Успеть до захода солнца

Он сел рядом и провел ладонью по всей длине ее волос. Ей хотелось прижаться к нему и посидеть еще хоть минутку, но…

– Часы идут правильно?

Он посмотрел на циферблат и увидел, что уже три часа тридцать пять минут.

– Да.

– Странно говорить это среди ночи, но нам, пожалуй, понадобится твоя помощь и на ранчо, пока мы все не наладим. По крайней мере, двое из нас должны дежурить в больнице. Мы будем сменять друг друга.

– Не проблема.

– Но не завтра – впрочем, уже сегодня. – Она нашла ботинки и натянула их. – Сегодня ты едешь к матери.

– Я могу и отложить.

– Нет, не надо. Мне все равно надо составить расписание, а твоя мать – она ведь рассчитывает на тебя. – Бодин быстро прижалась к нему. – Спасибо, что ты был мне другом, когда мне было это так нужно.

– Я всегда твой друг. Но в следующий раз мне захочется секса.

Он рассмешил ее, как и хотел.

– Мне тоже. – Она взяла в ладони его лицо и поцеловала. – Мне тоже.

– Держи меня в курсе, Бодин.

– Ладно. – Она шагнула назад. – Я поеду в больницу, поскольку уже немного поспала, и сменю папу и Чейза, хотят они того или нет. Чейзу тоже необходим друг.

– Я его друг, так всегда и было. Но без секса.

Снова рассмеявшись, она пошла к двери.

– Вы с Элис оба уехали, но ты вернулся домой не так, как она. Поспи еще, Скиннер.

Он лег, не раздевшись, и услышал, как закрылась дверь. Но заснуть не смог.





Глава восемнадцатая




Коллен добавил к своим и без того немалым обязанностям еще и чистку конюшни. Ладно, ему все равно не спалось, думал он, выгребая из стойла навоз.

Он выбрал именно эту работу, потому что знал привычки Чейза так же хорошо, как Чейз знал его привычки.

Через двадцать минут появился и сам Чейз.

Устал, подумал Коллен, вымотан до предела.

– Ты сегодня работаешь у нас? – поинтересовался Чейз.

– Не, просто коротаю время.

– Потому что любишь грести лошадиное дерьмо?

– Это мое жизненное призвание. – Коллен оперся на лопату. – Чем еще могу помочь?

– Я пока не продумал, кто что будет делать. Мы все просто ждем. Я даже не знаю, как правильно. Знаю только, что кто-то из нас должен быть там и подхватить бабушку, если она упадет.

Она и его бабушка, подумал Коллен, потому что всегда была рядом, сколько он себя помнил.

– Как она там? Держится?

– У нее стальной стержень вместо позвоночника. Пожалуй, я всегда это знал, но прежде не видел так ясно, как сейчас. Она настояла, что останется в палате Элис на всю ночь. Я заглядывал туда время от времени, отец тоже. Похоже, они обе спали. Потом, где-то в пять тридцать, пришла Бодин. Она заехала в дом бабушек, взяла для Коры смену белья и все, что сочла нужным, и велела нам с отцом ехать домой. Не слушала никаких возражений.

– Яблочко от яблони…

– Конечно. Я не знаю Элис, – отрывисто произнес Чейз. – У меня нет к ней никаких родственных чувств. Да и вообще нет никаких. Разве что жалость и сочувствие, потому что она прошла через сущий ад, да еще, похоже, издевательства длились годами. Но я совсем не знаю ее, и она мне совсем чужая. Я должен думать о близких мне женщинах, с которыми связан прочными узами. – Исчерпав на время все слова, Чейз потер ладонью лицо. – Черт побери, прабабке скоро девяносто. Как мне удержать ее, убедить, чтобы она не сидела часами в больничном холле?

– Отвлеки ее. Придумай для нее занятие.


Чейз вскинул вверх руки и, как человек, скупой на слова и жесты, выразил так полную беспомощность и отчаяние.

– Какое?

– Ну, господи, я не знаю. Что-нибудь, что ей по силам. Ведь она бабушка Элис, значит, ее с внучкой связывают некие узы, каких нет у тебя, а потому ты точно не должен испытывать из-за этого чувство вины, сынок.

– Элис сестра моей матери.

– Ну и что, Чейз? Ты не видел ее ни разу в жизни. – Его внезапно осенило. – Одежда!

– Что – одежда?

– Бодин сказала, что Элис была только в платье – а полиция забрала его и отправила на экспертизу. Ей будет нужна одежда, правильно?

– Пожалуй, но…

– Подумай сам. Ты вернешься туда и за завтраком ненароком скажешь, что у Элис ничего нет, кроме больничного белья. Готов поспорить на недельное жалованье, что твоя мать и Мисс Фэнси запрыгают, как на пружинах.

– Я… Да, пожалуй. Я как-то не подумал об этом.

– Скорее всего, они тоже. – Коллен нагружал на тачку навоз и грязную солому. – Сейчас у них голова идет кругом, но скоро они снова станут практичными. А пока практичным побудешь ты. Вот и дашь им задание.

– Чертовски хорошая идея, Кол.

– Я решаю мировые проблемы, пока гребу лопатой конское дерьмо.

На лице Чейза появилась улыбка, но быстро пропала.

– Кол, где-то рядом, где-то совсем близко, черт побери, тот мужик, который сделал все это Элис. Как бы нам решить это?

– Я думаю над этим, потому что мне еще чистить и чистить. Ты береги своих и помни, что я тоже способен погреть стул в больничном холле. Сегодня после полудня я буду в Миссуле и, когда освобожусь, могу поехать в больницу.

– Не стану возражать, если ты это сделаешь.

– Значит, договорились. – Коллен кивнул и продолжил выгребать навоз.



В тот день Коллен изменил расписание, написал Мэдди эсэмэску, чтобы она пришла на последний урок, и оставил Бена за главного, а через час постучал в ярко-синюю дверь сестры. Под окнами ее красивого дома висели ярко-красные, как перец чили, цветочные ящики, которые сделал своими руками его свояк. В них буйно цвели анютины глазки с лиловыми и желтыми лицами; в них Коллену всегда мерещилось что-то слишком человеческое.

Анютины глазки посадила его сестра.

Он знал, что за домом есть оранжерея, где стоят качели в виде космического корабля. Сестра и ее муж соорудили их вдвоем.

Создали они и совместную жизнь, семью, а еще замечательную лавку искусства и ремесел. На заднем дворе имелась гончарная мастерская, и некоторые гончарные изделия в их лавке были с клеймом его сестры.

Она всегда была умницей, подумал Коллен. Умела превратить во что-то интересное вещи, которые другая просто выбросила бы.

В детстве они дрались, и он предпочитал своему дому и ей ранчо и компанию Чейза. Но Коллен всегда восхищался креативностью Севены. Даже ее невозмутимым спокойствием – хотя, когда в нем самом кипела кровь, ее холодный тон всегда его разочаровывал.

Но когда Севена открыла дверь и он увидел ее каштановые косы, хорошенькое, словно глазированный капкейк, лицо и огромный живот, натянувший клетчатую юбку, то почувствовал, что его захлестнула теплая волна любви.

– Как ты только встаешь с постели и поднимаешь такую тяжесть? – Он ласково ткнул ее пальцем в живот.

– Джастин приделал к ней лебедку.

– Это он может. А где наш великан?

– Спит – хотя этот драгоценный час почти закончился. Заходи поскорее, пока у нас еще тихо и спокойно. – Она увлекла Коллена в дом и прикоснулась к нему животом, обнимая. – С ним в постели спит щенок. Сынуля думает, что обдурил меня.

Она вошла в гостиную. Там стояла большая, мягкая софа с обивкой в красные маки на голубом фоне и кресла, красные, с голубыми полосками. Все это они нашли на блошиных рынках и обили заново. Как и столы, заново покрытые лаком, и лампы, которые Севена спасла с какой-то свалки, почистила и покрасила.

Мебель вокруг была самая разная, ничего шикарного. Но все необходимое для уюта в доме тут было.

Севена шлепнулась в кресло и погладила свой живот.

– Ма одевается. Ты приехал раньше. Хочешь кофе? Я уже выпила единственную дозволенную мне чашку кофе – не могу совсем отказаться от него, – но тебе готова сварить.

– Я просто посижу.

– Как насчет чая из американского лавра, ковбой?

Он усмехнулся:

– Не в этой жизни, хиппи несчастная. Почему ты не в лавке?