Влюбленный призрак

Раймон так замаялся ждать его у двери гостиной, что беспрерывно зевал. Тома́ зашагал вместе с ним в колумбарий.

— Вот говорунья! — воскликнул Раймон.

— Она боялась остаться одна. В такой день ее можно понять.

— А ее отец? Или от него нет толку?

— Я заберу сумку, и мы вернемся.

— Надеюсь, Камилла осталась на алтаре. Решающий момент: сейчас или никогда!

— А если ее там уже нет?

— Тогда мне придется обыскать все помещение, чтобы выяснить, куда они ее подевали.

— Я спрошу у них, разве это не проще?

— И, главное, безопаснее. Когда ты разобьешь стекло, чтобы забрать урну, им не придется искать злоумышленника.



Тома́ молча устремился к мавзолею.

Полицейский, карауливший дверь, преградил ему путь. Раймон наблюдал, как сын, обменявшись со стражем парой фраз, возвращается с пустыми руками.

— Что-то случилось?

Тома́ сообщил отцу то, что выяснил. Во второй половине дня намечались похороны родственника мэра. Готовя зал, работники dignité.com нашли у алтаря подозрительный пакет. В данный момент проверялось его содержимое.

— Никогда еще меня не принимали за бомбу.

— Не спеши себе льстить, сейчас я им все объясню.

Раймон поднял руку, чтобы его задержать.

— Не надо ничего объяснять, пока там работает полиция. С этих ковбоев в форме станется тебя скрутить и выслать с первым самолетом.

— Из-за матерчатой сумки?

— За то, что ты ввез своего отца в Соединенные Штаты, причем после его смерти. Не думаю, что это разрешено законом.

— Ты только сейчас это сообразил?

— Лучше поздно, чем никогда, так, кажется, говорится?

— У тебя есть план С?

— Еще нет, но будет. Ты пока погуляй по городу, я тебя найду, когда созреет предложение.

— Как ты преодолеваешь расстояния?

— Сейчас не до этого.

— Хорошо, встретимся вечером дома.





14




Директор dignité.com подошел к Манон с удрученным видом. Сначала Манон подумала, что это способ выразить соболезнования, но потом оказалось, что он хочет побеседовать с ними с глазу на глаз у себя в кабинете.

Бартель и его дочь недоуменно последовали за ним. Бартель опасался, что с него потребуют доплату, и готовился отказать: он уже подписал счет, все остальное — от лукавого.

Директор усадил их в кресла и еще больше помрачнел лицом.

— Не знаю, как вам об этом сообщить, — начал он почти что с дрожью в голосе. — У нас такое впервые. Мы делаем все, что в наших силах, чтобы найти виновных.

— Виновных в чем? — спросил Бартель.


— Кто-то взломал печати на урне вашей супруги и матери, — доложил директор убитым тоном.

— Не понимаю… — пробормотала Манон.

— Кто-то — один человек или несколько — попытался вскрыть урну с прахом. Но вы не беспокойтесь, после тщательного осмотра наши службы пришли к заключению, что попытка была безуспешной.

— Мы были бы вам весьма признательны за большее количество подробностей, — сказал Бартель. — Кто это сделал? Какие такие службы?

— Мы передали урну нашему специалисту по кремации. Он прибег к помощи увеличительного стекла. Восковая печать оказалась нарушена, но уцелела, из чего следует, что крышку не снимали. Имела место только попытка вскрытия урны.

— Просто!.. — повысил голос Бартель. — Кто посмел?

— В настоящий момент нам это неизвестно, но проводится тщательнейшее расследование, можете не сомневаться.

— Вы не считаете, что кто-то из ваших работников мог ее просто уронить? — с надеждой спросила Манон.

— Невозможно! — гневно отверг оскорбительное предположение директор.

— Значит, урну пытались вскрыть?

— Это тоже вряд ли, но даже если представить столь вопиющую некомпетентность, что невообразимо, то печать не сохранилась бы. У нас же, как я вам сказал…

— …печать пострадала, но осталась на месте, — закончила за него Манон.

— Где моя жена? — спросил Бартель.

— В качестве компенсации мы поместили ее урну в лучшем месте колумбария, рядом с моим кабинетом, в великолепной витрине в третьем ряду снизу, напротив окна, то есть с видом на парк. Это, конечно, гораздо дороже, но вся разница, само собой, за наш счет.

— Даю вам сутки на розыск мерзавцев, которые это сделали. Какой стыд! — возмутился Бартель.

— Не исключен несчастный случай, — возразила Манон. — Кому это нужно, для чего? Во-первых, это бессмысленно, а во‑вторых, мамин прах ни на минуту не оставался без надзора.

— У нас есть версия, — продолжил директор, не обращая внимания на слова Манон. — Один из наших садовников заметил человека, слонявшегося без дела поблизости.

— Что происходило после нашего ухода из мавзолея? — спросил Бартель.

— То, что всегда происходит после церемонии прощания. После ухода последнего гостя наш сотрудник явился за мадам Бартель, дабы препроводить ее к месту постоянного нахождения и запереть витрину. Тогда он и обнаружил непорядок.

— Кто из гостей последним покинул мавзолей?

Директор пожал плечами, так как не знал ответа. Манон не стала говорить, что последними были они с Тома́, тем более о том, как застала его рядом с урной своей матери. Человек, любезно заменивший органиста, так прочувственно исполнивший Дебюсси и «Глорию» Вивальди, рыцарственно охранявший ее весь день, ни за что такого не совершил бы… Хотя, возможно, его неуклюжесть проявлялась не только в разговоре, с него сталось бы нечаянно опрокинуть урну. Она представила, как он должен был перепугаться, и не удержалась от улыбки. Эта улыбка была замечена ее отцом и усугубила его волнение.

— Я уверена, что это случайность, — повторила она, вставая. — Недаром говорят, что не бывает преступления без мотива. Какой же мотив может быть здесь? Похищение праха? Абсурд!

— Ты что, детектив? — бросил Бартель.

— Детектив нам ни к чему, он пришел бы к тем же заключениям, что и я. Прошу меня извинить, хочу напоследок побыть наедине с тем, что осталось от мамы, а потом выйти на воздух. Успокойся, папа, сегодня вечером я ужинаю у тебя. Где это премиальное место с видом на парк? — обратилась она саркастическим тоном к директору.



Директор dignité.com спешно вызвал сотрудника и поручил ему проводить мисс Бартель к нише. Сотрудник безмолвно исполнил поручение и удалился.



При виде урны в витрине Манон успокоилась.

— Наконец-то мы одни. Странно, мама, у меня ощущение, что ты еще здесь. В последние месяцы ты была не более разговорчивой, чем сегодня. Как бы мне хотелось знать, что ты снова свободна, что можешь очутиться там, где хочешь, может быть, еще дальше, — главное, навещай меня иногда. Я ничего не пожалела бы, лишь бы знать, что ты меня слышишь… Урну опрокинул мой пианист, вдруг это — знак, что ты меня зовешь? Очередная твоя проделка, чтобы я поняла, что ты снова стала собой? В конце концов ты выиграла: здесь и правда чудесный вид.



Бартель дождался садовника, но тот не смог поведать ничего вразумительного. Все утро в парке прогуливался некто лет тридцати, в черном костюме; потом этот неизвестный присел на скамейку. Садовнику показалось, что он разговаривает сам с собой, что неудивительно, учитывая специфику самого места. Немного погодя к неизвестному подошла молодая женщина.

— Что было дальше? — поторопил рассказчика Бартель.

— Перед самым началом церемонии они ушли вдвоем к мавзолею, — ответил садовник.

— Найдите этого человека! — распорядился Бартель.

— Сидение на скамейке не является нарушением, — напомнил ему директор, — к тому же он, похоже, принадлежал к числу приглашенных.

— Среди наших друзей нет никого, кто подпадал бы под это описание. Дома я первым делом проверю список. Жду от вас разъяснений не позднее завтрашнего дня.

Бартель удалился из кабинета директора, не простившись ни с ним, ни с его помощником, не говоря о садовнике. Вскоре он, впрочем, вернулся и предъявил новое требование.