Тьма и пламя

– Конечно же Трин не знает. Разве может быть иначе? – Кристиан сложил руки на груди, немедленно ощутив боль в плече, и прислонился к холодной стене. Он снова посмотрел на рисунок. – В Арде с три десятка умаев. Деверукс решил, что это взаимодействие будет полезно и воспитанникам академии и неупокоенным душам. Все прислужники в Арде были призваны дедом. Он заключил договор с каждым. При нем трое покинули академию, найдя упокоение. При мне – двое. Это прекрасный результат, Лейтон. Я должен это признать. Так уж сложилось, что я не смогу продолжить данную традицию. И каждый из вас вновь отправится в мир в тот момент, когда сердце Деверукса остановится. Но я искренне надеюсь, что каждый из умаев найдет свой путь к свету раньше, чем боги призовут моего деда. Ты был особенным для Деверукса. Поскольку по неизвестной мне причине стал беспокойным духом Арда, долгое время пугая его юных обитателей.

Лейтон неловко повел головой.

– Я не осуждаю, – устало улыбнулся Рэйван. – Деверуксу ты понравился. Он заключил договор, чтобы ты мог остаться в Арде, раз твоя мятежная душа того желала. И верил, что это для тебя шанс. Время. Возможность.

Умай кивнул, сжимая в руке подсвечник. Воск продолжал капать с него на пол, застывая восковыми слезами у ног.

– Я вижу, что свет твоей души так ярок. Осталось немного – и сможешь обрести покой. Полагаю, что во многом тому причиной дружба с Трин. Она способна зажечь даже самую темную душу.

Лейтон снова кивнул, мерцая призраком.

– Но дружба с Трин убивает тебя в некотором смысле, Лейтон. Открываясь ей, ты нарушаешь заключенный договор.

Прислужник встретился с ним взглядом. Кристиан выдержал его, продолжая говорить:

– Умай должен быть нем. Безлик. Должен служить во благо и не тревожить живых своим прошлым. Не должен раскрывать себя и являть истинный облик. Сколько из названных пунктов ты уже нарушил, Лейтон? Ведь как только нарушишь последний – исчезнешь. Вновь рискуешь стать неприкаянным духом, продолжая скитаться по свету. Мертвые не должны привязываться к живым. А живые – к мертвым. Таков порядок. Таковы правила, будь они неладны. Я не могу запретить тебе эту привязанность. Это твое право. Твой выбор. Но до конца ли осознаешь итог? Возможно, правильнее уйти с миром. Ведь и Трин будет страдать, когда узнает, какова была цена этой дружбы. Она желает тебе упокоения. – Кристиан опустил руку на плечо умая. – У нее доброе сердце, друг мой. – Кристиан вздохнул и направился к лестнице.

«Доброе», – мысленно согласился с ним Лейтон. Он смотрел Кристиану вслед, пока тот поднимался по лестнице. Мальчишка… Додумается обработать рану или обратиться к целителю? Пенял ему за то, что Трин будет переживать. А сам что? Своих же слов не слышал?

Добираясь до части замка, где располагались личные комнаты преподавателей, Кристиан задержался перед нужной ему дверью. Спит ведь? И как пить дать начнет отчитывать. Ну что ж… Обреченно вздохнув, он тихо постучал. Ждать пришлось недолго. Зорик не стала даже спрашивать, кого принесло в ночной час. Распахнула дверь, окинула гостя беглым взглядом и сердито велела заходить.

– Во что ты опять ввязался? – возмутилась она, жестом указывая Кристиану на кресло. – Садись немедленно.

– Простая заноза, – попытался оправдаться Рэйван, тяжело опускаясь в предложенное кресло.

– Боги… – Зорик нахмурилась, глядя на алое пятно, украшавшее явно чужую рубашку. – Где ты взял эту одежду? Кто тебя ранил? Что случилось? От тебя разит тьмой… Чужой тьмой.

– Это рубашка капитана стражей. Он расследует дело о покушении на Найрока. Можешь просто немного… Я не хочу идти с этим к Серласу. Целитель слишком любопытен.

– А я – нет? – поджала губы Зорик. – Расстегивай рубашку.

Он послушался, открывая взгляду сестры пропитанную кровью повязку.

– Зла не хватает, – прошептала она, становясь рядом с Кристианом у кресла.

– Тебе и не должно его хватать. Ты инрэйг.

– И с верой в это ты шел сюда, Крис? – вздохнула Зорик.

– Несомненно… – Кристиан ощутил покалывание и нараставшее тепло в плече, когда сестра зашептала заклинание, положив на него ладонь.

Пальцы с нежностью коснулись и скулы, где остался порез от шипа. Кожу стянуло, запекло, вызывая желание тряхнуть головой. Но Кристиан терпел, позволяя исцелять его.

– Отдыхай, – велела Зорик. – Закрой глаза и дыши спокойно. Скоро полегчает.

– Не смей тратить больше, чем необходимо, – не поддался ее словам некромант. – Достаточно будет…

– Я сама решу, когда будет достаточно, дорогой братец! – опасно понизился голос Зорик. – Так что там с расследованием?

– Для Найрока больше нет угрозы, – уклончиво ответил Кристиан.

– А для тебя все еще есть, – пригрозила она, склоняясь к нему ниже. – Все еще есть.

– Женщина, покушавшаяся на студента, была убита этой ночью. Она мстила за своего сына, осужденного и казненного по обвинению Лоруса Найрока.

– Она ранила тебя? – Зорик ласково взъерошила его волосы.

Всегда так делала, сколько Кристиан помнил. Но сейчас не было желания ворчать или уворачиваться от этой ласки.

– Ее слова били больней, – вздохнул он. – Но главное, мальчишка в безопасности.

– Я хочу, чтобы и ты был в безопасности. Ты слаб. И вновь так рискуешь. Пора это забыть.

– Забыть что? – с удивлением посмотрел на нее Кристиан.

– Что тебе больше не для кого жить. Сейчас ведь все иначе? И тебе придется объясняться уже не мне. Не хотела бы я оказаться на твоем месте, – предупреждающе проговорила Зорик, потрепав его по небритой щеке, как ребенка.





Глава 35





Сон не шел к нему. Приведя себя наконец в порядок, Кристиан тряхнул головой, убирая с глаз влажные после душа пряди волос. Он надел чистую рубашку, застегивать не стал, пошевелил плечами, проверяя ощущения. Боль практически исчезла, и затянувшаяся рана доставляла лишь некоторый дискомфорт. Зорик не послушалась, истратила слишком много. Но выбраться из ее цепких рук было делом невозможным. Не отпустила, пока не «спасла». На скуле все же остался тонкий шрам от пореза.

Кристиан остановился у окна. Спрятав руки в карманы брюк, он смотрел на ночной двор. Тихо. Безмятежно. Только мысли метались, не давая покоя. Теперь ему есть ради кого жить. Так сказала Зорик? Теперь есть тот, благодаря кому хочется устоять на краю. Есть свет и есть тепло. Холод и мрак отступали. Втягивали свои когти. Прекращали терзать его душу, стоило подумать о той, что находилась где-то в другом конце замка. Спит? Наверняка нет. Ему хотелось, чтобы не спала. Чтобы хотела увидеть его так же сильно, как и он ее.

Медальон на груди Кристиана блеснул металлом в свете яркой луны. Он поднял руку и коснулся артефакта. Несколько печатей проявилось на полу, приходя в движение. Еще мгновение – и знакомый силуэт возник в их свечении, походя на призрак. Темные потоки волос покрывали плечи и спину, контрастируя с белоснежной ночной сорочкой. Трин была возмущена, руны проступили на руках, которые Кристиан придержал за запястья, ощущая, насколько они горячи. Тьма и пламя – странный союз. Но сейчас не хотелось рассуждать об этом.

– Ты… – Ее дыхание участилось.

– Я. – Улыбка тронула его губы.

Злилась. И оттого выглядела еще желанней. Пусть злится. Он не хотел видеть ее слез. Никогда. И никогда не хотел быть причиной их.

– Ты снова пострадал? – Трин приподнялась на цыпочки, пытаясь ближе увидеть его лицо.

– Скорее моя рубашка.

Кристиан коснулся ее губ легким поцелуем.

– Еще и шутишь?

– Я устал быть серьезным, Спичка.

Ладони Рэйвана скользнули по ее рукам вверх, опускаясь на плечи.

– Ты ведь не с управляющим подрался?

– Нет, – усмехнулся он. – Просто споткнулся. В городе темно. Дороги толком не видать. Нужно будет написать королю, чтобы сместил с должности Улхара, раз не может развесить фонари.

Трин поджала губы, которые ему вновь захотелось поцеловать. Хотелось касаться ее. Ощутить нежность кожи под пальцами и прохладу шелковых волос.

– Останешься, – тихо произнес Рэйван.

Вопрос или требование? Была ли разница? Сердце Трин учащенно забилось.

– Останусь. – Она произнесла вслух? Или мысленно?

Теперь она стояла перед ним, пытаясь скрыть смущение. В теплых отблесках свечей и горевшего камина казалась нереальной. Прекрасной… Кристиан склонил к ней голову и взял девушку за подбородок. Поцеловал, едва касаясь и будто проверяя, не собралась ли бежать прочь.

Словно читая его мысли, Трин рискнула обнять Кристиана за шею. Волосы его все еще были влажными. От него пахло так знакомо. А тепло тела обволакивало, кружило голову. Теперь сама прижалась к его губам, тем самым подтверждая молчаливое согласие. Вместо печати… Так сказал он когда-то.

Кристиан ответил, и на этот раз поцелуй был далеко не нежным, а зовущим, требовательным. И он никак не мог насытиться им. Всплеск силы, вызванный новыми, неизвестными чувствами, хлынул по венам, наполняя Трин до кончиков пальцев. Свечи вспыхнули ярче. И стихия принялась рисовать золотом по ее телу, выводя замысловатый рисунок. Превращала волосы стихийницы в огненные потоки. Кристиан окунул руки в сверкавшие пряди, рассыпавшиеся по спине Трин. Она горела солнцем в его объятиях и согревала своим светом, не причиняя боли.

– Ты прекрасна…

Он спустил с плеч бретельки ее ночной сорочки, позволяя невесомой ткани упасть к ногам. Повторяя золотой рисунок, провел кончиками пальцев по ложбинке между грудями, чувствуя биение сердца. Оно стучало так сильно, что заглушало его собственные мысли.

– Ты тоже… – прошептала Трин, отзываясь на ласку.

Она едва касалась его обнаженной груди ладонями. Будто все еще боясь ранить своей силой и обжечь. Трин сняла рубашку с Кристиана, бросая вслед за собственной сорочкой. Осмелев, неумело гладила плечи и спину жениха, любуясь игрой мышц. Такой отклик еще больше разжег его желание. Кристиан смотрел на ее лицо, пылающее от избытка эмоций. Боги… Как же она прекрасна! И принадлежала ему. Только ему. Всегда.

Не сдерживая себя, Кристиан вновь целовал ее, прижимаясь всем телом, проводя ладонями по обнаженной спине, укрытой завесой длинных огненных волос. Трин обвила его шею руками, позволяя увлечь к кровати. Едва уперлась ногами в ее край, остановилась, в последний раз замирая в нерешительности. Затем, отгоняя прочь ненужные сомнения, потянулась к ремню на брюках Кристиана. Кристиан позволил освободить его от оставшейся одежды, не оставляя более преград между ними.

Не давая Трин вновь поддаться сомнениям, он увлек ее за собой на прохладную постель. Жар тела окутал Кристиана, а губы не дали сорваться словам, прерывая их поцелуем. Трин ответила, скользя ладонями по плечам и спине, порывисто гладя его. Ей казалось, что теряет связь с реальностью, погружаясь в нахлынувшую волну наслаждения. Это незнакомое чувство пугало своей бесконтрольностью, но она желала продолжения.

Кристиан что-то глухо прошептал, смешивая их прерывистые дыхания. Но слова сейчас не имели значения. Ее сила накатывала волнами, то наполняя удивительным жаром, то медленно тая. Трин водила кончиками пальцев по груди Кристиана, очерчивая проступавший на ней черный рисунок. Он был прекрасен… Удивителен… Трин прильнула к нему всем телом.

Кристиан желал ее так неудержимо, что биение собственного сердца оглушило его. Он подвел руки под ягодицы невесты и прижал ее к себе. Чувствовал, как преодолел некую преграду, которая осталась позади ощущением теплой тесноты, когда она приняла его в себя.

Трин буквально вспыхнула от новизны и силы ощущений, подаваясь к Кристиану навстречу. Россыпь тающих искр укрыла их. А взметнувшееся следом пламя танцевало вокруг постели, смешиваясь со всполохами голодной тьмы. Кристиан успокоил Трин поцелуем, не в силах остановиться. Доверяясь ему, она позволила увлечь себя в омут новых чувств. Она принадлежала ему. Только ему, растворяясь в собственной стихии и в этом чувстве.

Позже, когда страсть их утихла и Трин безмятежно уснула, Кристиан осторожно укрыл ее. Затем долго стоял, глядя на нее спящую. За что судьба дала ему этот подарок? С ней он никогда не будет знать покоя. И никогда не будет одинок. Никогда… Сейчас это слово имело совсем иной смысл. Оно не было наполнено холодом и одиночеством. С Трин все иначе. Рядом с ней ощущалось это удивительное чувство покоя и умиротворения. Наверное, это и было счастье…

Будить Трин не хотелось, но близился рассвет. Утром она захочет оказаться в своей комнате. Кристиан склонился к ней и провел тыльной стороной ладони по плечу.

– Трин…

Пришлось позвать еще раз, ожидая, пока откроет глаза. Они на мгновение сверкнули золотом, затем угасли и обрели привычный карий оттенок. Трин приподнялась на постели, подтягивая повыше край одеяла. Сорочку Кристиан оставил рядом с нею, не желая лишний раз смущать, и сделал вид, что любовался предрассветным видом на ардовский двор.

– Скоро поднимется солнце, – предупредил он, слыша, как Трин рискнула откинуть одеяло и одеться.

– Я… Я заснула. Тебе нужно было сразу разбудить меня, – послышался ее взволнованный голос.

– Для этого не было причин. Тебе нужен отдых.