Тень императора

С трудом дождавшись рассвета, я с первыми лучами солнца встал, выбрался на улицу, зашел в нужник и первым же делом сунул два пальца в рот. И вот тогда мне наконец полегчало. Скрученные судорогой внутренности успокоились. Зато бурлившая во мне с ночи неприязнь к его высочеству только усилилась. Более того, мне вдруг подумалось, что в нашей ситуации это вполне естественно, ведь я ему не невеста. Я даже не женщина в полном смысле этого слова, поэтому магия первого императора и не влекла нас друг к другу, а наоборот, отталкивала. Это было, с одной стороны, обнадеживающе. А с другой… боюсь, вскоре его величеству придется сослать меня куда-нибудь подальше. Потому что если дело действительно в перстне, то к концу третьего года я, скорее всего, начну искренне ненавидеть наследника престола. А Карриан так же искренне захочет меня убить.



Поутру я впервые за долгое время почувствовал голод. Не физический… нет, перед отъездом из Хадиц я затолкал в себя столько ароматной каши, сколько влезло в желудок. Однако голод не исчез. И этого было достаточно, чтобы еще больше увеличить дистанцию между собой и магами, особенно Кэртом, чья аура все это время соблазнительно маячила перед глазами.

Еще во время учебы мы с Тизаром провели эксперимент и доподлинно выяснили, что без специальной подпитки в условиях полного отсутствия магии я смогу держать себя в руках примерно месяц. Поэтому, уезжая из дворца, я не брал дополнительных артефактов и не особенно переживал, что останусь без амулетов. Но когда ощутил, что все чаще посматриваю в сторону Кэрта и прикидываю, сколько смогу из него вытянуть, то предпочел отъехать от него подальше.

Караван, вопреки обещаниям его высочества, ждал нас не в самих Хадицах, а примерно в половине дня пути от них. Чуть в стороне от дороги. Там же для нас была приготовлена теплая одежда. Горячая еда.

Насколько я понял из разговоров, снабжение крепости Хад осуществлялось в среднем раз в месяц. Летом почаще, зимой, наоборот, реже. В замок везли одежду, продукты, различную утварь, дрова… На этот раз караван задержался, потому что дожидался окончания осенней ярмарки. Ну а когда до коменданта дошли сведения о нашем приезде, сроки сдвинулись еще на три дня.

На охрану каравана, состоявшего из полутора десятков телег, было отряжено почти тридцать рубак, которые поначалу встретили нас не слишком приветливо. Но стоило Зилю показать верительную грамоту, как все вопросы отпали сами собой. Какие уж там указал полномочия его величество, я не знаю, но, судя по тому, что Карриану даже капюшон снимать не пришлось, полномочия эти были внушительными.

На протяжении всего остального дня караван медленно полз в гору, покрывая от силы четыре-пять рисаннов в час. Лошади шли тяжело. Нагруженные до предела телеги мерно поскрипывали, над пустой дорогой завывал холодный ветер, а к вечеру снова пошел снег. Пока еще не сильный, но все же он начал доставлять неудобства, да и температура воздуха начала столь быстро опускаться, что это вызывало удивление.

К вечеру похолодало настолько, что люди надели шапки, а поверх доспехов и кольчуг натянули дубленки и меховые тулупы. Чем выше в горы, тем ниже опускалась температура, и тем медленнее таял снег на дороге.

– Эй, малец, – поравнялся со мной Хорт. – Ты б оделся, что ли?

Я задрал голову к небу и высунул язык, ловя на него снежинки.

– Мне пока и так хорошо.

И это было правдой. Из всего каравана только у меня оставалась на плечах легкая курточка, а на голове не было шапки или капюшона. Снег на моей коже по-прежнему не таял, а в волосы его набилось столько, что скоро придется горстями выгребать. Но мне нравилось. Почти так же я себя чувствовал, когда охотился на ледяных равнинах. И это маленькое воспоминание грело душу получше каких-то там шкур.

– Мар, оденься, – вскоре не выдержал и Зиль. – На тебя смотреть холодно.

– Кому холодно, тот пусть возьмет одеяло, – проворчал я, но все же выудил из сумки легкий плащ и накинул на голову, чтобы отстали. – И вообще, вам не кажется, что зима наступила как-то слишком уж быстро?

– Это не зима, – буркнул цыган. – А магическая аномалия.

– С чего бы ей тут взяться?

– Народ тут помирал слишком часто. Лет триста назад целая армия полегла. А с ними маги. В том числе и стихийники. Вот с тех пор тут Рам знает, что с погодой творится. И даже посреди жаркого лета может пойти снег.

– А-а-а…

– Вот тебе и а-а-а… Надень шубу, Мар, не то застынешь.

Еще часа через два снег повалил настолько густой и сильный, что каравану пришлось совсем туго. Дорогу мгновенно замело. Колеса телег начали неумолимо вязнуть. Да еще и дорога стала неровной, поэтому скорость передвижения резко упала, а покрытые густой белой шубой лошадки начали выказывать явные признаки усталости. Самое скверное заключалось в том, что деревьев здесь практически не было, поэтому преград для ветра не существовало. Он свободно гулял вдоль дороги, завывал меж скал, бросал в лицо целые пригоршни снежинок и стегал коней по низко опущенным мордам, вынуждая их отворачиваться и притормаживать еще больше.

Наконец впереди показалась большая скала, и кто-то мудро скомандовал привал. Телеги тут же поставили в круг, лошадей распрягли и накрыли сухими попонами. Затем запалили сразу два костра, вскипятили воды, поели горячего и, укрывшись от ветра под специально прихваченными, натянутыми между телегами тентами, стали устраиваться на ночлег.

Как оказалось, в этом мире тоже додумались до спальных мешков, только делали их не из синтетического материала с теплой шерстяной прослойкой, а из специальным образом обработанных и сшитых шкур. Заберешься в такой спальник, набросишь на голову «клапан» – и красота: ни снег не залетит, ни тепло ветром не выдует. Особенно если спальник рассчитан на двоих и в нем окажется еще одно тело с температурой в тридцать шесть и шесть десятых градуса.

Я по понятным причинам в компанию ни к кому не напрашивался. И пока решали, кто с кем будет спать, вообще старался не отсвечивать. Хотя бы из тех соображений, что народу в отряде теперь стало нечетное количество и кто-то один по-любому должен был остаться без компаньона. Меня бы такой вариант более чем устроил. Но увы. Излишне заботливый рино Кэрт не вовремя напомнил его высочеству о наличии несовершеннолетнего в отряде, и меня в приказном порядке определили к Зюне, которого такой поворот дела ничуть не огорчил.

Наличие постороннего лица в спальном мешке вынудило меня избавиться от части оружия и припрятать его до утра, включая клинки, которые я носил под курткой. В многолюдном отряде сделать это было проблематично, но опустившаяся на горы раньше обычного ночь слегка облегчила мою задачу.

– Ты, если что, пинай, а то вдруг раздавлю, – кхекнул северянин, устраиваясь в кармане из шкур и стараясь уместить в не рассчитанном на таких здоровяков пространстве свои широкие плечи. – Тесновато-то тут что-то…

– А потому что жрать меньше надо, – немедленно раздалось из соседнего спального мешка.

– Еж, да ты, походу, завидуешь, – присвистнул я, кое-как втискиваясь рядом с Зюней. Черт. Какой же он горячий!

Еж возмущенно всхрапнул:

– Кто?! Я?!

– Ты-ты, – подтвердил я, пытаясь устроиться поудобнее. – Второй день только и слышу, кто сколько съел и кто сколько весит. Тебе не кажется, что это становится навязчивым?

– Он всегда такой, – зевнул из третьего мешка Уж. – Расслабься, мелкий.

– Да я не напрягаюсь.

– Мар, ты что, замерз? – удивился северянин, когда я случайно задел его локтем. – Эй! Да у тебя руки ледяные!

– Они всегда такие. Спи.

– Смотри у меня! Не вздумай разболеться.

– Это не твоя забота, – буркнул я, поворачиваясь к северянину спиной и стараясь его больше не касаться. – Мамочки мне тут только не хватало…

Черт! Да от него жар идет, как от печки. До утра точно расплавлюсь. А он, наверное, замерзнет, хотя я специально подложил между нами плащ и предпринял все меры, чтобы случайно не вытянуть из него ни капли жизненной силы.


– Тал тебе в корму, Мар, – вдруг поежился Зюня. – Ты действительно холодный.

– Это потому, что я упырь, понял? А теперь спи, иначе покусаю, и к утру ты станешь таким же.

– Что такое «упырь»?

– Нежить. Нечисть. Зло в чистом виде… поэтому оно холодное и кусачее. Особенно по ночам.

Где-то неподалеку раздался тихий смех.

– Слышь, Еж… это и про тебя тоже, – заметил кто-то из темноты. – Холодное, кусачее, Тал знает что… ну, ты и есть!

– Да чтоб вас Рам на ледяных равнинах света лишила! – с чувством отозвался невидимый Еж. – Кому еще не спится? Ворон, ты? Если не заткнешься, я тебя завтра в сугробе зарою. И еще кого-нибудь. За компанию.

Я тихо хмыкнул, представив, как тощий Еж будет пытаться скрутить более рослого и упитанного Ворона, да еще на виду у побратимов. Но больше встревать не стал. А народ, попрепиравшись и обменявшись привычными шуточками, вскоре угомонился.

Как ни странно, заснуть мне все-таки удалось. И даже почти до утра, хотя к рассвету с меня сошло сто потов. Зюня был слишком теплым. Таким, каким, наверное, и должен быть настоящий мужик. Но мне от этого тепла не было никакого проку. Оно душило. Мешало дышать. Так что в конце концов я откинул клапан и, выбравшись из прогретого мешка, бухнулся носом прямо в наметенный за ночь сугроб.

Ох… какой же это был кайф!

Я засунул нос в снег и фыркнул, испытывая необъяснимое желание забраться туда целиком и валяться, кататься до упаду, чтобы потом вскочить и с шумом отряхнуться, разбрасывая во все стороны снежинки. С трудом потом вспомнил, что у меня сейчас две ноги, а не четыре. Но хватануть губами снег и с наслаждением его проглотить мне это не помешало. После чего все равно пришлось вставать, брести в сторону отхожего места, а заслышав по дороге долгий протяжный вой, замереть и настороженно прислушаться в надежде услышать знакомый голос.

– У-у-у… у-у-у…

– Это просто ветер, пацан, – негромко бросил кто-то из темноты. Вроде бы Хорт. Ну да, вон его шапка торчит. Да и время как раз под его дежурство подходило. – В горах так часто бывает.

Я прислушался снова, но потом с разочарованием понял: и впрямь ветер. А облегчив пузырь, решительно пробрался сквозь наметенные за ночь сугробы и, плюхнувшись возле закутанного в три одеяла северянина, требовательно на него посмотрел.

– Расскажи еще что-нибудь. Про ледяные равнины.

– Да я б, может, и рассказал, если бы смог там побывать и вернуться, – хмыкнул Хорт.

– И все равно расскажи. Что там за души живут? Почему ты сказал, что им в этом мире не место? Что они ищут? Есть ли у них выбор?

– Да откуда ж мне знать-то? – непритворно удивился здоровяк. – Я тебе что, жрец?!

– А волки там тоже есть? Помнится, ты что-то говорил о призраках…

– Заткнись, пацан! – вдруг рявкнули на меня из темноты сразу два голоса. Причем незнакомых и изрядно встревоженных. – Не ровен час, накличешь!

Я аж подпрыгнул от неожиданности.

Ишь, нервные какие. Орать-то зачем?

– Кого я могу накликать?

– Говорят, у богини Рам на ледяных равнинах есть своя стая… – не слишком охотно отозвался Хорт. – Ее по-разному называют: ледяная, снежная, призрачная… У меня на родине их зовут детьми Рам. Духами льдов. И еще есть поверье, что их не стоит поминать без причины.

– Почему?

– Потому что каждый зов однажды может быть услышан. А духи льдов…

– Да заткнитесь же вы наконец!

Хорт поморщился, но понизил голос до шепота и все же закончил:

– Они иногда откликаются. Как волки. Огромные снежные волки, которые появляются лишь в самые лютые морозы. Говорят, в царстве Рам царит вечная зима. Поэтому, когда приходят духи льдов, на мир обрушиваются метели. Долгие, страшные. Когда сугробы до крыш. Когда птицы замерзают на лету. Такое бывает редко. Раз в двадцать зим. Или даже реже. Но когда это случается, всегда кто-то умирает, Мар. Иногда один, иногда целыми семьями. Поэтому-то духов льда и нельзя призывать. Особенно в холода.

– А если ты увидишь их в другое время года? – полюбопытствовал я. Правда, шепотом, чтобы излишне нервные соседи не услышали и не вознамерились дать мне по шее. – Такое когда-нибудь случалось?

Северянин странно улыбнулся.

– Случалось. Но обычно это означает, что они явились за тобой. Духи всегда знают, когда душе пора уходить на ледяные равнины. Знают и ждут поблизости, чтобы забрать ее с собой. Когда кто-то говорит, что видел в лесу белого волка, чаще всего это предвестник скорой смерти. Рам предупреждает, что времени осталось немного. Неделя-две… максимум месяц. А потом душа, так или иначе, уходит, и это еще одна из причин, по которой о духах льда стараются не говорить.

– Э… Это что, про смерть – тоже поверье?

– Нет, мальчик, – качнул головой Хорт. – Это примета. И пока она еще ни разу нас не подводила.





Глава 20