Врата Войны. Трилогия

А задачи перед войсками стоят простые. Во-первых — дезориентировать вражеское командование и нарушить его планы, вызвав ненужные и даже вредные перегруппировки войск. Пусть за этим ударом Фон Бок увидит попытку повернуть на Рославль и отрезать от основных немецких сил часть 4-й армии, а также пока еще частично боеспособные 46-й и 47-й моторизованные корпуса. Пуганная ворона любого куста боится, а после произошедшего под Гомелем немецкое командование пугливее любой вороны. Самое главное, чтобы немецкие резервы пришли в движение и начали передислокацию. Во-вторых — войска должны нанести противнику максимальный ущерб, а сами понести от его ответных действий минимальные потери. На выполнение этих двух основных задач сработает внезапность удара, а также мощь и подвижность осуществляющей операцию ударной группировки. Не успеют немцы опомниться, а дело уже будет сделано. И совсем хорошо, если потомкам удастся тепленьким сцапать Гудериана, который будет весьма неплохо смотреться в качестве преподавателя тактики в бронетанковой академии РККА.

Генерал армии посмотрел на часы — до начала операции, когда перед рассветом на направлении главного удара заговорит сведенная в один кулак гаубичная артиллерия потомков, осталось меньше четырех часов. Пора и ему садиться в машину и выдвигаться на передовой НП группы войск потомков, откуда они с генералом Матвеевым вдвоем смогут дирижировать предстоящим концертом.

30 августа 1941 года, 04:35. Брянский фронт, граница межу РСФСР и БССР, линия фронта по речке Клинна

Батальонный командир 125-го стрелкового полка 6-й стрелковой дивизии РККА старший лейтенант Виктор Петрович Ростовцев

Ну нет, товарищи, честное слово, я вам не вру! Над нами даже «мессеры» не летают — боятся, потому что у потомков «стрел» и «игл», как у дурака махорки. Говорят, что для их мира они устаревшие и самолеты противника могут обмануть их плохонький электронный мозг, а у нас они ужас и гроза люфтваффе — то есть немецких военно-воздушных сил. И «шторьх», корректировщик, за неделю показался только один раз. Короче, где показался, там и остался. Но даже я, провоевавший бок о бок с потомками целых десять дней, пока не наступило сегодняшнее утро и не началось решительное наступление потомков, предположить не мог, что бывает на свете такая мощь. Еще под покровом темноты к нашему рубежу с тыла подошли танковая и мотострелковая бригады потомков, причем не какие-нибудь, а, как говорит старший лейтенант Голубцов, одни из самых лучших, и вместе с ними две наших кавалерийских дивизии.

А потом, как только на востоке забрезжила полоска зари, в тылу у нас взревела артиллерия потомков. Били и обычные ствольные гаубицы, которых у них было тоже немало, но главными на этом празднике огня были отнюдь не они. Самый ужасающий эффект, буквально сносящий вражеские позиции с лица земли, производили так называемые реактивные системы залпового огня с метеорологическими названиями «Град», «Ураган» и «Торнадо» (мои новые знакомые из будущего сказали, что есть еще и какой-то «Смерч», но это так страшно, примерно как главный калибр у линкора, что совершенно не про наш случай). Калибр у них целых триста ме-ме и бьют они на сто двадцать километров… Да ладно, пусть даже на девяносто — в любом случае, фрицы на таком расстоянии совсем непуганые, и удар, к примеру, по железнодорожной станции или аэродрому подскока для истребителей может быть внезапным и уничтожающим, но, как я уже говорил, по вражеским позициям, расположенным на самой линии фронта, «Смерчами» не бьют. Не для того они предназначены.

Итак, к тому моменту, как артиллерия отбушевала и прекратила огонь, окружающая нас атмосфера посветлела, но при этом затянулась утренним туманом.

В такой обстановке даже выжившие немецкие солдаты не знали, куда стрелять, а вот для потомков, точнее, для наводчиков их боевых машин этот туман большого значения не имел. Если где-то в полуразрушенных окопах и оставался кто живой и способный вести огонь, то его судьба была печальна. В ответ на короткую пулеметную очередь, пущенную наугад, просто предположительно в направлении атакующих, на ожившем пулеметчике скрещивались несколько прицельных очередей автоматических пушек и спаренных с ними пулеметов, после чего из того места по нам больше никто не стрелял.

Впрочем, в этот день печальна она была у всех немецких солдат, потому что вслед за боевыми машинами потомков в атаку поднялся наш полк, более чем на треть состоявший из уже битых войной бойцов и командиров, многие из которых отступали от самой границы, а некоторые даже успели побывать в немецком плену. У тех на мышастую форму и гортанный германский говор один рефлекс: «Коротким коли»; удар штыком — и нет немца, был живой, а стал мертвый. В этом тумане по-другому нельзя, потому что если ты сохранишь ему жизнь, он может попытаться удрать, чтобы потом снова начать убивать наших советских людей. Поэтому — никакой пощады фашистским захватчикам. Шевельнулось что-то под ногами или мелькнул в тумане серый силуэт — удар штыком или (если ты командир) выстрел из нагана. Они сейчас — те, кто выжил после огневого удара, все контуженные, будто вареные заживо. И это к лучшему. Смерть проклятым фашистским оккупантам! Никто их к нам сюда не звал!

Ближе к концу, на третьей траншее, где немец меньше пострадал от артподготовки (да и туман к тому моменту уже начал рассеиваться), разгорелось нечто вроде настоящего боя. Но и этих немцев мы тоже с помощью потомков перебили всех до последнего человека, после чего снова ворвались в деревню Смольки, оставленную нами несколько дней назад ради выравнивания линии фронта. Сейчас я думаю, что это была такая мелкая хитрость, чтобы нанести уже запланированный удар через ослабленный участок обороны с необорудованными позициями.

Кстати, в этих Смольках мы (с потомками) застали штаб немецкого полка, который немножечко готовился к эвакуации, и также основательно его разгромили. Те немецкие офицеры, которые остались в живых, оказались у нас в плену, остальные не пережили этого утра, взяли и неожиданно умерли.

— Война, однако, — как сказал мой друг из будущего, старший лейтенант Голубцов, — они что, думали, что они на нас немножко нападут и им за это ничего не будет? А вот хрен им на лысый череп, тоже мне «онижедети» нашлись.

Кстати, наш полк и связанная с ним батальонная тактическая группа в прорыв не пошли, а принялись обустраиваться на своих старых рубежах в Смольках. Как нам объяснили, это пока не настоящее наступление, а только прорыв к Кричеву с целью разрушить немецкую штабную и тыловую инфраструктуру, уничтожить хранящиеся там складские запасы боеприпасов и амуниции, освободить из лагеря наших пленных товарищей и по возможности сцапать в плен кого-нибудь из нашего же немецкого начальства. Если ударная группировка попробует задержаться в районе Кричева, то попадет под одновременный удар с трех сторон и будет вынужден сражаться с открытыми флангами. Так тут же, под Кричевом, две недели назад попал под удар, был окружен и полностью разгромлен наш пятидесятый стрелковый корпус, и пленные, которых собираются освобождать потомки, это наши же товарищи, которым повезло меньше, чем нам.

30 августа 1941 года, 06:15. Брянский фронт, НП Экспедиционного корпуса

Командующий Брянским фронтом генерал армии Георгий Жуков

Операцию по прорыву фронта, спланированную по его же собственным канонам, генерал армии Жуков наблюдал от начала и до конца во всем ее великолепии. И вот когда пала третья и последняя траншея и над редеющим утренним туманом взлетела зеленая ракета, означающая, что путь для вводимой в прорыв группировки свободен, в тылу советско-российских позиций взревели несколько сотен моторов. Это в прорыв пошли 27-я отдельная гвардейская мотострелковая и 6-я отдельная танковая бригады ВС РФ. Генерал Жуков не мог даже себе представить, что должны выставить немцы против этой мощи, чтобы попытаться хотя бы замедлить ее наступательный порыв. Против идущих в первых рядах основных российских танков немецкие «колотушки» помогают не больше, чем трубочки для плевания жеваной бумагой.

Жуков уже видел фильм, снятый под Гомелем российскими военными корреспондентами, о том, как танковый батальон, будто нож сквозь масло, проходит через позиции немецкого отдельного противотанкового дивизиона, оставляя за собой только вмятое в землю железо и мертвые раздавленные гусеницами и расстрелянные из пулеметов тела немецких противотанкистов. Кстати, показухи в этой атаке было самый минимум, уничтоженный противотанковый дивизион больше не сможет открыть огонь ни по советским танкам старых моделей, которые как раз уязвимы для калибра «колотушек», или по российским бронетранспортерам, БМП и грузовикам.

Да и офицеров и унтер-офицеров довоенной выучки у Гитлера, конечно, много, но не бесконечные количества. Каждый убитый немецкий солдат теряет возможность в будущем убивать уже советских и российских бойцов и, что самое главное, совершать зверства над мирным населением. Даже там, где немцы пробыли совсем недолго, предостаточно примеров их скотского обращения с советскими людьми. Поэтому у пленных немцев при обыске, помимо каких-либо секретных документов, особисты ищут личные фоточки. Немцы просто обожают фотографироваться на фоне замученных и убитых советских людей, еще окончательно не поняв, что правила игры изменились, и что теперь, попав в плен, вполне можно встать к стенке за то, за что вчера родная германская фельджандармерия не вынесли бы им даже общественного порицания.

Как раз в тот момент, когда мимо Жукова закончила проходить танковая бригада и пошла мотострелковая, мимо НП, на некотором удалении от шоссе, пролетела плотная группа российских штурмовиков. Видимо, беспилотник обнаружил цель и уже вызвал авиационную поддержку, или, напротив, это должен был быть плановый удар по какой-то очень важной цели. Но, скорее всего, эти Сушки полетели в направлении Кричева — наносить бомбоштурмовой удар по железнодорожным веткам, связывающим его с окрестными узлами: Рославля, Могилева и Орши. Было бы нежелательно, если при приближении российских танков немцы сумели спасти хотя бы часть своих запасов. Сейчас эти самолеты нанесут по станции бомбоштурмовой удар и приведут ее в неработоспособное состояние, а потом подошедшая пехота и танкисты вручную исправят недоделки.

30 августа 1941 года, 11:35. Кричев, походный офицерский бордель при штабе 2-й панцергруппы

Паулина Липсиус, 25 лет, проститутка, работница офицерского дома терпимости

Скажите на милость, куда податься бедной девушке, когда все вокруг сходит с ума? Раньше жизнь наша была размеренна и понятна. Непобедимый вермахт устанавливал в Европе наш немецкий новый порядок, а мы переезжали с места на место вслед за передислокациями штаба 2-й панцергруппы, исполняя при этом свои служебные обязанности. Бордель у нас элитный, предназначенный только для старших офицеров. И в составе у нас только арийки, нет никаких славянок или француженок. И клиенты у нас все больше оберсты и оберст-лейтенанты, не брезгуют нами и генералы.

Таким образом, переезжая от города к городу, две недели назад наше заведение добралось до заштатного русского городка с названием Кричев. И после этого, как говорится, из этого городка больше ни взад, ни вперед, потому что в округе завелись «марсиане», а значит стало не до поездок. И хорошо, что так, а то в самом начале нас чуть было не отправили прямо в пасть марсианско-большевистскому зверю — это когда 24-й мотокорпус был уже разгромлен, но мы об этом ничего не знали, и чуть было не въехали прямо в «марсианский» передовой моторизованный дозор. Хорошо, что прежде нас панцерам «марсиан» попалась какая-то кавалерийская часть, в которую они начали стрелять и тем самым выдали свое приближение. Наш водитель тогда немедленно развернул автобус и погнал его обратно. Вот тогда мы натерпелись настоящего страха в первый раз.

Второй раз настоящий страх нам пришлось испытать сегодня утром, когда два или три десятка совершенно незнакомых нам с виду самолетов с красными звездами на крыльях, наверное тоже «марсианских», совершили налет на штаб панцергруппы, железнодорожную станцию и склады. Нам тоже досталось из-за близости штаба. Когда этот налет начался, мы все еще мирно спали после тяжелой трудовой ночи. Вскочив по сирене тревоги, мы только и успели, что накинуть свои халатики да сбежать в подвал. Тут земля затряслась, и с потолка подвала посыпался какой-то мусор, а когда все успокоилось и мы вышли наружу, то увидели, что дом, где мы ночевали, разрушен, наш автобус сгорел, и все мы остались в пикантном виде «халатик на голое тело». А тут еще известие, что панцеры «марсиан» прорвали фронт и на большой скорости идут в нашу сторону. Быстроходный Гейнц пытается сколотить из тыловиков хоть какое-то подобие воинской части, но получается у него плохо. Поэтому мы думаем, что русские вместе с «марсианами» скоро придут сюда и захватят нас в плен. Но, пусть лучше меня изнасилуют извращенно и неоднократно, лишь бы не попадать в плен к «марсианам», которые обязательно выпьют мою кровь и высосут костный мозг.

30 августа 1941 года, 14:15. Кричев, штаб 2-й панцергруппы Командующий 2-й панцергруппой генерал-полковник Гейнц Гудериан

С той поры, как «марсиане» вмешались в те игры на свежем воздухе, которые вермахт вел с русскими большевиками, прошло всего десять дней, а обстановка на фронте уже в корне поменялась. Вынужденно сконцентрировав все свои резервы на тех участках фронта, где действовали «марсиане», вермахт остановил наступательные операции на остальных направлениях, что позволило большевистским войскам стабилизировать обстановку на подступах к Таллину, сохранив контроль над Нарвским коридором. Также в отчаянных встречных боях большевикам удалось купировать прорывы на лужском рубеже и восстановить линию фронта. Теперь, когда 4-я панцергруппа генерала Гепнера спешно перебрасывается на юг, немецкая пехота, оставшаяся без поддержки подвижных частей, отступила с позиций, завоеванных таким трудом, не сумев выдержать осатаневшего натиска так называемых дивизий народного ополчения, а на самом деле отборных большевистских фанатиков, которых русское командование бросило на фронт в самый решающий момент.

К нашему ужасу, к большевикам из глубины страны все время подходят свежие части, и если раньше у нас хватало сил последовательно дивизия за дивизией громить эту лезущую на нас человеческую массу, то теперь, когда основные силы требуется держать против «марсиан», эти свежие части врага начинают представлять собой большую опасность. Тем более что у большевиков куда-то делся русский маршал Тимошенко, который скармливал нашим войскам эти силы небольшими порциями, и это исчезновение привело в уныние знакомых мне офицеров абвера.

«Сейчас, когда в игре «марсиане», — говорят они, — черт знает что может случиться дальше. Мы о них не знаем ничего, а они о нас знают все».

К тому же, как оказалось, большая концентрация войск — это отнюдь не гарантия против «марсиан». Сегодня, применив большое количество артиллерии, они вместе с большевистскими войсками сумели взломать наш фронт на бывшем направлении главного удара 24-го моторизованного корпуса, и, профессионально оседлав роллбан, стремительно продвинуться вперед почти на сотню километров. При этом надо отметить, что заслоны, которые мы пытались выставить на их пути для замедления движения, оперативно выжигались их авиацией еще до того, как «марсине» успевали вступить с этим заслоном в огневое взаимодействие. Примерно так же год назад мы мчались через Францию, благословляя мальчиков Геринга, оперативно расчищавших перед нами дорогу.

Но теперь дорогу расчищали не перед нами, а к нам. Фронт был прорван на рассвете, и бронированный таран «марсиан» преодолел сто километров по дорогам, отделявших линию фронта от Кричева, всего за одиннадцать часов, при этом в девять часов утра разгромив гарнизон Костюковичей и стоявший там штаб 35-го армейского корпуса. Находящийся там разведывательный батальон сумел занять пришельцев из преисподней всего на четверть часа, после чего был полностью уничтожен. Но в ходе этого боя от храброго гаугттмана Кригера (пока он был жив) мы узнали, что на нас идет больше сотни тяжелых и легких панцеров, а также огромное множество колесных бронетранспортеров высокой проходимости, и все это в сопровождение большого количества большевистской кавалерии.

Панцеры и мотопехота «марсиан» вкупе с большевистской кавалерией — это настоящая адская смесь. Пока наши солдаты при помощи имеющихся в их распоряжении противотанковых «колотушек» и легких пехотных пушек пытались остановить или хотя бы задержать панцеры «марсиан», большевистские кавалеристы лесами просочились в обход населенного пункта и перерезали ведущую в тыл автодорогу, перехватив отступающий штаб корпуса. Эти конкретные казаки оказались довольно неплохо вооружены пулеметами вроде наших немецких МГ-34 и ручными реактивными гранатометами, что явилось ужасной неожиданностью для наших солдат, ожидавших, что вооружением «Иванов» будут только револьверы, карабины и сабли.

Теперь, после этого боя, мы знаем точно, что в бою с танками «марсиан» от «дверных колотушек»[14] проку не больше, чем от привязанной к ноге консервной банки. Единственное средство, которое нам осталось попробовать — это зенитные пушки «ахт-ахт», которые имеются в зенитном прикрытии местной железнодорожной станции. Что же касается живой силы, то здесь, в глубоком тылу, у меня нет под рукой никого, кроме тыловиков, интендантов и недавно поступившего маршевого пополнения. Безусые белобрысые мальчики двадцать третьего года рождения, лишь слегка разбавленные вернувшимися из госпиталей прожженными ветеранами французской, греческой и югославской кампаний.

Кого только сейчас не посылают на Восточный фронт, чтобы компенсировать просто чудовищные потери двух месяцев русской кампании, которые за последнюю неделю стали совсем уж неприличными. Конечно, этим мальчикам кажется, что сейчас они своими маузеровскими винтовками победят всех «марсиан», но мы-то знаем, что будет, скорее всего, с точностью до наоборот. Наивные мальчики окажутся намотанными на чудовищные гусеницы, задержав наступательный порыв «марсиан» на полчаса или на час. После налета «марсианских» штурмовиков, недавно получившие еще одно прозвище «Чертов гребешок», из двенадцати орудий дивизиона «ахт-ахтов», прикрывавших станцию, осталось только девять. Два орудия вышли из строя безвозвратно, еще одно можно отремонтировать в походных мастерских в течение трех дней. Благодарю покорно, у нас нет этих трех дней, и все, что нам осталось — это час-полтора времени.

Позицию мы заняли почти идеальную — на правом, сухом и высоком берегу, на котором и был расположен город Кричев. «Марсиане» будут наступать на нас со стороны низкого и заболоченного левого берега, где единственными доступными путями для движения техники являлись насыпи шоссейной и железной дорог, подходящие к мостам.

При попытке наступления вражеские танки, не имея возможности маневра, метров семьсот вынуждены будут идти по прямой прямо на мои «ахт-ахты». Пять орудий я поставил у шоссейного моста и четыре — у железнодорожного. Стрелять им предстоит из засады, с пятисот-семисот метров. Тогда я полагал, что, подбив два-три тяжелых танка, наши артиллеристы сумеют закупорить противнику пути движения и сорвать его наступательный порыв.

Вы спросите, почему я занимался все этой ерундой, почему сразу не отступил вместе со всем своим штабом. Во-первых — отступать было особо некуда. В Кричеве находились запасы для снабжения моей панцергруппы, и их утрата была невосполнимой потерей для вверенного мне соединения. Во-вторых — я, наконец, хотел лично, своими глазами, увидеть как воюют «марсиане», при этом находясь на относительно безопасных позициях. В-третьих — и это самое главное — я давно уже осознал, что в настоящий момент и фюрер, и ОКХ, и весь вермахт занимаются дурацким делом — доигрывают давно проигранную кампанию. В таких случаях нормальные люди бросают карты и признают свое поражение. Я понимаю, что есть такие политические моменты, по которым на такой шаг не может пойти фюрер, но у меня-то подобные осложнения отсутствуют, особенно если брать не большевистский режим в Москве, с которым у меня действительно мало общего, а обращаться непосредственно к «марсианам». Если я правильно понял покойного[15] гауптмана Зоммера, то это вполне приличные парни, которым, конечно, не по душе расистские заскоки Розенберга, но в то же время ничего не имеющие против немецкой нации в целом.

Но, как это обычно бывает, мой гениальный план просуществовал только до прибытия передовых частей противника. Вместо того чтобы лезть в лобовую атаку, как это сделали бы большевики, «марсиане» обозначили свой передний край по опушке леса спешенными мотопехотными подразделениями, после чего принялись обстреливать наш передний край пятнадцатисантиметровыми самоходными пушками с позиций, расположенных километрах в десяти от моста. Огонь был очень редкий, но чрезвычайно меткий, и вскоре три орудия из пяти на этой позиции были разбиты, а еще одно потеряло почти весь свой расчет. Виной всему — высокий силуэт зенитных пушек и небрежность их маскировки, вызванная недостатком времени.


Но и это было еще не самым главным. Пока внимание занимали демонстрационные действия вдоль шоссе, большая группа «марсианских» колесных бронемашин и до дивизии большевистской кавалерии, форсировали реку чуть южнее того места, где мы устроили позиции и, смяв слабые заслоны, вышли во фланг и тыл нашей основной группировке. Оказалось, среди топких и болотистых берегов нашелся такой небольшой участок, где твердый берег был по обеим берегам реки. При этом колесные машины «марсиан» неплохо плавают, а большевистская кавалерия и подавно с легкостью переправляется через реки.

Хорошо, что колесные машины «марсиан», заходя нам в тыл, несколько опередили большевистских кавалеристов, и я имел возможность, подняв белый флаг, сдаться российскому офицеру в «марсианской» экипировке, который обещал не отправлять меня в застенки НКВД.

Тогда же и там же

Паулина Липсиус, 25 лет, проститутка, работница офицерского дома терпимости

Все вышло именно так, как мне и представлялось в самых мрачных фантазиях. Русские пришли. Вместе с так называемыми «марсианами», которые прибыли, сидя верхом на бронетранспортерах с огромными колесами. Они в своей массе были похожи на карающий меч господень — суровые, самоуверенные, беспощадные. Я не могла подолгу задерживать взгляд на их лицах — казалось, что мои глаза обжигает исходящее от них невидимое свечение.

— Вот они — «марсиане»! — шептались наши девочки, дрожа от мистического ужаса, поглядывая на мужчин в невиданной зелено-пятнистой форме совершенно немыслимого покроя.

Впрочем, «марсиане» с виду оказались вполне себе обычными людьми — ну, то есть, у них не имелось ни рогов, ни хвостов, ни вертикальных зрачков, ни прочих адских признаков, о которых нам так вдохновенно вещал душка Йозеф Геббельс. Обычные с виду люди в необычной одежде, которые, правда, между собой все время говорят по-русски. Тем не менее было в них нечто такое, что наводило на мысли о их принадлежности какому-то иному миру. Лежала на них какая-то печать зла, или напротив, благословение Господне.

Я никак не могла понять, что же это за существа такие, эти «марсиане», чего они хотят, и почему без всякой пощады убивают немецких солдат? Я была уверена, что и мои товарки озадачены тем же вопросом. Но вслух никто из нас не высказывал никаких догадок. Находясь в окружении вооруженных до зубов мужчин враждебной нам нации, мы с замиранием сердца и чувством обреченности ждали, когда над нами начнут проделывать нечеловеческие эксперименты или подвергать чудовищным пьгткам. Ведь все наши защитники были убиты или, подобно нам, попали в плен, и вместо звуков боя мы теперь слышали только отдельные выстрелы, которые можно было счесть бессмысленным сопротивлением. Становилось ясно, что вермахт потерпел очередное сокрушительное поражение, и никто на помощь к нам так и не придет.

Как я уже говорила, с виду эти «марсиане» не были похожи на монстров, но при этом смотрели на нас с жесткими презрительными усмешками, как будто для них унтерменшами были не русские, а как раз мы, немцы. Однако я знала, что это совсем не так. Русские — это подлый, коварный, опасный и непредсказуемый народ. Не зря же фюрер вознамерился стереть эту нацию с лица земли. Но почему-то именно к русским всей своей мощью пришли на помощь таинственные «марсиане». Наверное, потому, что эти адские создания тоже являются русскими, ведь они совершенно свободно общаются с обычными русскими кавалеристами и вместе с ними смеются одним и тем же шуткам… Я же вижу, что они одного корня. Я ведь девушка образованная, закончила Берлинский университет, а на эту работу пошла только потому, что во время войны нации ни к чему бакалавры философии. Но даже со всем своим образованием я никак не могу понять — кто же они такие, эти «марсиане»? Может быть, и не люди вовсе? А кто же тогда? Может быть, демоны, получившиеся из русских после того, как в аду их долго вываривали в котлах со смолой? Наверное, для того, чтобы ответить на этот вопрос, в университете мне нужно было изучать богословие, а не философию.

Девочки ежились, испуганно поглядывая в сторону тех, в чьих руках находились наши жизни. Сейчас в нас не было ничего игривого, ничего кокетливого. Любые попытки возбудить мужское внимание, тем самым попытавшись добиться каких-то послаблений, выглядели бы жалко и неестественно. Сейчас мы были просто сборищем испуганных, почти раздетых женщин… Для них, для русских, мы были врагами, и, возможно, сейчас они как раз обсуждали между собой, каким способом нас умертвить. Они не выказывали никакого намерения жестоко нас изнасиловать, как это обещала наша пропаганда. Наверное, они брезгуют нами — чистокровными арийками, представительницами высшей расы… Впрочем, похоже на то, что высшей расой они считают именно себя, а все остальные для них как грязь под их высокими ботинками.

В этот момент, когда моя жизнь, вероятно, висела на волоске, я думала о том, насколько мы, немцы, заблуждались в отношении русских. Где обещанные фюрером молниеносное наступление и быстрая победа? Вместо этого, после вмешательства в войну «марсиан» наши солдаты всегда бывают повержены, а враги торжествуют и готовятся к новым ударам. И вообще — русских я представляла себе совершенно по-другому. Думала, что у всех у них грубые туповатые лица, на которых может быть лишь одно выражение — озлобления и свирепости. Нет, лица этих людей были другими. И я непроизвольно вглядывалась в них, стараясь хотя бы приблизительно предугадать нашу дальнейшую участь. Но время шло, а ничто не предвещало нам близкой расправы. «Марсиане» продолжали совещаться между собой и еще с кем-то через чрезвычайно маленькие рации — при их помощи они, видимо, связывались со своим начальством. Мне показалось, что они сами были в какой-то степени растеряны и обескуражены, потому что наш захват совсем не входил в их планы. И начальство, как мне кажется, тоже не знает, что с нами делать.

В какое-то мгновение мне стало казаться, что, возможно, нас пощадят и не лишат жизни. Такую иллюзию создавало их отношение к нам. Я ожидала глумления, издевательств, унижений, но вместо этого они выказывали к нам лишь снисходительное любопытство, словно к экзотическим зверькам. И вот это сбивало меня с толку… Быть может, нас все же отпустят на свободу? Я огляделась вокруг и покачала головой. Нет, только не это, Господи. Вокруг полно большевистских казаков, и стоит нам оказаться без охраны, как мы тут же попадем к ним в лапы — и тогда плен у «марсиан» нам покажется сущим раем. К тому же в этом городке находился лагерь для русских пленных, в котором в течение двух недель двадцать тысяч бывших большевистских солдат держали на голой земле, давая одну буханку хлеба в день на пятерых. Теперь эти люди, выпущенные «марсианами» на свободу, будут жаждать мести; и горе любому, кто будет говорить при них по-немецки.

Но нет — для нас подают большой тентованный грузовик, и солдаты «марсиан» жестами показывают, чтобы мы забирались внутрь кузова. Тех, у кого это не получается, довольно деликатно подсаживают под зад. Ура, мы едем в «марсианский» плен! По крайней мере, это лучше, чем остаться во власти большевистских казаков, которых вокруг становится все больше и больше.

31 августа 1941 года. 14:15. Третий Рейх, Восточная Пруссия, Ставка Гитлера «Вольфшанце».

Тот, кого некоторые по ту сторону фронта почти ласково прозывали Адиком (то ли по имени, то ли потому что тот весь мир собирался превратить в филиал ада) — короче, этот человек с нехорошей кармой и смешными маленькими усиками на верхней губе снова переживал не самые лучшие минуты своей жизни. В холодном поту он разглядывал карту, на которую были нанесены новые направления разящих ударов ужасающих «марсиан», против которых бесполезными оказались и мужество германских солдат, и мастерство немецких генералов и даже гений его, фюрера германской нации. А ведь перед этим гением уже склонилась вся Европа, включая даже такого старого врага Германии, как Франция.

Нет, Вольфшанце пока еще не бомбили армады реактивных краснозвездных бомбардировщиков и ревущие огромными турбинами белоснежные «Бэкфайры» не несли к резиденции фюрера всея Германии папу всех бомб, чтобы раз и навсегда покончить с мировым злом, и мобильный «Яре», носитель смертоносной ярости, еще не выплюнул на баллистические траектории мегатонные маневрирующие боеголовки, целью которых должны были стать первые пять важнейших городов Германии[16]… В лесу под Растенбургом даже еще не слышна предвещающая возмездие отдаленная канонада, но огненные письмена «мене, текел, фарес» начертаны на карте восточного фронта не вчера, когда случился очередной прорыв, жертвой которого пал храбрый Гудериан, и даже не позавчера.

Восточный фронт, который до этого вел себя достаточно скромно, с появлением «Марсиан» превратился в неистового кровожадного идола, способного с легкостью пожрать любое количество германских солдат, которых он, Гитлер, бросит в огонь сражений. «Марсиане» могущественны и беспощадны, многие германские части были растрепаны и разбиты на марше ударами их авиации, не давшей немецким солдатам даже вступить в соприкосновение с противником. Впрочем, дело было не в одной авиации. Артиллерия «марсиан», открывая огонь с недосягаемых дистанций, градом пятнадцатисантиметровых снарядов с легкостью одну за другой подавляла немецкие батареи и огневым валом расчищала путь своим панцерам и пехоте.

Панцеры «марсиан» и вовсе сводили Гитлера с ума. Фанатик механизированной войны, он делал ставку на быстроту маневра, броню и огневую мощь артиллерии, но «марсиане» переигрывали его «панцерваффе» сразу по всем параметрам. Их панцеры были неуязвимы для огня немецкой противотанковой артиллерии, а попытки ставить на прямую наводку огромные пятнадцатисантиметровые пушки не привели ни в чему, кроме дополнительных потерь германской артиллерии. В то же время двенадцатисантиметровые пушки «марсианских» панцеров обладают просто чудовищной мощью и способны не только уничтожать все типы немецких танков, но и с легкостью разрушать деревоземляные оборонительные сооружения немецкой пехоты. При этом панцеры «марсиан» имеют мощные двигатели и почти совершенную ходовую часть, что делает их непревзойденными противниками немецких панцеров и в области подвижности на поле боя. Конечно, панцер без экипажа — это всего лишь мертвый кусок железа, но и с этим у «марсиан» тоже все в порядке, их танкисты являются опытными, хорошо обученными, злыми бойцами, предназначенными для того, чтобы доминировать на поле боя.

И вот теперь новое неприятное известие пришло из маленького русского городка Кричева, чье название пренеприятно напоминает скрежет железа по стеклу. Вражеская подвижная панцер-кавалерийская группировка неожиданно прорвала фронт и, совершив стремительный бросок на сто километров по дорогам, внезапным ударом захватила этот маленький городок, считающийся таковым только из-за узловой железнодорожной станции. Все бы ничего, но в этом Кричеве располагались тыловые учреждения, запасы и штаб второй панцергруппы. Гейнц Гудериан героически возглавил сборную кампфгруппу из тыловиков и маршевых пополнений, пытавшуюся задержать вражеский прорыв, и то ли погиб, то ли в тяжелораненом состоянии был взят «марсианами» в плен. Это было печально. Гудериан являлся одним из немногих немецких генералов, не потерявших присутствие духа с началом известных событий, и вот теперь он больше не сможет сражаться за Фатерланд.

Нет, решил Гитлер, так воевать нельзя. В смысле нельзя воевать с будущим, которое знает о тебе все, а ты о нем ничего. Будь проклят этот дурак Модель, который разбудил дракона и вызвал его из бездны, и из-за которого эта война, поначалу неудержимо победоносная, превратилась в угрозу для самого существования Третьего Рейха. С «марсианами» надо мириться, и как можно скорей. По счастью, с аэродрома сообщили, что самолет Гейдриха уже совершил посадку, так что несколько минут спустя один из самых доверенных соратников будет уже в его кабинете.

несколько минут спустя, там же.

Группенфюрер СС Гейдрих буквально ворвался в кабинет Гитлера, небрежно махнул правой рукой в нацистском приветствии и с козлиным блеянием в голосе (был у него такой недостаток) произнес:

— Мой фюрер, вы меня звали и я пришел! Я готов выполнить любое ваше поручение — спуститься в ад или достать звезду с неба!

— Рейнхард, мой мальчик, — растрогался Гитлер, — как твое здоровье после того инцидента в Белоруссии? Ты был настолько неосторожен, что позволил себя сбить. Запомни, что ты давно уже далеко не рядовой член партии и СС, а посему не имеешь права рисковать собой в различных мелких боях местного значения в то самое время, когда у меня есть для тебя действительно очень важное поручение, с которым, кроме тебя, не сможет справиться больше никто.

— Я весь внимание, мой фюрер, — воскликнул Гейдрих, — сообщите же, наконец, что вы хотите мне поручить, чтобы я перестал теряться в догадках…

— Рейнхард, мой мальчик, — сказал Гитлер, — мое поручение будет не из легких, и даже, более того, должен тебя предупредить, что выполнить его правильным образом будет почти невозможно. Но ты справишься, я знаю.

— Да, мой фюрер, — воскликнул Гейдрих, — если это дело выполнимо хотя бы в принципе, то я обязательно добьюсь успеха. Но говорите же, не томите, в чем все-таки заключается мое особое задание?

— Дело в том, мой мальчик, — патетически произнес Гитлер, — что тебе действительно придется спуститься в ад для того, чтобы Германия могла заключить мир с русскими выходцами из будущего, с этим воинством Сатаны, которое внезапно обрушилось на нашу голову. Если это будет необходимо, то я согласен даже разделить с пришельцами из будущего власть над миром. Поскольку между нашими сторонами сейчас идет ожесточенная и очень кровопролитная война, я не могу послать тебя с обычной дипломатической миссией. Чтобы выполнить мою задачу, тебе придется как-нибудь ненароком попасть в плен к пришельцам из иного мира — да так, чтобы тебя не расстреляли и не передали в распоряжение местных большевиков. В сражениях с пришельцами Германия буквально истекает кровью, и в твоей власти остановить эти кровавые патоки, текущие по нашей[17] земле.

— Яволь, мой фюрер! — не задумываясь, выкрикнул Гейдрих, — я обязательно выполню это ваше поручение максимально точно и в срок. В этом вы можете на меня полностью положиться. А сейчас позвольте мне удалиться, ибо, оставшись в одиночестве, я должен тщательно обдумать, какими должны быть мои действия для наилучшего выполнения задания.

— Иди, мой мальчик, — сказал Гитлер, — я надеюсь, что некоторое время спустя ты вернешься в это кабинет победителем, и тогда я устрою тебе настоящий триумф.

31 августа 1941 года. 14:55. Третий Рейх, Восточная Пруссия, Ставка Гитлера «Вольфшанце».

Начальник главного управления имперской безопасности, президент германского бюро Интерпола, группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции, Рейнхард Тристан Ойген Гейдрих

Выйдя из кабинета Гитлера, Гейдрих ни на мгновение не прекратил раздавать во все стороны сияющие улыбки и излучать в окружающее пространство уверенность и оптимизм, а в голове билась только одна мысль: «Проклятье!!! Ишачье дерьмо!!! Меня подставили, как Гесса!!!». По долгу службы главный безопасник Третьего Рейха теми или иными путями знал о «марсианах» даже несколько больше, чем Гудериан, и значительно больше, чем фюрер, некоторые вещи которому просто нельзя было докладывать, потому что за ними раскрывалась бездонная бездна, полная не звезд, а всяческого дерьма. И вот теперь ефрейтор, презрев годы былого сотрудничества, посылает его, Гейдриха, прямо в окровавленную пасть неистово рычащему зверю, который с одинаковым аппетитом пожирает и молодцеватых бравых панцергренадеров и престарелых ветеранов прошлой великой войны.

Нет, конечно, сразу понятно, что пока он не покинет резиденцию фюрера, он должен продолжать излучать всяческий оптимизм и уверенность в успешном выполнении задания. Иначе завистники и недоброжелатели, которых у Гейдриха, как у всякого успешного человека, больше чем достаточно, сожрут его с потрохами и не оставят на развод даже косточек. Но эта нарочитая показная лихая придурковатость актуальна только здесь, по эту сторону фронта, в общении с соратниками, существующими согласно закону курятника «подтолкни ближнего, обосри нижнего», а там, у «марсиан», то есть у русских из будущего, в ход пойдут совсем другие приемы. Хотя задача номер один у него — не просто живым и здоровым пересечь линию фронта, а еще оказаться в руках именно представителей буржуазной России будущего, а не в окровавленных лапах большевистских сатрапов.

Что бы там ни говорила геббельсовская пропаганда, Гейдрих знал, что никаких массовых кровавых жертвоприношений пленных немецких солдат так называемые «марсиане» не совершают. По большей части, подобно Понтию Пилату, они просто умывают руки, передавая немецких пленных в руки большевистского командования. Впрочем, по некоторым данным его службы, к большевикам не поступают самые ценные захваченные в плен кадры, то есть генералы и старшие офицеры. При этом агенты в рядах большевиков даже не знают, в каком именно месте подвластной им территории большевистской России русские из будущего содержат своих особо важных пленных. Такая секретность могла указывать на то, что такие важные пленники могли быть вывезены на ту сторону барьера и размещены там, где их не найдет никакая германская разведка. В принципе это могло значить, что русские из будущего посвящают своих союзников-большевиков далеко не во все свои политические планы. Это было хорошо, потому что давало надежду на то, что его, Гейдриха, переговоры с начальством русских из будущего окажутся по-настоящему.[18]

Но, в любом случае, в успех своей тайной миссии Гейдрих не верил с самого начала. Это фюрер может тешить себя разными политическими иллюзиями о возможности установления мира между Третьим Рейхом и Россией из будущего, а он, Гейдрих, человек трезвомыслящий и к тому же достаточно осведомленный. В том числе, осведомлен он и о том, что изначально и без вмешательства извне национал-социалистический проект Тысячелетнего Рейха был обречен на крах и катастрофу, причиной которой стали пролив Ла-Манш и необъятные русские просторы[19], в которых просто растаяла отлично вышколенная германская армия, растворившись без остатка, как кубик сахара в ведре воды.

Теперь, когда к этим естественным причинам добавились еще и русские из будущего, процесс разгрома вермахта должен был принять просто лавинообразный характер. С того момента, как в войну вмешались русские из будущего, среднесуточные потери вермахта возросли в несколько раз и постоянно продолжали увеличиваться. Один только фланговый удар по 2-й армии и ее последующий разгром стоили германским войскам таких же потерь, какие они понесли за все предыдущие операции в Европе, вплоть до нападения на СССР. А ведь это только начало, дальше будет хуже. Если сначала пришельцы из будущего предпочитали действовать самостоятельно, то в последние дни они уже включали в состав сводных кампфгрупп крупные большевистские соединения, в первую очередь кавалерию и пехоту.

И, судя по тому, что эти операции были вполне успешны, большевики, в первую очередь генералы, очень быстро учились у своих дальних родственников. При этом такая перемешанность войск — русских из будущего и большевиков — представляла собой дополнительную сложность в выполнении его миссии. Ведь никто не даст гарантий, что, выбросившись с парашютом в районе предполагаемой концентрации войск пришельцев из будущего, он не окажется в лапах сотрудников НКВД или просто в расположении большевистских воинских частей. Одним словом, эту задачу еще предстояло решить. К тому же Гейдрих догадывался, что пока еще не все демоны выбрались на поверхность из межвременной дыры — уж слишком быстро там, в будущем, была уничтожена панцердивизия генерала Моделя.