Созвездие хаоса
Часть 17 из 68 Информация о книге
– Нет, что вы, – Катя пошла с ней рядом. – А ваши соседи по дому? – Хохловы? Они недавно полдома купили, переехали от родителей. Хорошие люди. Жена – местный нотариус, а он сам – на базе завлабораторией. Сейчас они там без работы сидят. – Соседей Мухиной что-то не видно. – Так она не живет сейчас здесь. И дом не сдает – кому сдашь? Она после замужества у мужа живет. Отец ее – Михайловский – приятелем большим мужа моего был, но тоже, увы, умер. А дочка его, Василиса, к мужу переехала. Катя вспомнила парочку у музея и что о них говорила ей Мухина. Ну конечно же… – Да, я в курсе, соседка вышла замуж за сына… – О, такой брак удачный! – старушка одобрительно пошуршала курткой. – Мальчик из такой семьи был. Он и компаний этих шебутных чурался. – А что за компании? – спросила Катя. – Молодежь. Но это так давно было. Сейчас вон у Мухиной-то дочки уже сынок подрастает. Этот, что на мотоцикле тут тарахтел, ну, зять-то ее, непутевый совсем оказался, хотя и полицейский. А был такой заводила. Все девчонки по нему с ума сходили. Он к Василисе сначала подкатывался, ну, в смысле ухаживал – что я, не видела, что ли, как он тут ошивался, караулил ее? Но девушка с мозгами, сразу смекнула. Он ее не интересовал. Тогда он на дочку Мухиной переключился. Они сошлись, жили здесь у матери. Потом все равно все лопнуло. А почему вы спрашиваете? – Я просто навожу справки, я сотрудник областного Главка, – сказала Катя многозначительно и уклончиво. – Это все давно было, быльем поросло уже. – Вы сказали – компания молодежи. А кто еще туда входил, кроме дочки Мухиной, Василисы и будущего зятя? Муж Василисы… его ведь Дмитрий зовут, да? Дмитрий Ларионов. – Катя вспомнила фамилию будущего счастливого отца. – Он… – Нет, я же сказала. Это совсем другой круг. Это не уличная молодежь. Это золотая. Сливки. – Сливки общества? – Городская закваска, – старуха усмехнулась, щегольнув вставными зубами. – Из тех горластых девочек и мальчиков на мотоциклах и на этих, как их… скутерах, роликах я никого не помню. Кто уехал, кто уже своих в коляске возит. Они все взрослые люди сейчас. – Может, вспомните кого-то из подруг Аллы Мухиной и ее дочери, кто к ней приходил? – У Аллы подруг нет, – сказала соседка. – И это всегда меня удивляло. Ну, работа, наверное, такая. Не располагает к бабьему трепу. Да и у ее дочки я что-то не припомню – так я же говорю, это уличная молодежь. – А с Василисой, соседкой, они были дружны? – Ну да. Вроде. Она постарше. Но они все учились в одной школе. И соседи. Но дружба девчонок… Знаете, они в детстве порой дрались даже. – Дрались? Из-за чего? – Из-за чего дерутся десятилетняя девчонка с двенадцатилетней? Почем я знаю? Игрушку не поделили, потом косметику. Но все всегда кончалось миром. И к сыну моему, Эразмчику, они обе всегда очень хорошо относились. Даже присматривали за ним, когда я просила. Добрые девчонки, хоть и озорные были. – Эразмчик… Эразм… – Эразм Роттердамский. Мой муж так сына в честь него назвал. Мы же не знали сначала, что он у нас… Какое-то время они шли по улице молча. – Из той компании уличной дочку Мухиной никто из парней из-за фамилии не дразнил? – спросила Катя. – Мухой ее не называли? – Я не знаю. – А Василиса в детстве ее не дразнила? – Нет, я же говорю – добрые девочки. Ничего такого я не слышала никогда. – А саму Аллу Викторовну Мухой в городе не называют? – осторожно спросила Катя. – Нет… то есть… ну, она же полицейский. Что вы хотите узнать от меня? – Я подумала – городок тесный, все друг друга знают, у жителей могут быть прозвища, – сказала Катя. – Так называют или нет? – Нет, то есть иногда… случается, я слышала. Но это так, в шутку. Это не по злобе. – А от кого вы слышали? – Я уж и не помню, – старушка дала понять, что не скажет плохого про соседей-горожан. – Вот мы и пришли. Катя подняла глаза. Они стояли на углу площади, у дверей «Французской пекарни» – той самой, где… – Вы здесь работаете, Надежда Павловна? – Да. А вы разве не поэтому меня расспрашивали всю дорогу? – старуха постучала в дверь. – Мы сегодня вообще-то закрыты, – сообщила она. – Решили – пусть будет санитарный день. А то вчера все покупатели только и спрашивали о… вы сами знаете о ком. Дверь пекарни осторожно приоткрылась, пахнуло хлебом, корицей и кофе – устоявшийся вкусный аромат. – Это из полиции, меня от самого дома проводила, – сообщила старуха продавщице и ее совсем юной помощнице. – Тетя Надя, ну как же вы… – А что я могу, если вопросы задают? – старуха оглянулась на вошедшую в пекарню Катю. Не хотела, а пришла… Ноги сами… нет, свидетельница привела… Соседка живет в доме напротив Мухиной и работает в пекарне, где трудилась четвертая жертва убийцы Наталья Демьянова. Это ли не совпадение? Не случайность? Катя лихорадочно припоминала, что она слышала о Демьяновой – в отделе, у дежурной части, от Мухиной. Сведения скудные, но все же… – Вы здесь убираетесь? – спросила она старуху. – Убираюсь. Видите, как жизнь нас расплющила, старых грымз, – старуха сняла клетчатую шляпку и куртку. – Когда-то и мы с мужем жили неплохо, машину купили, отдыхать ездили. А сейчас я каждую копейку считаю. Как мне сына-инвалида содержать, лекарства и ему, и себе покупать, если не работать? – В тот вечер, когда пропала Наталья Демьянова, вы тоже убирались в пекарне? – Нет. Не мой день был. – А вы работали в тот день? – Катя обернулась к продавщице и юной напарнице. – Я нет, – ответила продавщица. – Наташа, моя сменщица, мы на пару через день. – Я работала с ней до восьми, – пискнула помощница. – Потом меня тетя Наташа отпустила домой. Мы все убрали до этого. Она сказала, что сама закроет и сдаст магазин на сигнализацию. Так часто и раньше бывало. – В течение дня много было покупателей? – спросила Катя. – Сейчас вообще покупателей немного, – ответила помощница. – В тот день было как обычно. Ни больше ни меньше. – Алла Мухина к вам часто заходит за хлебом? – Кто? – Алла, соседка моя, начальница полиции, – пояснила девушке старуха. – Нет, она к нам редко заглядывает. – Но есть у вас постоянные покупатели? – Да полгорода! – продавщица за прилавком всплеснула полными руками. – Только сейчас с деньгами туго. Не жируют особо. Молодежь забегает за кофе. С базы – тоже за «кофе с собой». Риелторы часто заходят – у них офис рядом. Из зубной клиники – оба дантиста и медсестры. – Это правда, что у Натальи Демьяновой был роман с хозяином вашей пекарни? – спросила Катя. – Об этом я ничего не знаю, – продавщица подняла руки. – А, чего уж там притворяться, – откликнулась старуха, соседка Мухиной, успевшая уже нацепить синий, из клеенки фартук уборщицы. – Весь город об этом знает уже, и раньше тоже замечали. Руслана нашего Халиловича нету – семью увез отдыхать на курорт в Турцию. Ходок он тот еще. Наташа-то сильно переживала – ну, что, мол, не с ней, а с женой законной. А как с ней он мог уехать, когда она тоже мужняя жена? – Ее муж ревновал? – А то нет! – усмехнулась старуха. – Сюда приходил, в пекарню, к вашему владельцу? – Пару раз, как шары наливал. Второй-то раз Руслан полицию вызвал. Приехали, успокаивали их тут – вечером дело было. – Давно? – Месяца полтора назад. При покупателях свара вспыхнула. Я еще страшилась – перебьет нам все ревнивец, – продавщица, «ничего не знавшая», внезапно подала голос, кивая на застекленную витрину, где лежали аппетитные улитки с корицей, круассаны и булочки. – А с Натахи все как с гуся вода. Ей даже, кажется, это нравилось, что мужики ее ревнуют. В кайф. – Кто-то из ваших постоянных покупателей при этом присутствовал? – Я не помню. Ах нет – Ласкина была. – Ласкина? – Из городской администрации – вечером за хлебом зашла, она чиабатты любит. Поэтому и полицию вызвали – патруль. Она ведь из администрации. Городская власть как-никак. – А подозрительных типов вы возле пекарни не замечали? Машины?