Сыщики 45-го

«Мог ли Дьяченко что-то выведать? – прокручивал он в голове. – Не поверил жене, потащился за ней, терпеливо ждал, пока ждала она, стал свидетелем их постыдной встречи… Или мрачен оттого, что ночь прошла на трезвую голову? Как занятно. Если выпил с вечера – наутро плохо. Если не выпил – тоже плохо. Зачем тогда жить? Какой в этом смысл?»

Егор Гундарь выбрался из-за стола, подошел к радиоточке, повертел рукоятку громкости. Комната наполнилась звуками радиоспектакля.

– Егор, уйми болтуна… – прохрипел Дьяченко, хватаясь за голову.

– Это «На дне» Максима Горького, – насупился Гундарь.

– Уйми болтуна, я сказал…

Гундарь пожал плечами, отключил звук и потащился на свое место. Снова воцарилась тягостная тишина.

– Какое молчание, однако, – крякнул Петров, шумно чиркая спичкой. Все вздрогнули. Он затянулся, выдохнул дым, как паровозная труба.

– Ага, высшей пробы молчание, – согласился Куртымов. – Оно что-то значит, Алексей Макарович? Мы плохо работаем?

– Вы вообще не работаете, – процедил Алексей.

– Слушок окреп в приличном обществе, – подал голос Чумаков. – В наш город едут блатные. Назревает что-то у пацанов. Может, хотят, чтобы и их убили? – задумался оперативник.

– Какую-то ерунду ты несешь, – поморщился Петр Антонович. – Что нам до этих блатных?

– Это дезинформация? – поднял голову Алексей.

– Нет, информация, – пожал плечами Пашка.

– Зачем едут-то?

– Ну, надо им… Ага, нашел. Вот они – два брата-акробата, их-то появления мы и ждем с нетерпением. – Пашка провел кулаком по сгибу листов и развернул папку с вшитым делом. Алексей поколебался, стал выбираться из-за стола.

– Вася Муромский и Веня Зарубин, – продолжал просвещать Чумаков. – Маститые воры с огромным послужным списком – еще до революции начинали. Всю войну просидели на зоне под Воркутой, чему бесконечно рады. Вышли три месяца назад – отгуляли отпуск, так сказать, видимо, возвращаются к профессиональной деятельности.

С фотографий смотрели два угрюмых, абсолютно непохожих типа. Биографии прочно впечатались в их непростые лица.

– Братья, говоришь, – хмыкнул Алексей.

– Отцы разные, – пояснил Пашка.

– Да и матери, похоже…

Хихикнул Вишневский. Зазвенел телефон. Проходящий мимо Петров схватил трубку, представился. Пока слушал, вытянулась челюсть, забегали глаза. Потом он как-то аккуратно, словно боялся разбить фарфоровую вазу, положил трубку на рычаг, сглотнул.

– Алексей Макарович, там это самое… Сивого, в общем, мочканули…

– Чего? – Алексей резко повернулся.

– С вокзала звонили, из линейного отделения… Три часа назад это произошло, около шести утра, у них в подвале как раз пересменка была… Непонятно, что произошло, вроде попытка побега… В общем, охранник застрелил его.

– И только сейчас нам об этом сообщили? – Кровь отхлынула от лица.

– Так они пока разобрались, что за хмырь, откуда взялся…

– Этого еще не хватало… – выдохнул Алексей. – Петров, Куртымов, за мной, остальным остаться! Работайте, черт вас возьми!



Было проще добежать пешком, чем дождаться, пока вислоусый сержант приведет в рабочее состояние свою колымагу, решившую вдруг поломаться!

Рыча и кашляя, «ЗИС-5» въезжал на привокзальную площадь. Оперативники попрыгали с него, не дожидаясь, пока водитель найдет, где встать, побежали к пристройке, над которой гордо реял маленький флажок Союза ССР.

Криминалисты еще не подъехали. У входа в отделение мялся автоматчик. Черкасов раздраженно отстранил его, первым ворвался в отделение, скатился в подвал. За ним уже бежал бледный, как мертвец, старлей Евдокимов. Сами в принципе виноваты – что мешало отправить задержанного в тюрьму?

Еще один автоматчик почтительно посторонился, отвел глаза. Начальник угро – не бог весть какая фигура, но кто знает…

Небольшой коридор, зарешеченные каменные мешки – при немцах здесь была комендатура и казематы, переделывать ничего не стали. Горели тусклые лампы.

Пришлось переступить через лужу засохшей крови – ее еще не вытерли. Труп лежал во второй камере. Решетчатая дверь нараспашку. В мертвых глазах Сивого отражались огоньки лампы. Он лежал на боку в нелепой позе, рот приоткрыт, язык вывалился наружу. Алексей с досады сплюнул, резко повернулся.

– Ну, давайте, отчитывайтесь, товарищ старший лейтенант, как допустили такое. Что произошло? Разве его здесь убили?

– Нет, не здесь, товарищ капитан… – замотал головой начальник отделения. – У входа его подстрелили, когда он в побег пустился. В камеру оттащили – там же люди ходят… Все же понятно, товарищ капитан, – Евдокимов окончательно стушевался, – младший сержант Авдеенко его подстрелил при попытке к бегству – он был дежурным…

– Другой охраны не было?


– Никак нет, товарищ капитан… Только Авдеенко. Он опытный сотрудник, в войну обезвреживал бандитов на железной дороге…

Алексей прошелся вдоль камер. Занята была лишь последняя справа – из-за решетки поблескивали любопытные глаза.

– А ты что за хрен? – спросил он. – За что загремел?

– Да ни за что, начальник! – взвился сиделец. Тонкий голос срывался на фальцет. – Как пить дать, ни за что! Беспредельничают мусора! Ну, подумаешь, бухаря взял, а чего он на рельсах валялся?

– Не бухарь то был, а фуфлыжник Жора Ассирийский, – пояснил Евдокимов. – Карточный долг не заплатил, вот его подкараулили за околотком да череп молотком проломили, чтобы знал в следующий раз. Живой он, рабочие подобрали, в больницу отвезли. А этот подонок – Шпингалет у него погоняло – последнюю мелочь у фуфлыжника вытряс да бросил его на путях, хорошо, маневровый не успел по нему проехаться…

– А я вам че – санитарка? – оскалился Шпингалет. – Кому надо, пусть и стаскивают его с рельсов, а мне оно до лампочки…

– Видел, что тут произошло? – спросил Алексей.

– А то, – подбоченился Шпингалет. – Сивый… ну, тот, которого грохнули, он бузу поднял… а эта сука ментовская его, как собаку, пристрелила… Ой, простите, гражданин начальник… – Сиделец вцепился двумя руками в решетку.

– Да выяснили все, – махнул рукой Евдокимов. – Сивый проснулся под утро, давай ныть – по нужде ему приспичило. А в камерах нет нужников, выводить надо. Авдеенко давай огрызаться – мол, спи, утром сходишь, а тот дальше ноет. Ну, мужик не выдержал, он вообще не злой, вывел засранца, потом обратно привел. Тут Шпингалет арию завел – и ему приспичило. Этот стонет, Сивый ржет… Ну, осерчал мужик – если каждая сошка будет тут права качать…

– Я тебе не каждый, начальник, – вякнул Шпингалет. – Я тоже человек, понял?

– Ага, каждый считает, что он не каждый, – сплюнул Евдокимов. – В общем, пошел он в дальний конец Шпингалету рожу чистить или попугать, хрен его знает, тут смотрит, а Сивый уже из камеры чешет! Он дверь забыл запереть. И ведь ушел бы, паршивец, если наверху обогнуть дежурного да выбраться через окно в тамбуре… Авдеенко растерялся, выхватил пистолет, давай палить… Можете полюбоваться – две пули у паршивца в спине… Он, конечно, получит выговор за халатное отношение к обязанностям, но, в общем-то, справился с ситуацией… Все так и было, товарищ капитан, – уверял Евдокимов. – Можете не сомневаться, мы все запротоколировали, Авдеенко подробно допросили, он подписался под каждым словом…

Черкасов уже тихо кипел от бешенства. Надо же выискаться таким идиотам!

– Где Авдеенко?

– Так это самое… – растерялся Евдокимов. – Домой он пошел, спать, не сделал же ничего такого… Не арестовывать же его за то, что преступника обезвредил… Выспится, вечером снова заступит…

– Где он живет? – Кулаки чесались засветить недалекому старлею в ухо. – Семья есть?

– Да какая семья, нет у него никого… Была жена, но в войну эвакуировали ее на восток, да так и не вернулась – в Средней Азии жизнь себе устроила без нашего Авдеенко…

– Адрес! – уже не сдерживаясь, прокричал в растерянное лицо Евдокимова Алексей.



Они покинули неповоротливую машину за пару дворов до нужного адреса – не подваливать же с такой помпой! Месили грязь по узкому переулку, застроенному частными домами.

Калитка распахнулась, они почти бежали по дорожке к продавленному крыльцу. Петров сообразил с полувзгляда – заспешил, косолапя, на заднюю сторону дома. Алексей с Куртымовым достали пистолеты, Черкасов толкнул дверь – вдруг не заперто? Особо церемониться не хотелось – преступник мог среагировать.

Дверь была открытой. Далеко идти не пришлось, труп лежал здесь же, в сенях – запрокинув голову, подогнув колени. Мужчине далеко за сорок, раздет по пояс, в милицейских штанах со смешными штрипками, в рваных носках. Живот был вспорот ножом, смерть была не из радостных – на лице отпечаталась невыносимая боль. Убийца даже не заходил – сделал свое дело и убрался. И все же, перепрыгнув через труп, Алексей кинулся в хату. За спиной сопел Куртымов, бормоча под нос, что это уже полный бандитский беспредел и таких подонков надо расстреливать на месте!

Алексей метался по скудно обставленным комнатам, а Куртымов выворачивал крышку люка в подпол, светил фонарем. Потом полез на чердак, оттуда крикнул – пусто. Алексей распахнул заднее окно.

– Петров, проверить сараи, сортир, осмотреть участок!

– Что-то неладно, командир? – опешил оперативник.

– Все неладно, нас снова уделали!

Злости явно не хватало, где же взять ему столько злости? Убийца пришел рано утром, когда все вокруг еще спали – ежу понятно, что никто его не видел! В дом фактически не заходил – едва порог переступил. Отпечатки пальцев снимать бесполезно. Орудие убийства прихватил с собой, чтобы не оставлять милиции шанса…

– Вот же холера… – расстроенно бормотал Куртымов. – Макарыч, ты понимаешь, что произошло? За что они Авдеенко?

– За все хорошее, – огрызнулся Алексей. – За плохое не убьют. Не думаю, что Авдеенко шибко сотрудничал с бандой, но за горло его взяли – знали что-то такое, что он хотел бы скрыть. Пришлось выполнять поручение. Он оставался один в подвале, грамотно подогнал сложившуюся ситуацию. Уверен, что если мы толково допросим Шпингалета, все окажется не так, как нам представили. Видимо, у Авдеенко не было другого выхода…

– Но зачем его убивать? – повторял Куртымов.

– А ты головой подумай. Авдеенко не додумался, так хоть ты додумайся! – Алексей выразительно постучал по черепу. – Чтобы не слил ту фигуру, что его науськала на это дело! Убить могла и другая фигура, а тот, кто его науськал, остается пока в тени. Надо выяснять, как провел Авдеенко свой последний день – восстановить по минутам! Куда ходил, с кем общался, все телефонные разговоры, если таковые были…

Отчаяние еще не охватило, но осознание собственного бессилия просто бесило! Трупы множились. Только при нем уже семеро! Четверо инкассаторов на ЖБИ, включая водителя, сторож Лукьянов в музее Шабалина, младший сержант Авдеенко, Сивый – который явно что-то знал (теперь в этом нет сомнения) и который, как ни крути, был таким же, хотя и слегка оступившимся, гражданином Советского Союза…

Все это напоминало ритуальные пляски у застывшего идола – много движения, а толку никакого! Хватался за голову майор Черепанов, носились оперативники, изображая кипучую деятельность. Над конторой старлея Евдокимова нависла угроза принципиальных оргвыводов. Люди работали как тракторы. Опрашивались соседи Авдеенко, проводились щепетильные допросы сотрудников линейного отдела.

Авдеенко заступил на смену в восемь вечера, когда Сивый уже сидел, со смены никуда не отлучался, к телефону его не вызывали – дежурный в этом был уверен. Но что он делал до заступления на смену, покрыто мраком.

От соседей толку не было, они лишь пожимали плечами. Этих достойных людей весьма своевременно сразили глухота, слепота и полный паралич памяти. Из логики явствовало, что связь Авдеенко с неопознанным господином произошла в промежуток времени между посадкой Сивого и заступлением младшего сержанта милиции на смену.

Кто эта сволочь? Черкасов фактически не знал своих людей (за исключением Дьяченко, которого не видел целую вечность), лишь первые мимолетные впечатления. Это мог оказаться любой из них или вообще никто. Последнее бы больше устроило. Он ловил себя на мысли, украдкой наблюдая за работой оперативников, что один из этих людей может только делать вид, что рвется докопаться до истины, а сам закапывает ее еще глубже, что автоматически сводит на нет усилия всей группы…

Людей катастрофически не хватало. Приходилось заниматься арифметическим делением. По убийству Авдеенко работали Куртымов с Петровым. Гундаря он отправил в музей к Шабалину – у работников могла включиться память, могли вскрыться новые факты.

Вишневский с Дьяченко работали на заводе ЖБИ: вновь опрашивали жителей окрестных домов, теребили администрацию. Петр Антонович Конышев работал со Шпингалетом, которого расстроенный Евдокимов отдал оперативникам со всеми потрохами.

Версия Алексея, в принципе, работала: почему Авдеенко в эту ночь остался один в подвале? Что в его прошлом было не так? С кем он общался вне работы, где проводил свободное время? Информация поступала регулярно, но пользы от нее не было!