Созданы друг для друга

– Ну давай, – коротко согласился он.

Но сначала они пообедали и только после устроились, как и предложила Дина, в креслах возле камина, который по этому случаю растопил Влад. Он все больше отмалчивался, пока они ели за большим столом в гостиной, а после обеда так и вовсе погрузился в себя, и Дина видела, насколько он сосредоточен, насколько непросто дается ему решимость на этот разговор.

Растопив камин и опустившись в невероятно уютное и удобное кресло, Влад помолчал еще какое-то время, глядя на разгорающийся огонь, почесал бровь этим своим эротичным жестом, вызвав у следившей за ним Дины жаркую волну в теле.

– Начну с небольшого вступления, – начал Гарандин свое повествование, остужая эротический настрой Дины. – Все серьезные, крупные капиталы в мире сколачивались пиратством, убийствами, мародерством, разбоем, откровенным грабежом и обманом. Все так называемые старые состояния Европы есть не что иное, как результат каперства, разорения покоренных народов и заработка на войне. Ничего нового человечество не придумало – сначала грабят, потом десятилетиями отмывают и легализуют награбленное, продолжая грабить уже в ограниченных законом рамках. Даже если в основе баснословного состояния лежит некое необычайное открытие, суперидея, новаторство, то рано или поздно наступает момент, когда для дальнейшего продвижения этой новой идеи, открытия прибегают к тому же обману, наживе на войне и тем же технологиям отъема денег. Практически точно так же делались начальные капиталы в нашей стране в девяностых. И если какой-то бизнесмен высшего звена рассказывает, что наработал первичный капитал исключительно праведным путем в белых перчатках, можно начинать громко смеяться. Все проходили через мошеннические схемы, сверхприбыли на пустом месте, откровенный грабеж страны, вопрос лишь в том, до какого уровня при «решениях» своих проблем позволяли себе доходить те или иные бизнесмены (назовем нас так), чем не гнушались или могли ли переступить определенную черту. Хотя на том уровне, о котором я говорю, такие мелочи, как мораль и человеческая жизнь, уже совершенно не имеют значения для многих, для большинства.

Замолчал, глядя на схватившиеся пламенем дрова в камине, и встал.

– Сейчас вернусь, – пообещал он уже на ходу недоумевающей Дине.

И куда-то ушел. Вернулся достаточно быстро, неся графин с ярко-малиновой жидкостью и два стакана.

– Морс из наших ягод, – объяснил Влад.

Наполнил оба стакана, один протянул ей, другой взял сам, сел в свое кресло, отпил в задумчивости и продолжил, все так же глядя на огонь:

– Нам с Максом было по девятнадцать лет, когда мы провернули свою первую бизнес-аферу с кассетами, подняв офигительные деньги. Мы были молодые, дерзкие, глупые зарвавшиеся щенки, ничего толком не смыслившие в делах, в которые ввязались против матерых партийно-чиновничьих зубров, папенькиных мажоров разных мастей, наворовавших капитал аккурат к перестройке и слому старой системы, и комсомольских работников из горкомов-райкомов, имевших еще ту бульдожью хватку. Но мне служила целью моя одержимость восстановить справедливость, в которую я уперся, как кремень, которая, в свою очередь, являлась мощнейшей мотивацией стремиться вперед. А Макса двигало призвание, его неистребимый дух авантюризма, его идеи, которые порой казались полным бредом, но срабатывали практически безошибочно, что только подстегивало его небывалый азарт. И этот наш почти детский восторженный задор толкал нас двигаться вперед, не ведая, чем могут обернуться все эти наши «бизнес-проекты». Мы не осознавали степень риска, не понимая, что в те годы такие люди, как мы, имеют льготные блатные места на кладбище. Но что бы ни говорили про девяностые, то дикое, разбойное время давало уникальный шанс многим решительным и талантливым в разных сферах людям, по ходу отсеивая большую их часть неестественной убылью: у кого не выдержало сердце, кого устранили, а кто сам не смог подняться выше определенного уровня, не выдержав энергии и силы больших, шальных денег, пропив-прогуляв, проиграв их, спустив на понты и пустые, обманные прожекты. Разумеется, без поддержки и помощи Варгина-старшего и его министерских связей мы вряд ли бы так стремительно и настолько высоко поднялись. Но весь вопрос не в старте как таковом, а в способности после него держать уровень и переть вперед, набирая высоту. Что дано очень немногим. Нам с Максом было дано. И нас было уже не остановить, когда мы перешагнули определенный рубеж. Мы многое делали инстинктивно и вопреки всем законам. Никто не делит активы на два направления на начальном этапе становления капитала – это бред и потеря уровня, статуса и денег. А мы поделили, забив на все, и только выиграли от этого. Каждый раз Макс умудрялся сгенерировать какую-нибудь очередную дерзкую, прорывную идею, дававшую нам новый качественный толчок вперед. Это его талант, призвание, гениальность, он чувствовал себя, как большая опасная и свободная рыба в той воде. А мы с ним были не просто друзья, мы были как одно целое, больше, чем братья, идеально дополняя друг друга своими индивидуальными качествами, талантами и способностями. Бизнес – это не мое призвание и не мой талант, но я поймал тот особый азарт, когда закручиваешь такие многоходовки, что мозги скрипят, а ты доводишь дело до идеального воплощения и побеждаешь. Это, конечно, особое чувство, на него подсаживаешься. На каком-то этапе этот азарт стал для меня пропадать, превращаясь в обычную рутину. Но к тому времени я уже был на вершине, а это совсем иное устройство мышления, другое восприятие действительности и иная жизнь, недоступная пониманию обыкновенного человека. И я жил ею, принимая все сопутствующие привилегии и практически неограниченные возможности.

Женщины? Да, разумеется. Помимо трех неудавшихся браков, женщины были разные. Какие-то задерживались дольше, какие-то были мимолетными, проходными, были и очень известные дамы, но все как бы из одного «лукошка». Надо сказать, что молодой, пусть не красавец, но очень интересный, невероятно привлекательный мужчина, спортивный, подтянутый, обладающий особенным острым умом, – сам по себе величайший приз. Ан нет, раз при таких деньгах, то уже не важно, красавец – не красавец, орел – не орел. Даже честные и порядочные девушки будут искать с ним близости в первую очередь из меркантильных соображений, а его мужская привлекательность и физическое великолепие будут лишь дополнительным бонусом к выигрышу…

Как говорится: не стоит путать романтику с платежеспособностью, а если учесть, что доступ в жизненную зону людей такого уровня жестко ограничен, то повстречать простую женщину, которая бы тебя искренне полюбила без привязки к твоим капиталам и возможностям, совершенно нереально. Но даже если представить, что такое чудо вот взяло и случилось, казалось бы – вот оно, счастье, ага, не все так весело и просто, такой мужчина в любом случае будет воспринимать и эту женщину, и ее искреннюю любовь через призму своего положения, социального статуса и возможностей, нивелируя и обесценивая это чувство.

Да бог с ними, с женщинами, господи. Не о них же, ей-богу. В какой-то момент Влад все чаще стал ловить себя на том, что ничего не хочет, что перестал ощущать вкус и радость жизни.

– Так давай отдохнем! – призывал его Макс в ответ на жалобу друга. – Ты просто устал.

И тащил в какой-нибудь немыслимый экстремальный вояж, в Австралию в дикий буш или куда-нибудь в Гималаи, в джунгли или африканскую саванну, так что стонали и рыдали обе службы безопасности Варгина и Гарандина, выворачиваясь наизнанку, чтобы обеспечить их охрану и безопасность.

А Максу этот экстрим был по кайфу.

Он вообще жил такой мощной наполненной жизнью, наслаждаясь скоростью, сменой впечатлений и ощущений, что Влад только диву давался его энергии и вечной движухе. Но благодаря именно этой неуемности Макса Гарандин и подводное плавание освоил, и езду на собачьих упряжках, и много чего другого…

Но не грело, не грело ничего…

– Я мог позволить себе любой каприз, любую, даже нелепую покупку или прихоть и испытывал при этом внутри все более нараставшее ощущение пустоты, нехватку чего-то важного, ценного, а что – никак не мог понять, уловить, сформулировать. Это было, по меньшей мере, нелогично и порой откровенно мучительно и ужасно раздражало: обладать всем и в то же время оставаться ни с чем. Кто не испытывал этой странной душевной жажды и ощущения внутренней пустоты при практически неограниченной возможности иметь все, что захочешь, этого не поймет.

Как-то раз они договорились с Максом встретиться и пообедать вместе, когда их рабочие графики пересеклись и они одновременно оказались в Москве. Их референты, занимавшиеся устройством этой встречи, сняли на три часа один из самых крутых и элитных ресторанов.

То есть целиком сняли, весь зал.

Понятное дело, в целях безопасности, ну и чтобы никто не мешал друзьям общаться. Все в тех же целях безопасности охрана всегда настаивала, чтобы столик, занимаемый ими, находился как можно дальше от окон.

Но не в этот раз. То есть охрана-то настаивала и страшно напрягалась, когда мужики выбрали для себя стол у высокого большого окна, но терпела выкрутасы работодателей, куда ж деваться.

Сидели, что-то обсуждали, с удовольствием ели, искренне радовались встрече, когда вдруг Макс, заметив кого-то за окном, ничего не объясняя, стремительно сорвался с места и рванул к выходу, а за ним, понятное дело, помчалась и вся его ошарашенная охрана. А Влад наблюдал в окно почти комичную сцену: бежит по улице Варгин, а вокруг него бегут телохранители, дико озираясь по сторонам. Смешно получилось.

Но Макс быстро догнал-таки объект своего столь горячего интереса, которым оказалась стройная девушка – окликнул, она обернулась, остановилась. Он подошел, взял в руки ее ладошку каким-то пронзительным, поразившим Влада, очень осторожным и нежным жестом и заговорил, улыбаясь, с той же особой нежностью, которую Влад никогда в нем не замечал.

Они разговаривали, девушка что-то отвечала, Макс не сводил с нее взгляда, а охрана загородила их оборонительной стеной. Но вот девушка медленно вытащила свою ладошку из его рук, что-то произнесла, чуть наклонив головку, видимо прощаясь, охранники расступились, попуская ее, и она ушла. А Макс все стоял, долго провожая ее взглядом, потом тряхнул головой, словно освобождаясь от непрошеных мыслей, и решительным шагом направился обратно в ресторан.

– Ну и что это было? – не удержался от естественного вопроса Гарандин.

– Помнишь, в прошлом году я как-то две недели играл в обычную жизнь? – спросил Макс.

Ну да, случился такой заскок у Варгина, Влад отлично помнил. Кто-то подбил авантюрного Макса на эдакую прихоть – пожить хоть несколько недель жизнью хотя бы топ-менеджера, а лучше – кого пониже статусом, то есть обыкновенного человека. Забились они с тем подстрекателем на какие-то крутые договоренности. И Макс загорелся идеей.

Ему сняли квартиру, переодели в одежду определенной ценовой стоимости, затарили холодильник продуктами того же ценового ряда, продумали все мелочи быта холостого мужчины этого социального статуса, и он ходил утром «на работу» в свой собственный офис, но под видом одного из служащих, менеджера среднего звена. А охрана, как идиоты, переодевшись в обычную одежду, мимикрируя под городскую среду, тайно следовала за ним почти незамеченной. Дурь полная. Но Максу нравилось.

– Вот тогда я и познакомился с этой девушкой, – объяснил Макс. – Она принимала меня за того, кем я прикидывался, а я прямо почти вжился в этот образ. И запал на нее настолько серьезно, что, знаешь, полюбил девочку. Полина ее зовут.

– Да ладно, – обескураженно посмотрел на него Влад.

С женщинами в жизни Макса дела обстояли самым великолепным образом. Их было много, и все, как на подбор, нереальные красотки, много известных и медийных леди, и даже совсем не леди. В кого-то он влюблялся, на ком-то он даже женился, но вся его увлеченность-влюбленность проходила очень быстро, сменяясь новым офигительным бурным, красивым романом, столь же стремительно подходившим к концу. Он был пять раз женат, имел двоих детей от разных жен: дочь и сына, совершенно не интересовался их жизнью, принимая в ней участие только деньгами и обеспечением неограниченных возможностей для своих чад. Он никогда не любил ни одной женщины, не отдавал ни грамма себя им, словно скользя по поверхности отношений, так, мимоходом, как ребенок, меняющий яркие игрушки. И уж совершенно определенно никогда бы, ни при каких обстоятельствах не побежал бы ни за одной из них сломя голову, увидев в окне.

А тут вдруг здрасьте, такое вот откровение.

– Во-первых, почему я не в курсе? – спросил ошеломленный Гарандин. – А во-вторых, если все так всерьез, почему она не при тебе?

– Она мне отказала, – грустно усмехнулся Макс.

– Не понял? – окончательно обалдел Влад. – Это как, поясни?


Ребята, что бы вы ни говорили и ни придумывали себе, но мужчинам такого уровня женщины не отказывают. Никогда.

То есть вообще.

И не надо диких фантазий, сформированных нашим веселым кинематографом: мужчинам такого уровня не требуется уговаривать женщин или как-то принуждать-склонять их к близости, это даже не смешно. Там настолько зашкаливает энергия мужского созидательного начала, настолько мощная личность самого человека, а к ней еще и фантастические возможности добавляются, что женский инстинкт сносит любую мораль и воспитание к той самой маме. К тому же это просто потрясающе интересно общаться с людьми такого уровня, знаний, талантов, особого мышления, масштабов и способностей.

То есть понятно, да? А тут отказала!

– Да, – иронизировал над собой Макс, – сходил в народ. Познакомились в кафе у Консерватории, у меня там встреча была. Изображать можно хоть кролика, но дела-то не бросишь. Представился тем, кого играл: менеджером среднего звена моей компании, а она студентка, скрипачка, утверждают, что офигенно талантливая, будущая звезда мировая. Верю. Крышак у меня снесло сразу, а я уж и забыл, как надо нормально ухаживать за девушками, демонстрировать себя и свои лучшие качества. Но как-то справился. А в постели так вообще улетел от нее. Неделю от себя не отпускал, а тут Громов притащился с утра пораньше, когда она со мной была, у меня же вся связь через него держалась, ну и шепчет, как из пушки, мол, министр встречу назначил. Полина услышала, пришлось признаваться, кто я и почему тут выпендриваюсь. А она, представляешь, обо мне никогда вообще ничего не слышала и знать не знает, кто я на самом деле. Ей все бомонды, элиты, медийные лица до лампочки, другой мир, другая планета, у нее музыка, пахота, я тебе скажу, еще та: сутками играет до мозолей на пальцах. Я ей предложил все, что можно, и больше того. А она отказалась. Ладно, думаю, через недельку повторю заход, но уже всерьез. А она и всерьез отказала, вот так, – протяжно вздохнул он, посмотрел в окно и вдруг сказал поразившую Гарандина мысль: – Я могу что угодно с ней сделать и заиметь ее хоть прямо сейчас. Но она замкнется в себе и никогда не будет со мной. Вот и все. – И посмотрел странным, очень глубоким взглядом. – Такие девочки, Влад, они не про нас, они для настоящей жизни.

Влада тогда до глубины души поразили эти его слова, зацепив всерьез, засев в сознании гвоздем.

– А у нас что, ненастоящая жизнь? – даже как-то рассердился на него Гарандин.

– Конечно, – усмехнулся Макс. – Посмотри вокруг, – он обвел рукой пустой зал, – в настоящей жизни кто-то будет сидеть в ресторане, полностью снятом для него? Нашей жизнью живут несколько сотен человек, ну пусть пара-тройка тысяч, а людей семь миллиардов. Что нормального и естественного в нашей жизни? Мы ведем совсем иную жизнь, чем все человечество. У нас свободы меньше, чем у любого среднестатистического человека. Зато дорого-богато. Как говорит моя матушка, позолочено-мраморно-брильянтово. Ну и счастья от этого? – Он сделал еле уловимый жест рукой, на который правильно отреагировал официант, наполнив бокал Макса вином, отпил задумчиво, не предлагая Владу присоединиться, поставил бокал и закончил свое признание: – Полину я отпустил, но помнить буду. И, наверное, больше, чем просто помнить. Помогать буду издали, чтобы не знала.

Гарандин тогда загрузился этим разговором всерьез.

И так-то его последнее время тяготило что-то непонятное, не давая покоя, лишая даже простой радости, а тут как по голове кто тюкнул – нет у них настоящей жизни. Вскорости отпустило и забылось за чередой бесконечных дел, перелетов, переговоров и новых планов-идей.

И вспомнилось через пару месяцев, когда у Макса, который был старше Влада ровно на два месяца, подошел юбилей – сорок лет. И взбрело тому в голову с купеческим размахом отметить сию выдающуюся дату, а у Влада на это предложение друга завопила его интуиция – никак нельзя этого делать.

– Да ну, Влад, – отмахивался на все его предупреждения Макс, – фигня все это, будто отмечать сорокез – плохая примета. Если бы мы с тобой верили в приметы, трудились бы сейчас на государевой службе за тысчонку-другую евриков в месяц в лучшем случае.

– Я не о приметах, а о чуйке своей, – настаивал Влад, – без которой мы тоже, согласись, не юбилей бы сейчас обсуждали, а уже давно на Троекуровском отдыхали.

Но Варгин не уговорился, как ни старался Влад, беспечно отмахиваясь, уже загоревшись какой-то своей идеей и обещая сюрприз. И Гарандин позволил себя уговорить, сдался, подумав: да и ладно, с тем уровнем безопасности, что у них обоих имеется, какие могут произойти неприятности, разве что в бизнесе в их отсутствие. Да и отсутствие весьма условное при современных системах связи и коммуникации.

Только когда Гарандин, уставший и злой после долгого перелета и езды на машине, поднялся на яхту Макса, пришвартованную в марине порта Омана, тот с заговорщицким, довольным видом сообщил ему конечный путь их вояжа – мавританский остров Родригес.

– Да на фига так сложно? Вот на кой тебе дался этот Родригес? – ворчал недовольно Гарандин. – Хрен знает сколько пилить, да еще и в Индийский океан.

– Не бурчи, Гаранд, – смеялся Макс. – Говорю же: будет сюрприз. Классно отдохнем! Это не в Средиземноморской луже плескаться.

А Влад ворчал, не мог никак унять свое недовольство и маялся: все ему было не в кайф, никакой сюрприз ни за каким хреном не сдался, и чуйка беспокойная просто измучила, но и портить другу день рождения и интригу тоже не хотелось, к тому же собралась хорошая компания, и барышень на яхту пригласили одна краше другой, и умненькие все, как на подбор, в общем… да что говорить. Ладно.

Как отплыли, мужики уединились и долго обсуждали дела свои насущные, решали важные проблемы весь день, появившись на палубе лишь к вечеру. Гарандин вроде отпустил себя, расслабился, выпил вина, ненапряжно пообщался с гостями, понаблюдал с ленцой за танцами на верхней палубе, присмотрелся к девочкам, выбрал одну, с которой и ушел в свои апартаменты, на минуточку, именные, ничем не уступавшие хозяину яхты.

И вроде скинул напряжение, и хороший секс его расслабил, а заснуть никак не мог. Маялся, маялся и вышел ночью на малую палубу на верхнем этаже, закрытую для всех, кроме них с Максом и капитана с помощниками, и застал там неспящего Варгина.

– А ты чего? – спросил он Макса.

– Да хрен чего, не знаю, – отозвался тот.

Сел рядом. Помолчали. Смотрели на бездонное звездное небо и зыбкую океанскую гладь.

– Что-то со мной не так, Макс. Ничего не радует, вообще ничего, – признался Влад тихим голосом, не тревожа высокого величия ночной красоты. – Все не то, не могу ни в чем найти, обрести наполненности, что ли. Словно потерял способность чувствовать. Ничего не вызывает сильных эмоций, радости нет никакой. Такая пустота внутри, словно серое все. А что такое испытывать счастье, я даже и не помню. Забыл.

Снова помолчали.

– Это потому, что все не твое, – сказал ему так же тихо Макс. – Это для меня кайф полный и мое призвание управлять финансовыми потоками, бизнесом, заниматься мировой экономикой и высокой политикой, это моя стихия. Я ею живу и дышу, для меня это родная среда обитания. Ты, Влад, стал охренительным предпринимателем и бизнесменом мирового уровня, но это все не твое. Ты прикладник, в тебе врожденный инженерный талант. Если бы мы не ринулись в бизнес, абсолютно уверен, ты бы стал выдающимся технарем, ученым и наизобретал бы всякого добра и сейчас был бы уже профессором. Потому как в тебе сочетаются нереальная целеустремленность, масштабность мышления и фарт, а такое добро, к чему ни приложи, даст высококлассные результаты.

– И куда это все теперь засунешь и приложишь? – нерадостно усмехнулся Гарандин.

– А ты возьми и приложи, – оживился вдруг Макс неожиданной идеей. – Брось все на хрен и займись тем, что тебя по-настоящему привлекает, в чем ты одарен сверх меры. Реализуй свой талант. Я же давно вижу, как тебя коробит, изматывает, и давно понял почему. – Он посмотрел в темноту на горизонт и продолжил свою мысль: – Мы с тобой поднялись на вершину, и я тебе бесконечно благодарен за это. Без тебя, без твоего таранного устремления вперед я бы никогда не забрался так высоко. – И, снова посмотрев на Влада, поделился сокровенным: – И мне тут охренительно нравится. А тебе нет. И знаешь что, Влад, из всех людей, которые достигли такого уровня, только ты один чокнутый небывалый человек, пожалуй, и сможешь отказаться от всего, что имеешь, и полностью переменить свою жизнь. Найди свой кайф, погрузись в то, к чему стремится твоя натура, твоя личность, в чем проявляется твой талант: в свою инженерию и в своих лошадей.

– Что бросить? – усмехнулся Влад.

– Не знаю, Влад. Сам видишь, как все сейчас жестко. Может, и реформировать бизнес стоит. Сам решай и смотри. – Помолчал и вдруг произнес задумчиво, с каким-то сожалением: – Жизнь, сука, такая быстрая. Мне хотя бы было постоянно здорово, я испытывал настоящий драйв и даже моментами небывалый восторг, а ты все эти годы тащил долг в душе. Сначала перед отцом, потом перед бизнесом, передо мной, перед заводами своими и людьми, работающими на тебя. И вот тащил и тащил, и ни разу не переживал, не ощущал того кайфа, который испытывал я. Так и на хрен тогда все это добро, все офигительное состояние, власть, возможности, если нет ни радости, ни вкуса жизни, ни драйва, а, Влад?

– Что это ты взялся подводить итоги? – недовольно пробурчал Гарандин.

– Да так, – легко рассмеялся Макс и, хлопнув его по плечу, предложил: – Пойдем накатим и закусим, что ли. Сна ни в одном глазу.

На следующий день его убили.

Так тупо, так нелепо, так безысходно.

Сомалийские пираты. Смешно. Гарандин с Варгиным ведь не туристы на маленькой яхте, а серьезные, значимые люди, более чем разумные, просчитывающие любые мелочи и детали: они в эти воды без сопровождения и не двинулись бы. И военный корабль шел рядом с ними, и своя охрана была еще та – чуть ли не целое воинское подразделение спецназа, и яхта из пуленепробиваемого материала сделана.

Да что те пиратики против них могли? Однако же кинулись к ним аж на шести лодках, серьезно так ребята подготовились. Вот сто пудов наводку имели. Только разогнали их из крупнокалиберных пулеметов, покрошив те лодочки, как шелуху, еще на подходе. Но сомалийские лихие хлопцы принялись стрелять в ответ, не жалея боезапаса, а на яхте, в закрытом, правда, салоне – не на палубах, продолжалось себе развеселое пати: танцы, музыка, шампанское. Смотрели в окна, посмеиваясь на отребье с «калашниковыми» в лодках.

И одна-единственная пуля. Одна! Единственная. Шальная пуля. Влетела в приоткрытое на щель окно.

Прямо в сердце Макса, остановившегося в танце в тот момент, чтобы отпить глоток вина из своего бокала.