Убийства по алфавиту

– Только не сейчас. Мне нужна дополнительна информация. А ее я смогу получить от нашей спецкоманды. И вот тогда… когда у меня будет ответ на один вопрос, я пойду и встречусь с A. B.C. И наконец мы сядем с ним друг напротив друга – A. B.C. и Эркюль Пуаро, противники.

– А что потом? – спросил я.

– А потом, – ответил мой друг, – мы начнем разговаривать! Je vous assure[86], Гастингс, что для человека, которому есть что скрывать, нет ничего страшнее открытой беседы! Однажды старый мудрый француз сказал мне, что человек придумал речь, чтобы люди разучились думать. Беседа – это идеальный способ выяснить то, что ваш собеседник хочет скрыть. Человеческое существо, Гастингс, не способно противостоять соблазну раскрыться в беседе. И каждый раз в открытой беседе человек будет выдавать себя!

– И что же вы ожидаете услышать от Каста?

– Ложь, – улыбнулся Пуаро. – И эта ложь расскажет мне всю правду.





Глава XXXII

…и рассуждает об охоте на лис




В течение нескольких последовавших дней мой друг был очень занят. Он неожиданно и таинственно куда-то исчезал, очень мало разговаривал, часто хмурился и начисто отказывался удовлетворить мое естественное любопытство относительно гениальности, которую я, по его словам, продемонстрировал в прошлом.

Пуаро не приглашал меня сопровождать его во время его таинственных отлучек, что, по правде сказать, сильно меня расстраивало.

Однако в конце недели он сообщил о своем намерении побывать в Бэксхилле и его окрестностях и предложил мне поехать вместе с ним. Не стоит говорить, что я принял это предложение с восторгом.

Позже я выяснил, что был не единственным приглашенным. Все члены нашей спецкоманды были тоже приглашены.

Сначала мой друг навестил мистера и миссис Барнард и получил от матери убитой точный отчет о том, во сколько Каст был у нее и что он при этом сказал. Затем направился в гостиницу, в которой останавливался Каст, и получил там подробнейшее описание его отъезда. Насколько я могу судить, маленький бельгиец не узнал никаких новых фактов, но выглядел он абсолютно удовлетворенным.

После этого Пуаро побывал на пляже, где было обнаружено тело Бетти Барнард. Несколько минут он ходил там кругами, внимательно изучая гальку. Цель этого я понять так и не смог, так как прилив дважды в сутки смывает все с берега.

Правда, к этому времени я уже хорошо знал, что во всех своих действиях мой друг всегда руководствуется четкой идеей, какой бы абсурдной она на первый взгляд ни казалась.

Потом он пешком прошел с пляжа до ближайшего места, где можно было бы оставить машину. А оттуда опять вернулся к тому месту, где стояли автобусы, направлявшиеся из Бэксхилла в Истборн.

И наконец он привел нас всех в «Рыжую кошку», где нас напоили чуть теплым чаем, который нам принесла пухлая официантка Милли Хигли.

Со своим всегдашним галльским темпераментом мой друг сделал комплимент ее коленкам.

– Ноги англичанок, они всегда слишком тонкие! Но у вас, мадемуазель, у вас идеальные ноги. У них есть и форма, и колени.

Милли Хигли много хихикала и попросила его не продолжать больше в этом духе. Она сказала, что хорошо знает, что из себя представляют французские джентльмены.

Пуаро не стал разуверять ее относительно своей национальности. Вместо этого он с таким вожделением посмотрел на официантку, что я, в шоке, оцепенел.

– Voila! – произнес наконец сыщик. – С Бэксхиллом, похоже, окончательно покончено. Теперь я направляюсь в Истборн. Мне надо там выяснить один совсем незначительный факт. Всем нам ехать туда совсем не обязательно. Давайте лучше вернемся в гостиницу и выпьем по коктейлю. Этот чай был совершенно отвратителен!

Когда мы пили коктейли, Франклин Кларк с любопытством спросил:

– Думаю, что мы можем попытаться угадать, что вы здесь пытаетесь обнаружить. Готов биться об заклад, что вы ищете факты, чтобы разрушить алиби. Но я никак не могу понять, чем вы так довольны? Ведь вы же не обнаружили ни одного нового факта.

– Вы не совсем правы.

– Так в чем же тогда дело?

– Терпение. Терпение, и со временем все образуется.

– В любом случае вы выглядите очень довольным собой.

– Наверное, это потому, что я не нашел ничего, что противоречило бы моей маленькой теории. – Маленький бельгиец стал серьезным. – Мой друг Гастингс рассказывал мне как-то, что в молодости он играл в игру, которая называлась «Угадай правду». В этой игре каждому по очереди задавали по три вопроса, на два из которых он должен был ответить абсолютно правдиво. Третий ответ мог быть каким угодно. Естественно, что вопросы, которые при этом задавались, были самыми нескромными. Перед началом игры каждый должен был поклясться, что будет говорить правду, одну правду и ничего, кроме правды.

Пуаро замолчал.

– И?.. – подала голос Меган.

– Eh bien, мне… я бы тоже хотел сыграть в такую игру. Правда, три вопроса, на мой взгляд, многовато. Одного будет вполне достаточно. По одному вопросу для каждого из вас.

– Ну, конечно, – нетерпеливо сказал Кларк, – мы готовы ответить на все, что угодно.

– Подождите минутку. Я хочу, чтобы все было по-серьезному. Вы все клянетесь говорить только правду?

Он говорил об этом так торжественно, что остальные, озадаченные, тоже приняли торжественный вид. И все принесли клятву, как он того и требовал.


– Bon[87], – живо сказал Пуаро, – тогда начнем.

– Я готова, – произнесла Тора Грэй.

– Ну, на этот раз мы не станем из вежливости пропускать женщин вперед. Мы начнем с кого-нибудь другого. Что вы думаете, mon cher месье Кларк, о шляпках, которые в этом году женщины носили в Аскоте?[88]

– Это что, шутка? – уставился на него Кларк.

– Нет, я абсолютно серьезен.

– Вы серьезно хотите это знать?

– Да.

– Понимаете, месье Пуаро, – губы Кларка растянулись в улыбке, – в этом году я не был в Аскоте. Но то, что мне удалось увидеть, когда они проезжали на машинах по Лондону, говорит о том, что шляпки для скачек в Аскоте – это еще большее посмешище, чем те, которые они носят каждый день.

– Экстравагантные, правда?

– Совершенно анекдотические.

Пуаро улыбнулся ему в ответ и повернулся к Дональду Фрэйзеру:

– Когда у вас был отпуск в этом году, мистер Фрэйзер?

– Отпуск? – настал черед Фрэйзера удивляться. – Первые две недели августа.

Его лицо неожиданно исказилось. Я подумал, что вопрос, должно быть, напомнил ему о потере девушки, которую он любил.

Однако Пуаро, казалось, не обратил внимания на его ответ. Он повернулся к Торе Грей, и я услышал, как его голос слегка изменился – он стал напряженнее. Его вопрос прозвучал четко и ясно.

– Мадемуазель, в случае смерти леди Кларк вы согласились бы выйти замуж за сэра Кармайкла, если б он вам это предложил?

– Как вы смеете задавать мне подобные вопросы? – резко выпрямилась девушка. – Это… это просто возмутительно!

– Возможно, но вы поклялись говорить только правду. Итак, да или нет?

– Сэр Кармайкл был необыкновенно добр ко мне. Он относился ко мне почти как к дочери. Именно так же и я относилась к нему – с благодарностью и привязанностью.

– Простите меня, мадмуазель, но это не ответ «да» или «нет».

– Естественно, ответ отрицательный, – произнесла Тора после недолгого раздумья.

– Благодарю вас, мадемуазель, – сказал Пуаро без всяких комментариев.

Теперь он повернулся к Меган Барнард. Лицо девушки было очень бледным. Она прерывисто дышала, как будто приготовилась к тяжелому испытанию.

Вопрос Пуаро прозвучал как удар хлыста.

– Мадемуазель, каким, по вашему мнению, будет результат моего расследования? Вы хотите, чтобы я выяснил всю правду, или нет?

Девушка гордо откинула голову. Я был совершенно уверен в ответе. Как я успел узнать, Меган была фанатичным сторонником правды во всем.

Ее ответ прозвучал очень четко и совершенно ошеломил меня.

– Нет!

Все мы подпрыгнули на месте.

Наклонившись вперед, Пуаро очень внимательно посмотрел ей в лицо.

– Мадемуазель Меган, – торжественно произнес он, – вы, может быть, и не хотите узнать правду, но, ma foi[89], вы не боитесь в этом признаться!

Мой друг уже повернулся к двери, но, вспомнив что-то, подошел к Мэри Дроуэр.

– Скажите мне, дитя мое, у вас есть молодой человек?

Мэри, на лице которой было испуганное выражение, посмотрела на моего друга с удивлением и залилась румянцем:

– О, мистер Пуаро, я не знаю наверняка…

– Alors c’est bien, mon enfant[90], – улыбнулся мой друг.

Он оглянулся вокруг и нашел меня глазами.