Сущность

Скрип-скрип.

Затем Джеймс прошел мимо кресла-качалки, и оно окончательно скрылось из виду.

Он присел на корточки у стены, постучал по доске кулаком и, когда она зашаталась, оторвал ее, потом нагнулся еще ниже и заглянул в тайник.

И увидел на кучке земли окровавленную голову своего дедушки.

Джеймс проснулся дома, в своей спальне.

Была ночь, свет нигде не горел, и он, растерянный, плохо понимал, что происходит. Ведь он должен был спать в комнате бабушки, и мгновение ему казалось, что он все еще просто видит сон. Затем Джеймс сел, почувствовал под собой свою собственную, такую знакомую кровать, разглядел в темноте очертания своих постеров к фильмам на стене, ощутил затхлый запах, который иногда появлялся в его комнате, когда дом слишком долго стоял с запертыми окнами и дверьми, и понял – он и в самом деле опять находится здесь.

Неужели он совсем один?

От этой мысли Джеймса объял ужас. Дом был достаточно жуток даже тогда, когда вся семья собиралась вместе. Но если сейчас здесь больше никого нет…

Может быть, это все-таки просто еще один сон.

Нет. Зачем пытаться обманывать себя? Он же точно знает – никакой это не сон. Как он сюда попал и почему – Джеймс понятия не имел. Но знал, что ему надо убраться отсюда как можно скорее. Он по-прежнему был в пижаме и бос, и, хотя в стенном шкафу у него все еще оставалась кое-какая одежда и он, вероятно, смог бы отыскать там пару старых кроссовок, не хотел терять драгоценное время на их поиски. Надо уходить прямо сейчас, и Джеймс поспешно соскочил со своей кровати и помчался сквозь тьму по коридору, сбежал по лестнице и ринулся к парадной двери и не смог открыть.

Он попытался отпереть замок, покрутил ручку, потянул ее на себя изо всех сил, но, что бы ни делал, дверь не поддавалась ни на дюйм.

Слева вдруг вспыхнул свет, и от неожиданности Джеймс вздрогнул всем телом. Бросил взгляд на гостиную. Горела только одна лампа, освещающая один-единственный участок стены, тот самый, на котором должна была бы висеть заключенная в рамку большая репродукция картины Винсента ван Гога из Лос-анджелесского окружного музея искусств, которая так нравилась его маме.

Должна была бы висеть… но не висела.

Ибо в раме виднелось гигантское, размером с постер, изображение Старой Девы, самой ужасной карты из этой страшной карточной игры, и она смотрела прямо на него. Глаза у нее были злобные, а рот тем не менее ухмылялся, сочетание, из-за которого ее лицо казалось совершенно безумным.

Откуда-то доносились звуки: непрерывные, надтреснутые, пронзительные, и Джеймс не сразу понял, что их издает само изображение Старой Девы.

И что это ее смех.

На его глазах Старая Дева вдруг начала раскачиваться из стороны в сторону, ее злобные глаза сделались светлее, брови поднялись, и наконец она приобрела вполне веселый вид. И почему-то стала еще страшнее. Джеймс, безуспешно покрутив ручку парадной двери в последний раз, побежал в сторону кухни, чтобы попытаться открыть заднюю. Если он не сможет сделать и это, то разобьет окно, чтобы выбраться наружу.

«Интересно, работает ли телефон?» – подумал он. Может быть, ему стоило бы позвонить папе и…

Джеймс споткнулся обо что-то, лежащее между коридором и входом в помещение для стирки, и отчаянно замахал руками, пытаясь удержаться на ногах и не упасть. В темноте наткнулся на стиральную машину и оперся на нее обеими руками, прежде чем обернуться и посмотреть, что же произошло.

Это был его дедушка.

Джеймс потрясенно вскрикнул. Голова старика находилась на месте, там, где ей и полагалось быть, совсем не так, как в том сне, но он не шевелился и, скорчившись, лежал на полу. Может быть, он умер? Джеймс подумал, что так оно и есть, но ему было страшно проверять, действительно ли дедушка мертв.

Внезапно он пошевелился, застонал.

От неожиданности Джеймс вздрогнул. И тут же вернулся назад, встал на колени и дотронулся до плеча старика.

– Дедушка? – Может быть, они сумеют выбраться отсюда вместе. – Дедушка?

Тот выбросил вверх костлявую руку, и его сухие, холодные пальцы вдруг крепко вцепились в запястье Джеймса. Мальчик попытался вырваться, но не смог, и тут его дедушка сел, оскалившись в безумной ухмылке. Пытаясь освободиться, Джеймс принялся кулаком молотить по руке, которая сжимала его запястье.

Вторая ладонь дедушки вдруг с силой ударила Джеймса справа по голове

Он расплакался. Это получилось непроизвольно. Боль была очень сильной, но это было не единственной причиной, по которой Джеймс сейчас плакал. На него нахлынули эмоции; эмоции, сути которых он даже не понимал. Но это не помешало ему продолжать бить дедушку кулаком и, пытаясь во что бы то ни стало вырваться из его хватки, ногтями царапать его старую холодную кожу.

Дедушка опять больно ударил его по виску и уху, так что в ухе зазвенело.

Рука, сжимавшая его запястье, разжалась, и теперь дедушка давал ему оплеухи уже обеими руками. Сильно, больно. Слева, справа, слева, справа…

Рыдая, Джеймс попытался отползти на коленях назад, но дедушка последовал за ним, продолжая бить его по ушам и улыбаться.

Вот только на самом деле это был вовсе не его дедушка. Он не понял, откуда это узнал, но теперь ему будет намного легче сделать то, что он должен сделать.

Джеймс бросился назад, стукнулся задницей об пол, тут же вскочил на ноги и изо всех сил пнул старика в лицо. Почувствовал, как от удара его пятки у того сломался нос, и подумал, что сейчас хлынет кровь. Но крови не было, только свернутый набок нос над все той же безумной ухмылкой.

Зато кровь текла из его собственных ушей. Из обоих сразу. Джеймс чувствовал, как она бежит по его шее. Он слышал все звуки приглушенно, хотя сейчас это было не так уж важно. «Интересно, – подумал он, – были ли удары достаточно сильными, чтобы непоправимо повредить слух?»

Дедушка начинал вставать с пола, и Джеймс, пнув его еще раз, побежал на кухню. Как он и ожидал, замок задней двери заело точно так же, как и замок парадной. На сей раз у него было куда меньше времени, чтобы попытаться открыть эту вторую дверь, потому что за ним гнался дедушка, но он довольно сильно тряс ее и тянул на себя, чтобы понять – даже будь у него времени достаточно, это, вероятно, все равно не изменило бы ничего.

Джеймс вбежал в столовую, сознавая, что дом превратился в подобие запертой шкатулки, а сам он оказался в западне, из которой ему не выбраться. Скорее всего, дедушка рано или поздно поймает его. Если бы только он смог разбить окно или позвонить… Но старик все время был рядом, и Джеймсу не хватило бы времени ни на то ни на другое, единственное, что он еще мог делать, – это убегать.

Ему очень не хотелось бежать через гостиную, но выбора не было, и Джеймс промчался мимо заключенной в раму Старой Девы, не глядя на нее, но слыша ее надтреснутый пронзительный смех, который не заглушали ни его тяжелое дыхание, ни шлепанье его босых ног.

Он точно не побежит наверх – уж там-то он наверняка окажется в капкане, – и Джеймс выбежал обратно в коридор, чтобы описать круг. Вот только коридор стал другим, не таким, каким был, когда он мчался по нему всего минуту назад. Стены потемнели, пол тоже, и появилась еще одна дверь – прямо перед дверью в спальню его родителей, которая только что была открыта, а сейчас вдруг оказалась заперта.


Джеймс боялся забегать туда, где еще не был этой ночью, и, словно маленький ребенок, продолжал бегать по кругу – коридор, помещение для стирки, кухня, столовая, гостиная, опять коридор – и все время оглядывался и прислушивался, чтобы проверить, продолжает ли дедушка за ним гнаться. Ему не хотелось, повернув за угол в очередной раз, обнаружить, что старик поменял направление и уже поджидает его впереди. Нет, он все еще был сзади, и Джеймс, ускорив бег, из помещения для стирки вылетел в кухню.

Через окно увидел, что уже светает, а значит, скоро наступит утро. Когда папа обнаружит, что сын пропал, то сразу догадается, где он, приедет сюда и спасет его.

Ему же нужно сделать только одно – остаться в живых до его прихода.

Папа спасет его.

Джеймс опять бежал по столовой, по гостиной, где смеялась Старая Дева.

«Дверь подвала запирается на замок», – внезапно вспомнил он. То, что приняло облик его дедушки, возможно, способно взламывать замки или даже не обращать на них внимания, проходя сквозь стены, но есть шанс, что это ему не под силу, так что если он, Джеймс, сумеет добраться до подвала и запереться там, то, возможно, будет в безопасности. Хотя бы на короткое время.

Стоило попытаться использовать этот шанс.

Джеймс снова вбежал в коридор так быстро, как только мог. На сей раз, когда он забежал за угол, оказалось, что в коридоре осталась только одна дверь – в помещение для стирки. Мальчик промчался мимо нее, резко затормозил перед дверью в подвал и рванул на себя. Она легко отворилась, и Джеймс быстро вошел внутрь и включил свет, так же быстро закрыл за собой и неловкими пальцами повернул круглую ручку американского замка так, чтобы он защелкнулся.

Но всякая надежда, которая еще оставалась у Джеймса, что он сумел нырнуть в подвал незамеченным, исчезла без следа, когда, пока он спускался по лестнице, наружная ручка громко лязгнула. Едва Джеймс добрался до пола, как его дедушка – а вернее, то, что завладело его дедушкой – с силой ударило в дверь снаружи, пытаясь сломать ее. Дом был стар, и дверь в подвал была толстой и прочной, так что Джеймс не особенно опасался, что у такого старика, как его дедушка, хватит сил взломать ее. Но тут вспомнил стальную хватку холодной руки, обхватившей его запястье, и понял – хотя это и не слишком вероятно, это тем не менее возможно, и начал лихорадочно оглядываться, пока не увидел коробку достаточно большого размера, чтобы за ней можно было спрятаться. Он отодвинул в сторону набитый битком большой пластиковый пакет для мусора, забрался за коробку, задвинул пакет обратно и, опустившись на корточки, начал ждать.

Папа придет. Папа найдет его. Папа его спасет.

Джеймс знал, что спасет.

Он был в этом уверен.





Глава 34




– Где он? – кричала Клэр на свою мать.

– Не знаю! – рыдая, ответила та.

Между ними встал Джулиан.

– Думаю, мы все знаем, где он сейчас.

– Я еду туда! – Изо рта Клэр брызнула слюна, когда она, охваченная истерикой, стремительно развернулась и бросилась к парадной двери. – Я его найду! Я…

Джулиан схватил ее за плечи.

– Прекрати! – приказал он. – Возьми себя в руки. – Сам он тоже лишь с трудом сохранял способность мыслить здраво, но кто-то ведь должен не давать ситуации окончательно выйти из-под контроля. – Ты нужна Меган! Отправляйся в больницу и постарайся сделать так, чтобы с ней все было в порядке! – Повернулся к своей теще. – А ты, Мэриан, оставайся здесь на тот случай, если вернется либо он, либо Роджер, либо… – Его мозгу было не под силу придумать, как закончить это предложение, и он просто оборвал его.

Мэриан вытирала глаза.

– А что станешь делать ты?

– В дом я поеду сам. Я разыщу Джеймса и привезу обратно.

Клэр все еще билась в истерике.

– Ты не смог отыскать там моего отца! А что, если ты не сумеешь отыскать и Джеймса? Что, если…

– Чем дольше я буду торчать здесь, тем больше времени мы потеряем. Езжай! Возьми фургон. А я возьму машину. – Джулиан не стал ждать ответа, но его голос и вид были столь решительны, что Клэр даже не стала пытаться с ним спорить, а вместо этого обратилась к своей матери, велев той позвонить в больницу, едва только Джеймс вернется.

Джулиану хотелось попрощаться с Клэр, поцеловать, сказать, что он ее любит, но понимал – любой намек на то, что возвращение Джеймса может пройти не как по маслу, подорвет ее уверенность в том, что все будет хорошо, и она, вполне возможно, снова утратит над собой контроль, – поэтому, закрывая за собой дверь, так ничего ей и не сказал.

Последнее, что Джулиан увидел, прежде чем выйти из дома, была Клэр, обнимающая свою мать.

Затем он поспешил к припаркованной на подъездной дороге «Хонде Сивик» родителей своей жены. Сел в нее, задом выехал на улицу и помчался по ней, надеясь, что сумеет найти Джеймса. И что, когда это случится, его сын будет жив.

Папа!

Джулиан заставил себя выкинуть эту мысль из головы.

Движение в городе оказалось куда более плотным, чем он ожидал, и всякий раз, подъезжая к светофору, он натыкался на красный свет. Несколько раз Джулиан ловил себя на том, что в отчаянии и бессилии бьет по рулю, потому что не успел проскочить на желтый, гадая, не стала ли эта очередная задержка роковой, или же думая, что если бы он проехал на красный, его остановил бы коп и выписал штраф, что отняло бы еще больше времени.

На всякий случай Джулиан решил все-таки не нарушать правил, но, проезжая по городу, волновался все больше, и ему казалось, что эта короткая поездка длится целую вечность.

Наконец он свернул на Рэйни-стрит. Все участки выглядели так, словно с тех пор, как их покинули жители, прошло не несколько дней, а уже несколько месяцев. На подъездных дорогах не было машин, а каждое дерево, куст, цветок и травинка засохли и были мертвы.