Таймлесс. Изумрудная книга

— Какого черта вы тут делаете?!

— Ничего особенного. Я хотел помочь этой маленькой девчонке стать чуть… больше! — Ракоци закинул голову и хрипло засмеялся. — Может, вы рискнете сделать глоток? Я обещаю, что таких ощущений вы никогда не испытывали!

Я воспользовалась моментом, чтобы вырваться из его рук.

— С тобой все в порядке? — Гидеон с беспокойством смотрел на меня, а леди Лавиния боязливо вцепилась ему в рукав.

Невероятно! Наверное, они искали какой-нибудь уголок, где могли бы спокойно потискаться, в то время как Ракоци пытался в меня влить черт знает что за наркотик, чтобы потом черт знает что со мной сделать. И теперь я еще должна быть благодарна, что Гидеон с сисястой леди выбрали именно эту комнату!

— Все прекрасно! — прорычала я и скрестила руки на груди, чтобы никто не заметил, что они дрожат.

Ракоци, еще смеясь, сделал большой глоток из бутылки и закупорил ее.

— А граф знает, что вы здесь в тихой комнатке экспериментируете с наркотиками, вместо того чтобы исполнять свои обязанности? — спросил Гидеон ледяным тоном. — Разве на сегодняшний вечер у вас не было другого задания?

Ракоци слегка покачнулся. Удивленно, как будто только сейчас заметил, уставился он на торчащую из руки шпильку; затем вытащил ее одним движением и слизнул с нее кровь, как хищная кошка.

— Черный леопард всегда в состоянии выполнить задание, всегда! — сказал он, схватился за голову, неуверенно обошел стол и тяжело упал на стул. — Но, похоже, этот напиток… — успел он пробормотать, прежде чем его голова со стуком упала на поверхность стола.

Леди Лавиния дрожа прижалась к плечу Гидеона.

— Он… что?..

— Не думаю. — Гидеон подошел к столу, поднял бутылочку и посмотрел через нее на свет. Затем откупорил ее и понюхал. — Понятия не имею, что это такое, но если это сбило с ног самого Ракоци, да еще так быстро… — Он поставил бутылочку на место. — Предполагаю, это опиум. Наверное, не так хорошо переносится в сочетании с его обычными наркотиками и алкоголем.

Да, это было очевидно. Ракоци лежал, как мертвый, даже дыхания не было слышно.

— Может быть, этот напиток дал ему кто-то, кто не хотел, чтобы сегодня вечером он был во всеоружии? — сказала я, так и не опустив скрещенные на груди руки. — У него еще прощупывается пульс?

Я бы сама попробовала, но не смогла преодолеть себя и подойти к Ракоци поближе. Мне вообще с трудом удавалось стоять, так сильно я дрожала.

— Гвен? С тобой правда все в порядке?

Гидеон смотрел на меня, нахмурив лоб. Я с неохотой призналась себе, что в этом момент я бы больше всего хотела броситься в его объятия и просто расплакаться. Но по его виду нельзя было сказать, что он мечтал обнять и утешать меня, скорее наоборот. Когда я, замешкавшись, кивнула, он резко спросил:

— Какого черта ты вообще здесь шастаешь? — Гидеон показал на неподвижного Ракоци. — С тобой могло бы случиться то же самое!

Между тем от испуга у меня уже стучали зубы, так что я едва могла говорить.

— Я же не знала, что… — заикалась я, но Лавиния, которая приклеилась к Гидеону, как большой, очень зеленый репейник, перебила меня — она точно была из тех женщин, которые не могу вынести, если не находятся в центре внимания.

— Смерть, — прошептала она драматическим тоном и посмотрела на Гидеона широко раскрытыми глазами. — Я почувствовала ее дыхание, как только мы зашли в эту комнату. Прошу вас… — Ее ресницы затрепетали. — Держите меня крепко…

Я не верила своим глазам — она упала в обморок! Совершенно без причины! И, конечно, очень элегантно — в руки Гидеону. Почему-то меня особенно разозлило, что он ее поймал — я так разозлилась, что даже забыла о дрожи. Но одновременно — как будто мало было уже имеющегося калейдоскопа чувств — я почувствовала, как к глазам подступают слезы. Черт побери — упасть в обморок было бы лучше! Вот только меня никто бы не поймал.

В этот момент мертвый Ракоци сказал голосом, который мог бы исходить с того света, — таким хриплым и глубоким он был:

— Dosis sola venenum facit.[33] Не волнуйтесь, со мной ничего не случится.

Лавиния (я решила, что с этого момента она больше не «леди» для меня) издала короткий испуганный крик и открыла глаза, уставясь на Ракоци. Но потом, видимо, вспомнила, что она вообще-то была в обмороке, и с эффектным стоном снова осела в руках у Гидеона.

— Я сейчас приду в себя. Нет причин устраивать шумиху. — Ракоци поднял голову и посмотрел на нас налитыми кровью глазами. — Моя вина. Он сказал принимать по каплям.

— Кто сказал? — спросил Гидеон, перекладывая на другую руку Лавинию, как манекен.

С некоторым трудом Ракоци удалось выпрямить спину, он откинул голову и некоторое время рассматривал потолок, издавая лающий смех.

— Видите? Звезды танцуют!

Гидеон вздохнул.

— Мне придется позвать графа, — сказал он. — Гвен, не могла ли бы ты мне помочь с…

Я недоверчиво смотрела на него.

— С ней? У тебя все в порядке с головой?

Я быстро вышла в коридор, чтобы он не увидел моих дурацких слез, которые ручьями текли по моему лицу. Я не могла сказать ни почему я плачу, ни куда я бегу. Наверное, это был тот самый посттравматический шок, о котором постоянно пишут. Люди в шоке совершают самые странные поступки, как, например, пекарь в Йоркшире, которому раздавило руку прессом. Но он еще выпек семь противней булочек с корицей, прежде чем позвать врача. Эти булочки с корицей были самым жутким, что санитарам когда-либо приходилось видеть.

Возле лестницы я замешкалась. Вниз мне не хотелось — там мог сидеть в засаде лорд Аластер, чтобы осуществить свое «совершенное убийство», так что я побежала наверх. Я недалеко убежала, когда сзади послышался голос Гидеона: «Гвенни! Остановись! Пожалуйста». На какую-то долю секунды я представила себе, что он просто бросил Лавинию на пол, чтобы догнать меня, но и это не помогло: я все еще злилась, и грустила, и боялась, или все это одновременно, и бежала, слепая от слез, наверх по лестнице, забежав в какой-то коридор.

— Куда ты бежишь? — Гидеон догнал меня и попытался схватить за руку.


— Все равно куда! Лишь бы подальше от тебя, — всхлипнула я и забежала в первую попавшуюся комнату.

Гидеон следом за мной. Я хотела уже рукавом вытереть слезы с лица, но в последний момент вспомнила о макияже, который сделала мне мадам Россини, и остановилась. Наверное, я и так выглядела не слишком привлекательно. Чтобы не смотреть на Гидеона, я огляделась в комнате. Свечи в настенных подсвечниках бросали свет на симпатичную с позолотой мебель: диван, изящный столик, пару стульев, картину, на которой был изображен фазан и груши, коллекцию экзотически выглядящих сабель над камином и роскошные золотого цвета портьеры на окнах. Почему-то мне показалось, что я уже здесь была.

Гидеон выжидающе стоял передо мной.

— Оставь меня в покое! — сказала я, утратив все силы.

— Я не могу оставить тебя в покое. Каждый раз, когда я оставляю тебя одну, ты делаешь что-нибудь необдуманное.

— Уйди!

Мне хотелось броситься на диван и какое-то время колотить кулаками лежавшие на нем подушки. Неужели я много требовала?

— Я не уйду, — сказал Гидеон. — Послушай, мне очень жаль, что все это случилось. Я не должен был этого допустить.

О господи! Как типично! Классический случай синдрома повышенной ответственности. Какое отношение он имел к тому, что я случайно встретила Ракоци, у которого поехала крыша, как сказал бы Ксемериус? С другой стороны — немного чувства вины ему совсем не помешает.

— Но допустил! — сказала я поэтому и добавила: — Потому что ты смотрел только на нее.

— Да ты ревнуешь! — Гидеону хватило нахальства засмеяться. В его смехе чувствовалось облегчение.

— Жди дольше! — Мои слезы закончились и я украдкой вытерла нос.

— Граф наверняка интересуется, где это мы пропали, — сказал Гидеон после небольшой паузы.

— Пусть пошлет на поиски своего трансильванского друга, твой граф. — Наконец-то я собралась с силами, чтобы снова посмотреть ему в глаза. — На самом деле, он даже не граф. Его титул такая же фальшивка, как розовые щеки этой… как там ее зовут?

Гидеон тихо рассмеялся.

— Я уже забыл ее имя.

— Врун, — сказала я, но, не выдержав, слегка ухмыльнулась.

Гидеон тут же посерьезнел.

— Граф не виноват в поведении Ракоци. Он наверняка накажет его. — Он вздохнул. — Ты не должна любить графа, ты должна его только уважать.

Я раздраженно фыркнула.

— Я ничего не должна, — сказала я и резко отвернулась к окну.

И вдруг я увидела… себя! В школьной форме я глупо выглядывала из-за золотой портьеры. Боже! Поэтому комната показалась мне знакомой! Это был класс миссис Каунтер, а Гвендолин за портьерой как раз третий раз прыгнула во времени. Я сделала ей знак, чтобы она снова спряталась.

— Что это было? — спросил Гидеон.

— Где? — спросила я, изо всех сил постаравшись звучать глупо.

— У окна. — Он по привычке потянулся за шпагой, но схватил лишь пустоту.

— Ничего там нет!

То, что я сделала после этого, нужно в любом случае списать на посттравматический шок — напоминаю еще раз о пекаре и коричных булочках в крови, — в нормальных обстоятельствах я бы никогда ни за что так не поступила бы. Кроме того, мне показалось, что у двери мелькнуло что-то зеленое и… ах, честно говоря, я сделала это только потому, что точно знала, что я это сделаю. Мне как бы не оставалось ничего другого.

— Кто-то может стоять за портьерой и подслуш… — сказал Гидеон, но я уже обняла его за шею и прижала свои губы к его губам. И, коль я уже была так близко, прижалась к нему всем телом в самой лучшей манере Лавинии.

Пару секунд я боялась, что Гидеон оттолкнет меня, но потом он тихонько застонал, обнял меня за талию и еще крепче прижал к себе. Он так горячо ответил на поцелуй, что я забыла обо всем на свете и закрыла глаза. Как и раньше, в танце, перестало иметь значение все, что было или будет вокруг нас, не имело значения и то, что он вообще-то был негодяем, — я только знала, что люблю его и буду всегда любить и что хочу, чтобы он целовал меня целую вечность. Тонкий внутренний голосок шептал мне, что надо прийти в себя, но губы и руки Гидеона привели к противоположному. Поэтому я не могу сказать, сколько прошло времени, прежде чем мы оторвались друг от друга и смущенно посмотрели друг другу в глаза.

— Почему… ты это сделала? — спросил Гидеон, тяжело дыша. Он выглядел совершенно растерянным. Нетвердо ступая, он сделал пару шагов назад, как будто хотел как можно быстрее быть подальше от меня.

— Что ты имеешь в виду — почему?

Мое сердце колотилось так быстро и громко, что он наверняка мог его слышать. Я бросила взгляд на дверь. Наверное, то зеленое, что мелькнуло в дверях, мне только показалось, а на самом деле оно лежало на этаж ниже на полу без сознания и ждало, когда же его приведут в чувство поцелуями.

Гидеон недоверчиво сузил глаза.

— Ты же…

За два шага он оказался у портьеры и резко отодвинул ее в сторону. О, опять типичная ситуация! Едва переживаешь с ним нечто… э-э-э… сумасшедшее, он тут же старается как можно скорее изгладить хорошее впечатление.

— Ты ищешь что-то конкретное? — насмешливо спросила я. Конечно, за портьерами никого не было — мое другое «я» давным-давно прыгнуло обратно и в данный момент спрашивало себя, где это оно, черт возьми, научилось так классно целоваться.

Гидеон повернулся ко мне. Замешательство исчезло из его лица, уступив место обычному высокомерию. Скрестив руки, он оперся на подоконник.

— Что это было только что, Гвендолин? За мгновение до этого ты смотрела на меня с отвращением.