек. Чёрт, у них даже бритвы не было, все заросли, побриться бы надо, а моя сгорела со всеми вещами. Зато среди вещей три котелка немецких было, с крышкой, что под второе использовать можно, вот я себе такой котелок и прибрал, второй Мальцеву ушёл, и один – одному из миномётчиков, водитель отказался, он круглый солдатский нашёл в кабине.

Ну, вот и деревня, а дорога через неё вела, объезда нет. Ну и ладно, внаглую на полном ходу проедем. Я уже велел Мальцеву спуститься и занять своё место, мало ли что, а сам прибавил скорости. Танк в приличном состоянии был, мехвод, что его ранее пользовал, хорошо обслуживал. Натяжение гусениц тоже в порядке. Так что особо тот внимания к себе не требовал. Поэтому я надеялся, что длинный и долгий марш он выдержит.

Деревню мы пролетели благополучно. Деревенские имелись, но, похоже, только они. А дальше, не успели мы проехать и трёх километров, как Мальцев сообщил:

– Командир, кажись, пост на перекрёстке. Грузовик и мотоцикл.

– Это хорошо. Они нас подпустят к себе благодаря флагу, а там и ударим. Нам трофеи нужны, и немало. Люк открой, чтобы видели, их не опасаются, свои едут. Иначе увидят закрытую машину, попрячутся и будут садить. Помни, что парни сзади брони не имеют, нужно сразу и максимально большее количество врагов уничтожить, патронов не жалей.

По поводу флага это не оговорка, нашли два немецких опознавательных. Один на корме расстелили, чтобы не бомбили, а немцы летают порядочно, то и дело в небе гул авиационных моторов, и один на передке натянули, чтобы по ходу движения его рассмотреть можно было.

– Да понял я, командир. Кстати, там дальше наша разбомблённая колонна. Даже на вид целые машины есть.

– Потом посмотрим. Дорога пуста?