The One. Единственный

Элли была тронута его наивностью — это надо же, полагать, будто в Лондоне только один продавец цветов…

Тим уже ждал в ресторане, когда Элли приехала туда через несколько минут. Невзирая на настоятельные протесты Андрея, своего начальника службы безопасности, она поехала на такси одна, проигнорировав его слова о том, что сейчас, когда по Лондону рыщет серийный убийца, ей как никогда следует быть предельно осторожной. Место их второго с Тимом свидания располагалось на тихой улице неподалеку от Ноттинг-Хилл. Это был выбор Тима: семейная французская пивная, чьих стен не касалась кисть с краской еще со времен Тэтчер.

Тим сидел на барном табурете, в ожидании ее прибытия отдирая этикетку с бутылки импортного пива. Она еще с улицы в окно заметила его темный костюм. Волосы были причесаны на косой пробор, и он грыз ногти. Похоже, на этот раз приложил больше усилий к своей внешности, а также больше нервничал.

Его нервозность заставила Элли напрячься. Что, если он узнал, кто она такая, и, как следствие, счел нужным произвести на нее лучшее впечатление? Это было совсем не то, чего ей от него хотелось; сколько раз она была свидетелем того, как мужчины из кожи вон лезли, чтобы конкурировать с ней… Другие же наивно полагали, что, осыпая ее дорогими подарками, смогут завоевать ее сердце. Хотя Элли и восхищалась такой сильной личностью, как Мадонна, она не назвала бы себя «материальной девушкой»[27].

— Джин с тоником, пожалуйста, — сказал Тим бармену, когда Элли уселась рядом. Ей понравилось, что он запомнил ее любимый напиток. — Ты сегодня классно выглядишь, — сказал он, окидывая взглядом ее черный топ, юбку до колен и черные кожаные ботинки.

— Ты тоже, — ответила она. — Это новый костюм?

— Да, а как ты узнала?

— Ты оставил на кармане вот это. — Элли улыбнулась и сорвала ценник. Правда, при этом оторвала от шва часть кармана. — Ой, извини! — Она испуганно прикрыла рот рукой.

— Ничего страшного, — заверил Тим и похлопал по карману, чтобы тот вернулся на место.

— Я чувствую себя ужасно… ты приложил столько усилий…

— О, ерунда!

— Цветы, новый костюм, лосьон после бритья… но сегодня, в отличие от первого раза, ты как будто чем-то озабочен. У тебя всё в порядке?

— Извини… — Тим вздохнул. — Но я должен сделать одно признание.

Черт возьми, подумала Элли, чувствуя, как внутри у нее все сжалось. Вот и всё. Он изучил ее профиль и решил, что она ему не пара.

— Я рассказал своему приятелю Майклу про наше первое свидание, и он отчехвостил меня, — продолжил Тим.

— Не совсем уверена, что понимаю тебя…

— Он сказал, что, хотя мы с тобой и ДНК-пара, я должен был принести тебе цветы и пригласить в какое-нибудь приятное место, а не в местный паб. И что мне следовало бы прифрантиться. Вот я и купил новый костюм. Я давно не был на свидании, Элли. Несколько последних были с женщинами с сайта знакомств, и я единственный, кто на них пытался прилагать усилия. Поэтому с тобой я пошел другим путем. Затем, когда ты вошла, такая красивая, такая стильная, я понял, что был не прав. С другими, в тех редких случаях, когда я знакомился с кем-то, кто мне действительно нравился, это никогда не было взаимно, и я почти сразу перемещался в круг друзей, не более того. Но когда мы встретились, я определенно почувствовал нечто большее, чем просто волнение при виде красивой пташки. Что-то подсказало мне, что нам с тобой суждено стать чем-то большим, нежели просто друзьями. И теперь я немного нервничаю по этому поводу, так как не знаю, что должно произойти дальше. Я не хочу отпугнуть тебя… даже не знаю, можно ли отпугнуть свою ДНК-пару… Кстати, не стесняйся, можешь перебить меня в любой момент, пока я не наговорил кучу глупостей.

— Честное слово, Тим, мне даже понравилось, что ты был самим собой, — сказала Элли, не уверенная в том, когда в последний раз встречала человека, не стесняющегося изливать перед ней душу.

— Но когда тебе оказывают знаки внимания холеные лондонские типы в костюмах от «Хьюго Босс» и с часами «Ролекс» и вдруг оказывается, что твоя ДНК-пара — это провинциальный плебей…

— Поверь мне, Тим, — прервала его Элли, — мне было куда приятней с тобой в твоем местном баре, чем с кем-то из этих типов в очередном стильном заведении.

По лицу Тима промелькнуло облегчение.

— Может, попробуем сегодня еще разок? — спросил он.

— Нет, я тайно наслаждаюсь неловкостью текущего момента.

— Тогда пойдем и посмотрим, готов ли наш столик. Тогда я смогу капнуть супа на свою рубашку или пролить на колени вино, и тогда нам будет что вспомнить.

— Главное, чтобы с тобой вновь не случилась «любовь с первого пука».

— Не хочешь узнать, что происходит, когда у меня любовь со второго?

Элли рассмеялась. В Тиме было немало вещей, которые Элли находила милыми: например, то, как подрагивают уголки его губ за секунду до того, как он зальется смехом; то, что в его бороде поблескивает легкая седина, что его левое ухо торчит чуть больше, чем правое; то, как лицо его делается пунцовым, стоит ему смутиться…

И хотя для нее это не было ни любовью с первого, ни со второго взгляда, в одном она была уверена: в Тиме есть нечто такое, что располагает к нему.





Глава 31

Мэнди




Мэнди внимательно слушала, пока мать Ричарда, Пэт, вспоминала случай за случаем из жизни ее сына, восполняя многочисленные пробелы в скудных знаниях Мэнди биографии ее ДНК-пары. Это была их вторая встреча за неделю, на этот раз в кофейне садового центра в деревне на полпути между их городами.

— Женщины, которых Ричард тренировал в спортзале, обожали его. — Пэт усмехнулась. — Он был красивым парнем, но, помимо этого, имелось в его личности нечто такое, от чего они просто млели. Думаю, это потому, что он каждой уделял внимание, внимательно слушал их. Наверное, это то, чего они не получали от своих мужей. И, конечно, некоторые из них ошибочно воспринимали это за некий интерес к себе.

Мэнди поняла, что именно в Ричарде так привлекало к нему женщин. Чем больше она слышала о нем от тех, кто знал его лучше других, тем глубже влюблялась в него, вопреки себе самой. Она цеплялась за каждое слово Пэт, когда та описывала его раннее детство, то, как он унаследовал от отца любовь к приключениям и что, где бы он ни был, всегда поддерживал контакт с семьей, будь то по электронной почте или по телефону. Пэт рассказала о том, что, когда Ричарду было всего девять лет, его отца унес из жизни внезапный сердечный приступ, и он тотчас же взял на себя роль главного мужчины в доме.

— Полагаю, Хлоя рассказала тебе о его раке? Который вдохновил его на путешествия?


— Да, она упомянула об этом.

— Ему было семнадцать, когда он нашел в яичке уплотнение, и сначала ничего не сказал… Вряд ли подростку хочется, чтобы его мать знала, что у него там что-то не так. Но когда он наконец признался мне, я потащила его к врачам. Через пару дней Ричард уже был в больнице, где ему удалили это уплотнение. Увы, оно оказалось злокачественным, и ему пришлось пройти несколько сеансов химиотерапии, но через полгода он снова был здоров.

— Представляю, что вы тогда пережили…

— Да, это было не лучшее время. После этого Ричарда стало не узнать. Мне кажется, в душе он знал, что его время на этой земле ограничено, и он хотел использовать его по максимуму. Разве можно поставить это ему в упрек? В конце концов, он был прав, и ему удалось сделать за эти годы больше, чем многие другие делают за всю жизнь.

— Уж точно больше, чем я, — сказала Мэнди. Любовь Ричарда к приключениям заставила ее устыдиться собственного домоседства. Она невольно задавалась вопросом, какие уголки мира они могли бы увидеть вместе, если б не вмешалась судьба.

— А как насчет тебя, Мэнди? — неожиданно спросила Пэт. — Я все рассуждаю о Ричарде, о том, каким он был, но ни разу не спросила тебя, что ты чувствуешь, когда слушаешь мои рассказы?

Мэнди убрала пальцы от чашки кофе и взглянула на посетителей: те поднимали цветочные горшки и придирчиво рассматривали растения в них. Затем ее внимание привлекла пожилая пара: держась за руки, они сидели рядом на скамье, молча наблюдая за яркими рыбками в искусственном пруду. Им с Ричардом никогда не состариться вместе.

— Когда вы говорите о нем, у меня возникает чувство, что я многое пропустила, — ответила она. — Человек, который любит свою семью и хочет стать главой новой семьи… именно о такой ДНК-паре я мечтала. Меня словно разорвали пополам — мне приятно, что наши ДНК совпали, но грустно, что мы даже ни разу не встретились, не говоря уже о том, чтобы быть вместе. Говорят, что нельзя тосковать по тому, чего у тебя никогда не было, но это неправда. Я тоскую по нему, хотя ни разу не видела его.

Пэт положила руку на локоть Мэнди.

— Лично я гордилась бы, будь у меня такая невестка, как ты.

Мэнди отвернулась и прикусила губу, чтобы та не дрожала. Увы, этого было недостаточно, чтобы остановить слезы, что уже катились по ее щекам.





Глава 32

Кристофер




Глоток алкоголя, который Кристофер добавил в свой эспрессо, взбодрил его. Убийство Номера Десять ранним утром прошло на редкость гладко. Он совсем не устал, скорее наоборот, испытывал приятный прилив сил и потому не спешил лечь спать. Голова была полна планов, которые требовалось обдумать. Поэтому он надел шорты, майку и кроссовки — аккуратно зашнуровав их, чтобы петли были одинакового размера, — и вышел из дома на утреннюю пробежку. Когда в его мыслях царил кавардак, физические нагрузки помогали разложить все по полочкам.

Кристофер обожал быть объектом внимания, независимо от того, откуда оно исходило. Его убийства были анонимными, поэтому он добивался его другими способами: носил дорогой, сшитый по индивидуальной мерке костюм, брал для пробного вождения автомобили, которые не собирался покупать, или договаривался с риелторами о показе недвижимости стоимостью в несколько миллионов фунтов стерлингов, которую никогда не смог бы себе позволить. У него имелась привычка ходить по раздевалке в тренажерном зале дольше, чем нужно, демонстрируя мускулистое тело, которому, он был уверен, позавидуют другие мужчины. А когда бегал, нарочно не надевал нижнего белья, чтобы прохожие могли видеть, как его член болтается в спортивных трусах из стороны в сторону.

Дорогие кроссовки стучали по оживленным лондонским тротуарам, неся его к зелени Гайд-парка. Он бежал и задавался вопросом, что было в нем такого, что заставляло его искать это внимание и сопутствующие ему проблемы и осложнения.

Жизнь была бы гораздо проще, если б после убийства он просто тихо покидал дома убитых и ждал, когда полиция обнаружит тело. Кристофер же предпочел делать вещи поинтереснее: рискуя быть пойманным, он возвращался на место преступления, чтобы оставить свой фирменный знак, фотографию следующего объекта, и картинку на тротуаре, нанесенную по трафарету из баллончика с краской. Полиции не оставалось ничего другого, как, высунув язык, бегать от одного трупа к другому, в надежде на то, что со временем осмотрительность изменит Кристоферу и он оставит улики. А пока им было не за что зацепиться.

Это своего рода изюминка, подумал он, и она наверняка возбудит интерес прессы и общественности, которым, когда дело касалось серийных убийц, нравились визитные карточки. Фильмы и книги подогревали уровень ожидания, и Кристофер был счастлив доставить аудитории удовольствие. Полиция всегда будет проводить идентификацию следующей девушки, думая, что с каждым новым убийством он становится небрежнее и обязательно оставит какую-нибудь зацепку. Пока что им было не за что зацепиться.

Частью его плана всегда было в течение двух-трех дней вернуться к ним в дом, чтобы оставить фотографию и рисунок. Надо сказать, что до сих пор ему везло: к этому моменту полиция еще не успевала обнаружить тело. Кристофер рассматривал возвращение на место преступления как своего рода бонус: шанс еще разок взглянуть на искусно проделанную работу.

Увеличив громкость на пристегнутом к руке MP3-плеере, Кристофер побежал в такт любимым мелодиям. Следующей исполнительницей была Адель, и он задумался, почему все убийцы в телевизионных сериалах слушали исключительно агрессивный, бьющий по ушам и мозгам тяжелый металл, а все вымышленные черные преступники — один только рэп. Никто никогда не убивал и не грабил банк под песни Рианны или Джастина Бибера.

Перебежав улицу, Кристофер продолжил бег мимо череды магазинов и вскоре увидел знакомый дверной проем. Он никогда не выбирал свои объекты наобум, лишь на основе строгих критериев. Это были молодые незамужние женщины, которые пребывали в активном поиске и жили одни. Обычно они снимали квартиры в старых домах без охранной сигнализации и с древними замками на входных дверях. Все они жили вдалеке от своих родных, а поскольку Лондон — большой и анонимный город, то своих соседей они тоже не знали. Проходила пара дней, прежде чем кто-то из знакомых или коллег по работе замечал отсутствие человека и в конечном итоге сообщал в полицию.

Посмотрев на дверной проем, Кристофер вспомнил литовскую девушку, которая там жила. Он несколько раз поболтал с ней в интернете, и она вошла в его длинный список. Но затем Кристофер обнаружил, что она ищет себе соседку по квартире. Он знал, какой мощный кайф он словил бы от убийства двух девушек за одну ночь. Увы, риск облажаться был слишком высок, и Кристофер удалил ее из своего списка. Она никогда не узнает, как ей повезло.

Эксперты возлагали ответственность за серийные убийства на «человека с психопатическими наклонностями», и это единственное, в чем они были правы. Этот диагноз не был для Кристофера новостью. Много лет назад он по собственной инициативе выполнил ряд тестов, чтобы лучше понять, кто он такой.

Псих — это было первое прозвище, которого он удостоился еще в школе, после того как во время матча в регби грубым захватом сломал ключицу другому мальчику. Был еще и мяч для хоккея на траве, нарочно брошенный с такой силой, что выбил одной девочке глаз. А вылитый в школьный пруд отбеливатель! Тогда ему хотелось проверить, сколько времени потребуется тритонам, чтобы всплыть на поверхность брюхом вверх. Прозвище не беспокоило его — тогда он толком не знал, что это значит. Тем не менее оно, похоже, снискало ему репутацию пацана, с которым лучше не связываться, и это Кристоферу нравилось.

Теперь он понимал: его родители наверняка знали, что с их младшим ребенком что-то не так, раз проверяли его на аутизм и синдром Аспергера[28]. Результаты оказались отрицательными, и тогда они, закрыв глаза на его странности, сосредоточились на том, чтобы помочь ему вписаться в общество. Когда он сказал им, что изо всех сил пытается почувствовать хоть что-то, от сострадания до любви, они вместо этого научили его подражать общественно приемлемому поведению.

Став подростком, Кристофер зациклился на том, как люди реагируют на не зависящие от них обстоятельства и, в частности, на созданные им самим сценарии. Однажды он забрал соседского малыша из их сада и бросил в лесу в двух милях от дома, просто чтобы посмотреть, какова будет реакция родителей, когда те заметят пропажу ребенка. Реакцией были ужас и отчаяние. Кристофер же искренне не понимал, почему он не способен испытывать то же самое или почему «эмпатия» для него чуждое слово.

Он также не умел определить страх по выражению лица, как не мог определить сарказм и не чувствовал вины, стыда или раскаяния. Даже когда его собственные родители застукали его, пятнадцатилетнего подростка, когда он в теплице трахал дочь их соседа, Кристофер просто повернул голову и смотрел на них, пока они не ушли. К ужасу девушки, он даже не думал останавливаться.

Когда его одноклассники начали находить себе подружек, его интересовало лишь то, что может привести к оргазму, а вовсе не прелюдии и не последующие обнимашки. Любовь казалась пустой тратой времени и энергии за минимальное вознаграждение.

Только когда ему исполнилось двадцать с небольшим, Кристофер досконально изучил, что означает слово «психопат». Оказалось, таких, как он, много, а значит, он нормален — просто это некий иной вид нормы. И слова, которыми на протяжении многих лет швыряли в него, — такие как «бездушный» и «хладнокровный ублюдок», — наконец обрели смысл.

В 1996 году Кристофер заполнил опросник из «Перечня черт психопатических личностей» Роберта Хаэра и, ответив на двадцать вопросов, призванных определить психопатическое поведение, набрал тридцать два балла, то есть значительно выше среднего.

Он также узнал, что, по мнению ряда ученых, мозг психопата устроен неправильно: связи между компонентами, отвечающими за эмоции, слабые. И именно эти слабые звенья и были причиной того, что Кристофер был не в состоянии глубоко чувствовать.

Это его удовлетворило. Ему нравилось, что он не виноват в том, что не владеет своими импульсами. Так что если его когда-нибудь и поймают за его преступления, сей факт послужит ему оправданием. Вместо тюрьмы его поместят в психиатрическую клинику строгого режима, где он станет объектом пристального внимания со стороны тех, кому будет интересно узнать о нем больше. Есть намного худшие способы прожить жизнь, чем пользоваться таким спросом, решил Кристофер.

Он пересек Гайд-парк и вскоре, оставив траву и деревья позади, направил стопы в сторону улиц и массивных викторианских особняков в Ледброк-гроув. На секундочку притормозив, чтобы купить энергетический напиток у уличного торговца, нарочно улыбнулся гей-паре, что разинув рот таращилась на движение члена в его шортах.

Через несколько минут он остановился рядом с магазином здоровой пищи на Портобелло-роуд и посмотрел на окна квартиры на втором этаже. Дважды проверив приложение на смартфоне, чтобы убедиться, что жившая там Номер Одиннадцать все еще на работе, при помощи отмычки открыл входную дверь и ознакомился с планировкой ее квартиры. По сравнению со снимками, размещенными на сайте агентства недвижимости, здесь мало что изменилось, и Кристофер предположил, что его следующее убийство пройдет без сучка без задоринки.