Врата Войны. Трилогия

В то же время под Оршей будто возродились ужасные времена Аттилы и Тамерлана. В прорыв, проделаный большевистской пехотой и артиллерией, сплошным потоком хлынули несметные орды злых всадников на маленьких косматых лошадках. Они сразу же оказались буквально повсюду. Если где-то есть сильный хорошо укрепленный гарнизон, то они обтекают это место со всех сторон, не останавливаясь для того, чтобы завязать серьезные бои; или, если обойти невозможно, вызывают авиацию «марсиан», которая за одну или две атаки вдребезги разносит неодолимую прежде преграду. И вот теперь большевистская кавалерия подобно потопу разлилась по нашему тылу и делает в там все что захочет. При этом в штабе группы армий «Центр» сведения об их численности и глубине проникновения в наш тыл имеются самые противоречивые. По одним данным, глубина прорыва составляет десять-пятнадцать километров, по другим — передовые разъезды подходят уже к Борисову.

А в Борисове — дым столбом, бедлам и разгром. На месте здания, где размещался штаб 9-й армии, созданной взамен погибшей в Смоленске, несколько перекрывающих друг друга огромных воронок, будто сюда угодили несколько тысячекилограммовых бомб. Да-да, именно так — по докладу командира зенитного дивизиона, прикрывавшего штаб, все было спокойно, самолетов противника в воздухе не наблюдалось, а потому и воздушная тревога не объявлялась. Потом разом, без каких-либо угрожающих признаков, прогремело несколько сильнейших взрывов. Когда рассеялись пыль и дым то выжившие увидели, что здание, в котором размещался штаб 9-й армии, разбито в щебень, а окружающие его дома превратились в руины. Надо ли говорить, что совершенно бессмысленно под грудами кирпичного боя искать выживших в этом кошмаре.

Чуть лучше дела обстоят в городке Толочин, где расположен штаб 25-го армейского корпуса. Этот самый Толочин находится прямо на шоссе Смоленск-Орша-Борисов-Минск, вдоль которого проходит ось главного удара большевиков на Минск. Так вот, с самого утра над этим Толочином непрерывно висит вражеская авиация. Вперемешку большевики и «марсиане». «Адские гребешки»47 сменяются «Мясниками»48, следом за ними прилетают стрекочущие как газокосилки «Потрошители»49, помимо нанесения бомбовых и ракетных ударов, разбрасывающие специальные ракеты для целеуказания. А потом, ориентируясь на дымовые сигналы этих ракет, со звенящих высот валятся в атаку русские двухмоторные пикировщики. Когда улетают одни вражеские аэропланы, сразу прилетают другие, и нет этому ни конца, ни края.

Удары по расположению штаба чередуются с бомбежками железнодорожной станции, в окрестностях которой дислоцирована резервная 555-я пехотная дивизия. Из тела этого единственного резерва командование корпуса сейчас выдирает куски плоти для формирования временных камфгрупп. И все это в тщетной попытке остановить потоп большевистской кавалерии, хлынувший через дыру во фронте. То есть, связи со штабом 25-го корпуса у нас нет, и здесь, в Минске, даже неизвестно, жив ли еще старина Карл Риттер фон Прагер. Данные, которые мы тут получаем, косвенные, и приходят они по линии железнодорожной дирекции «Центр» от начальника станции «Толочин». Сам штаб корпуса, скорее всего, утратил все свои радиостанции и не выходит на связь с восьми утра, когда поступило сообщение о первом авианалете на Толочин. Мы уже пытались достучаться до них через железнодорожников с приказом немедленно прекратить формирование кампфгрупп (потому что таким путем потоп не остановить), а вместо этого 555-й дивизии занять оборону вокруг Толочина и ждать прибытия подкреплений. Уже грузятся в эшелоны 71-я и 75-я пехотные дивизии, которые мы намереваемся отправить на помощь 25-му армейскому корпусу, несмотря на то, что в Борисове уничтожен не только штаб 9-й армии, но и все мосты через Березину, как шоссейные, так и железнодорожные.50

Но если не удастся быстро отремонтировать железнодорожный мост в Борисове, мы развернем эти две дивизии по рубежу реки Березины, потому что обещать помощь еще не значит оказать ее. Лишь бы 555-я дивизия и примкнувшие к ней отступающие подразделения хоть на какое-то время задержали потоп большевистской кавалерии. Хоть на день-два, а еще лучше три. Правда, есть вероятность, что большевистская кавалерия просто обойдет Толочин, оставив его на съедение своей пехоте и артиллерии, которые, несомненно, движутся за ней следом, только гораздо медленней. В принципе, вполне разумная тактика, разделяющая обязанности между подвижными соединениями и пехотой. Разумная, разумеется, в исполнении германской армии, а когда так делают большевики, это приводит меня в отчаяние.

Но в таком случае необходимо дать команду на отход войскам 4-й армии, занимающей оборону напротив Могилева. Парировать удары большевиков на флангах нам больше нечем, но и допустить еще один Смоленский котел для меня просто немыслимо, потому что это будет на руку только большевикам и «марсианам». Поэтому отход не только оправдан, он прямо необходим. И крик души в Берлин: «Дайте резервов, резервов и еще раз резервов!». Потому что если группа армий «Центр» немедленно не получит дополнительных резервов и случится третий удар большевиков, то фронт на Берлинском направлении рухнет и предотвратить это будет невозможно.

Проклятые «марсиане» в Смоленском сражении совершенно обескровили вермахт, практически полностью сожрав группу армий «Центр» первого состава. Те наши солдаты и офицеры, которые летом гордо маршировали на Москву, сейчас или лежат в земле под березовыми крестами, или томятся в большевистском плену. Если подсчитать, то за время прошедшее с начала войны на Востоке мы безвозвратно потеряли два миллиона солдат и офицеров, поставив в строй только двести тысяч. А у большевиков, напротив, закончилась их великая всеобщая мобилизация, и теперь на каждого немецкого солдата нападает по трое-четверо русских. В таких условиях стоит призадуматься над тем, чтобы начать ставить в строй всякую дрянь — вроде пленных французов, бельгийцев, голландцев и датчан… вот только гордых пшеков нам тут не надо. Эти будут не столько бороться с большевиками, сколько примеряться, как бы ловчее ударить в спину германскому солдату.

19 ноября 1941 года, вечер. Западный фронт, Витебская область, подступы к селу Толочин

Командующий 2-м гвардейским кавкорпусом генерал-майор Лев Михайлович Доватор

Так весело нам не было с сентября, когда мы вместе с Севастопольской бригадой экспедиционных сил участвовали в рывке на Жлобин, а потом ходили вместе с ними на Бобруйск бить морду третьему моторизованному корпусу немцев. Морды им мы тогда набили по первому разряду — что было, то было; повеселись, одним словом, отвели душу за все, что произошло до двадцатого августа, когда ворвавшиеся в наш мир потомки принялись объяснять германцам, как крупно они ошиблись, решив напасть на Советский Союз. То есть я и мои бойцы впервые услышали об экспедиционных силах из будущего только после выхода из рейда второго сентября, когда процесс разгрома тогдашней группы армий «Центр» был в разгаре. Да и нас тогда прихватили очень круто. Пополниться, перевооружиться, двое суток на все — и снова марш-марш вперед, снова в бой. Правда, после Бобруйского рейда нас все же вывели в тыл для отдыха, пополнения и переформирования. Чтобы добить окруженные немецкие войска в Смоленске и Рославле, кавалерия уже не требовалась. Там полезней была пехота, и лучше с эпитетом «саперно-штурмовая». Тоже, кстати, мощные бойцы, за что я их и уважаю.

Так вот — период отдыха и пополнения был очень кратковременным, а переформирование наше заключалось в том, что 50-й и 53-й кавалерийским дивизиям вручили гвардейские знамена, переименовав их соответственно в 3-ю и 4-ю гвардейские кавалерийские дивизии. Что касается всей моей 1-й конно-механизированной группы (формирования по умолчанию временного), то ее переименовали во 2-й гвардейский кавалерийский корпус, дополнительно добавив в его состав 20-ю кавалерийскую дивизию, пока не прошедшую огненного крещения боем, и, следовательно, не гвардейскую. На этом переформирование завершилось и началось довооружение.

В состав каждой из трех этих дивизий — без различия, гвардейская она или нет — были включены средства усиления, то есть по одному танковому батальону на Т-34 и КВ-1, легкому конноартиллерийскому полку и такому же конноартиллерийскому противотанковому дивизиону. Что касается зенитных средств, то в эскадронах создали взводы тяжелого оружия, оснастив их пулеметами ДШК, которые, помимо прочего, могли вести огонь и по зенитным целям, а также, в качестве средства личной обороны, бойцам раздали ПЗРК из будущего. Мол, этого добра накопили столько, что двадцать раз хватит перебить все люфтваффе, только успевай подвозить. Ну и прочее по мелочи — рации там из будущего, ночные прицелы для пулеметчиков и снайперов, дальномеры, которые точно меряют расстояние за счет отражения пучка света, и много другое…

Но такое оснащение подразумевало высочайшую ответственность за результат его применения, поэтому сразу после переформирования и довооружения нас принялись учить военному делу самым настоящим образом. Мы узнали все о том, как надо взаимодействовать со своими танками и как с артиллерией, как бороться с вражеской бронетехникой, выводя ее на позиции противотанкового дивизиона, и что делать, если на пути соединения оказался вражеский укрепленный пункт. Но мы не просто узнали это. Мы заучили все это наизусть в бесконечных полевых занятиях, тактических маневрах и учениях, максимально приближенных к боевой обстановке, которые проводились при любой погоде. Все это перемежалось боевыми стрельбами из всех видов оружия, в том числе и из трофейного. Возможно, что от умения управиться с немецким пулеметом или винтовкой еще будут зависеть чьи-то жизни и смерти.

В принципе, сразу было понятно, что если не брать охрану собственных тыловых коммуникаций (для чего существуют кавалерийские дивизии НКВД), гвардейские кавалерийские корпуса — это рейдовые соединения, действующие в отрыве от основных сил и в то же время не обладающие сокрушительной мощью ударных механизированных формирований. Наше дело — просачиваться там, где не пройдет никакая механизированная техника. От нас требуется атаковать врага в его же глубоком тылу в самом неожиданном месте, перехватывать коммуникации и жечь склады. В случае необходимости мы должны уметь рассыпаться широким фронтом на дивизии, полки или даже отдельные эскадроны, чтобы потом в случае необходимости снова собраться в один единый кулак.

Вот и сейчас генерал Белов, наш сосед слева, уже разворачивает свой 1-й гвардейский кавалерийский корпус веером подивизионно с задачей перехватить коммуникации немецких войск, занимающих позиции перед Могилевом. Сосед справа у нас — 3-й гвардейский кавалерийский корпус генерала Плиева, который, как и мы, в компактных походных колоннах в максимально возможном темпе движется на запад по параллельной дороге. И я, и он намереваемся пока обойти этот Толочин, оставив его на съедение штурмовой пехоте и артиллерии. Наша цель — Борисов. Вперед и только вперед.

19 ноября 1941 года, 23:25. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего

Растворяясь в истории, уходил в прошлое еще один день Великой войны, сто пятьдесят первый по счету. Огромной стране, отходящей к беспокойному сну, хотелось верить, что перелом в этой войне уже произошел, что теперь все будет хорошо, враг будет разбит и победа останется за нами. Вождь, который сейчас напряженно вглядывался в линии на карте, знал, что это только часть правды. Вторая же ее часть заключалась в том, что пока грядущая Победа — это только возможность, реализации которой еще предстоит добиться, прикладывая в войне титанические усилия, в том числе жертвуя на фронте тысячами и миллионами жизней советских бойцов и командиров. Концепция «Малой кровью и на чужой территории» оказалась несостоятельной даже в Зимней войне против маленькой Финляндии. Хоть и шла та война действительно на чужой территории, пролитую на ней кровь малой не назовешь. Через оборонительные сооружения «линии Маннергейма» Красная Армия смогла пробиться лишь ценой огромных усилий и тяжелых потерь. Пусть об этом тогда не писали в советской прессе, но он, Сталин, знает, что это действительно так и было.

К тому же все территории, отвоеванные тогда у Финляндии, снова оказались потеряны за два первых месяца новой войны, про начало которой, чтобы долго и витиевато не материться, можно сказать только одно — это была катастрофа. И в первую очередь причины этой катастрофы заключались не в качестве техники и боевом духе Красной армии (дух этот был очень высок), а в головах руководящих ею генералов, многие из которых оказались совсем не на высоте. Все произошло точно по профессору Преображенскому из «Собачьего Сердца». Булгаков все-таки гений, хоть и не совсем советский человек.

Одни из этих генералов растерялись, бросили подчиненные им войска и, переодевшись в гражданскую одежду, в компании лично преданных им людей выходили из немецких окружений. Другие, точно так же растерявшись и словно забыв, чему их учили в Академии, лично возглавляли атаки пехотных цепей на пулеметы и танков на немецкую противотанковую артиллерию. Смерть у них при этом получалась героическая, но бессмысленная, как будто кроме генералов некому было заместить собой убитых ротных и батальонных командиров. Эти, как были поручиками и выдвинувшимися за храбрость старшими унтер-офицерами в конце Империалистической войны, так ими и остались.

Третьи… третьими были военачальники в больших чинах, на плечах которых лежала ответственность за все стратегические и тактические просчеты при подготовке к войне. Эти, даже не разобравшись в обстановке и не понимая, что происходит, вместо того чтобы организовать глубокую оборону и вынудить врага нести в разы большие потери, поступали ровно наоборот — бросали еще сохранившие боеспособность войска в самоубийственные контрнаступления против численно и качественно превосходящего противника. И тут выяснилось, что одного революционного энтузиазма и пролетарской сознательности в современной войне техники и моторов совершенно недостаточно, что поспешные и необдуманные приказы вместо улучшения обстановки способны ее только ухудшить. А ведь причина фатальных просчетов этих «товарищей» в том, что они, испугавшись ответственности за свои старые просчеты, наделали кучу новых, не менее грубых.

Фельдмаршал Кутузов в похожей ситуации с боями отступал до Москвы и даже дальше, в результате чего заставил Наполеона нести неприемлемые для того потери — и тем самым русский полководец сохранил свою армию, которая потом и разгромила французов, изгнав их прочь со своей земли. А товарищи Павлов, Кузнецов51, Тимошенко и иже с ними, напротив, и территорию не смогли удержать, и почти полностью просрали кадровую армию в многочисленных котлах; и просрали бы еще больше, если бы не пришли потомки и не прекратили это безобразие… Советский Союз спасло только то, что в середине двадцатого века имелась возможность объявить Всеобщую Мобилизацию и выставить на поле боя войско, в разы численно превосходящее кадровую армию мирного времени. У Кутузова такой возможности не было, и восполнять потери за счет ополченческих формирований он мог только частично.

Но все это были потери прошлых периодов, фантомные боли от того, что уже было нельзя изменить. И даже если прямо сейчас без суда и следствия расстрелять всех виновников той катастрофы и их единомышленников, то погибшие и попавшие в плен в приграничных сражениях не вернутся в строй, сверкающий новеньким оружием. Перед войной страна напрягала все силы, чтобы дать своим защитникам самые современные танки, самолеты, артиллерийские орудия и стрелковое оружие, и по большей части весь этот поток шел в приграничные округа, которые перевооружались в приоритетном порядке. Теперь все это богатство досталось германской армии, которая не побрезгует применить его против прежних владельцев, особенно с учетом тех потерь в живой силе и технике, которые немцы понесли в Смоленской битве.

Кстати, вот лежит поступившая вчера докладная записка, сообщающая о том, что после разгрома двух немецких танковых дивизий в Марьиной Горке нашими войсками помимо всех прочих трофеев была захвачена материальная часть двух артиллерийских полков, укомплектованных германскими тягачами и трофейными советскими гаубицами М-30 и МЛ-20. Теперь командующий 4-й танковой бригадой нового облика полковник Катуков хочет оставить эти обратные трофеи в составе своей бригады и просит укомплектовать личным составом два гаубичных полка на мехтяге. Резолюция генерала Жукова на этой же записке гласит, что ничего невозможного в этом нет, но комплектование личным составом двух новых артполков может затянуться, и тогда в случае серьезного натиска противника на Марьину Горку 4-я танковая бригада будет вынуждена оставить данный населенный пункт, вернув трофеи немцам.

Еще раз подумав, Вождь взял свой любимый синий карандаш и написал на докладной записке следующую резолюцию:

«Во-первых — не полковник Катуков, а генерал-майор Катуков.

Во-вторых — не 4-я танковая бригада, а 1-й гвардейский танковый корпус.

В-третьих — в распоряжении корпуса тов. Катукова оставить только гаубичную бригаду на мехтяге, укомплектованную сорока восемью орудиями М-30, а орудия МЛ-20, как сковывающие маневр подвижного соединения, передать командованию Брянского фронта и обратить на формирование нового гаубичного полка РГК».

И подпись: «И.С.».

Сталин подумал, что, как показал прошлый вариант истории, такие молодые товарищи — вроде только что получившего звание генерал-майора Михаила Катукова или командующего 16-й армией генерал-лейтенанта Константина Рокоссовского — как раз и являются той молодой порослью, которая и заменит на командных должностях беспощадно выпалываемую сорную траву. По счастью, таких молодых и талантливых командиров в рядах РККА много, их имена известны, как известны и те генералы из старой гвардии, которые не опозорили своего высокого звания и, сражаясь с врагом честно и умело, всегда приводили свои войска к победе.

Кстати, успешный прорыв 16-й армии Рокоссовского по направлению на Борисов уже привел к тому, что немецкая 4-я армия пару часов назад получила приказ из штаба группы армий «Центр» на отход к рубежу по реке Березина. Тогда же то же самое командование группы армий «Центр» в категоричной форме потребовало у своего верховного командования немедленной присылки дополнительных войск, напирая на то, что в противном случае фронт не выдержит следующего удара Красной Армии, что снова приведет к катастрофическим последствиям. Бывшие у него в наличии резервы фельдмаршал Лист уже исчерпал и теперь просит свое Верховное Командование о присылке ему дополнительных войск.

Теперь надо сделать так, чтобы просил он эти дополнительные войска как можно более громко и как можно более жалобно. А потому, после завершения пополнения 1-го гвардейского танкового корпуса личным составом, генерал-майор Катуков должен будет получить приказ продолжить свой рейд по вражеским тылам и доставить генералу-фельдмаршалу Листу максимально возможное дополнительное беспокойство. Также для усиления этого эффекта возможно пересечение предполагаемой новой линии фронта одним или двумя кавалерийскими корпусами, чтобы они как следует погуляли на «той стороне» и еще сильнее напугали немецкое командование.

К тому моменту, когда в Прибалтике начнется основная операция зимней кампании «Снежный тайфун», все доступные германскому командованию резервы должны быть сосредоточены в полосе действия группы армий «Центр». А о том, как их потом оттуда не выпустить, голова будет болеть у командования авиагруппой Экспедиционных сил, главного разведывательно-диверсионного управления при Ставке Верховного Главнокомандования и штаба партизанского движения. Но там все люди адекватны своим постам и можно рассчитывать на то, что они приложат все необходимые усилия для разгрома и уничтожения врага.

22 июля 2018 года, 10:05. Московская область, государственная дача «Ново-Огарево».

Президент сидел и читал доставленную из-за портала свежую советскую газету «Правда». Совсем свежую, от двадцатого ноября сорок первого года. Особый интерес вызывали два материала. На развороте — большая статья Бориса Полевого о наступлении на западном направлении; этот пострел успел везде, явно не без помощи вертолета из авиагруппы экспедиционных сил. Ну как иначе он мог за один прием побывать в Бобруйске, Марьиной горке, Орше, под каким-то там Толочином, побеседовать с Жуковым, Катуковым, командующим 21-й армией генералом Кузнецовым, Рокоссовским и Доватором.

Но суть не в этом. Наступление на самом деле носит локальный отвлекающий характер — ему ли Путину, об этом не знать; Минск среди целей операции даже не фигурирует, но расписано все так эпично, будто это генеральное наступление прямо на Берлин. Хотя информационную войну и дезинформацию противника никто не отменял. Особенно тогда, когда дезинформация скрывается под нагромождением вполне правдивых фактов. В любом случае то, что сделали Катуков и его бойцы в Марьиной Горке, впечатляет и без приукрашивания. Новое, блин, Ледовое Побоище; победа ума, смекалки и хитрости над грубой тевтонской силой. И немцы, кстати, тоже от изумления не могут подобрать слов, а когда у них это получается, они сразу начинают винить «марсиан» (то есть русских из будущего) в варварских способах ведения войны. Мол, среди ночи уставших немецких солдат внезапно разбудили и в одних подштанниках выгнали из теплых хат на мороз. А так нечестно — заставать врасплох спящего врага. И генерал Мороз, разумеется, опять помог русским, куда ж тут без него. Как известно из расшифровок радиоперехватов, более половины плохо обмундированных немецких солдат не погибли в бою, а замерзли насмерть в тщетной попытке пешком пройти до города Шацка — тридцать километров по глубоким сугробам на тридцатиградусном морозе.

Большой талант, надо сказать, этот Борис Полевой — не соврать ни в одном слове и одновременно представить все очень красиво и правдоподобно, будто прямо сейчас в проделанный конниками Белова, Доватора, Плиева и Жадова прорыв хлынут все двадцать тысяч танков Т-72, имеющихся на хранении в Российской федерации. Вообще, говорят, что когда содержащимся на территории России пленным немецким генералам называют даже приблизительный объем устаревшего для 21-го века вооружения, завалявшегося на Мобскладах складах, то некоторые из них, особо слабонервные, натурально хлопаются в обморок. Тут ограниченный контингент экспедиционных сил (три дивизии и две бригады) поставил на уши весь вермахт; что же тогда натворят несколько тысяч танков из двадцать первого века?

Такой вариант развития событий был бы прекрасен, но, к сожалению, он не мог быть исполнен. Пропускная способность единственного портала растет очень медленно, и в последнее время она отдана по большей части под поставки промышленного оборудования по программе «удочки вместо рыбы». Конечно, еще несколько десятков или даже сотен боевых машин поставить вполне возможно, но пока это представляется преждевременным. За исключением полковника Катукова (тут же, в статье Полевого, упоминается о присвоении ему генерал-майорского звания и награждении орденом Ленина), у Советского Союза пока нет «обкатанных» военачальников, которым можно было бы доверить технику из будущего после того, как опытным путем установят оптимальный штат танковых и механизированных соединений нового облика.


Генерал-майор Лелюшенко после расформирования его 21-го моторизованного корпуса командует общевойсковой армией; и силы, меньшие, чем мехкорпус нового облика, будут для него понижением. Генерал-майор Рыбалко, хоть и просится на фронт, пока занимает должность начальника кафедры разведки Высшей специальной школы Генерального Штаба Красной Армии. Полковник Ротмистров в настоящий момент командует танковой бригадой на Ленинградском фронте и пока не проявил особых полководческих талантов. Он больше отличается по организационно-хозяйственной части, так как его бригада, единственная из подобных частей, имеет походный ремонтный батальон, позволяющий своими силами быстро возвращать подбитую технику в строй. Полковник Лизюков, командир 1-й гвардейской мотострелковой дивизии, соратник Рокоссовского по обороне Соловьевой переправы и боям под Ярцево на данный имеет прекрасные характеристики и послужной список. Но в то же время истеричное поведение и дурацкая гибель52 этого командира в нашей истории во время неудачного контрудара 5-й танковой армии летом 1942 года ставят его фигуру под вопрос.

Но самое интересное было не на развороте, а на первой странице. Некролог. И на кого бы вы думали? На Никиту Сергеевича Хрущева. Верный сын партии, надежный товарищ, неутомимый борец за дело Ленина-Сталина, пал смертью храбрых от руки немецко-фашистских захватчиков. Одним словом — пуд скорби и ведро слез. Причина гибели — вражеский артналет во время выезда Первого секретаря КПУ(б) на фронт. Гаубичный снаряд, мол, разорвал этого деятеля на куски, оставив на память людям только окровавленную генеральскую папаху и теплые сапоги. При этом президент России ни на секунду не поверил в случайность смерти будущего ниспровергателя и обличителя, гонителя православной церкви, строителя коммунизма за двадцать лет и врага личных коров колхозников. Хотя туда этому клоуну и дорога; без него воздух на той стороне портала будет чище, а вода слаще. Стало быть, и по этому параметру история того мира изменилась необратимо…

Бывают такие моменты, когда бывшие соратники превращаются просто в попутчиков, а потом и в паразитов-нахлебников, способных исключительно на имитацию бурной деятельности. Всем же понятно, что идея пресловутой пенсионной реформы, повышения НДС, налоговый маневр в топливной отрасли, попытки любой ценой обрушить курс рубля и вся прочая суета, которой сейчас занят экономический блок правительства Дмитрия Медведева, проистекает только из того факта, что эти деятели либерального направления, презирающие реальное производство, никаким образом не способны добиться экономического роста, хоть сколь-нибудь отличающегося от темпов инфляции. И никаким путем министров-экономистов с этой позиции не спихнуть — хоть ты их режь, хоть ты их вешай на фонарных столбах. По-другому они просто не умеют.

Кстати, методика, с которой партийная верхушка «Единой России» в первом чтении проталкивала через Думу проект своей пенсионной реформы, больше подошла бы какой-нибудь тоталитарной секте. От таких методов «Голосуй как сказано, или партбилет с мандатом на стол» даже видавшие виды волки из ЦК ВКП(б) впали в изумление: «И что, так тоже можно?! И эти люди еще запрещают нам ковырять в носу? Даже при самом что ни на есть советском тоталитаризме и то так дела не делались. Люди же смотрят. Аккуратнее надо. Мягче. Не так же открыто…» — и дальше любимое лавровское: «Дебилы, б…!»

Депутат Железняк, по совместительству заместитель секретаря генерального совета партии «Единая Россия», несогласный с этой пенсионной реформой, и мандат сдал, и партбилет на стол положил, а вот любимица страны Наша Няша (Поклонская) с женской непосредственностью послала этих деятелей по пешему эротическому маршруту. Мол, мне мандат избиратели давали, перед ними я и отчитываюсь. А вы вообще тут кто такие, нарисовались — хрен сотрешь? И тишина, никто никуда не идет. Права потому что Поклонская — депутат не делегат и требование положить мандат является узурпацией власти, которая в этом вопросе пока что принадлежит избирателям, то есть народу Российской Федерации.

Хорошо бы и этих деятелей-реформаторов отправить в поездку куда-нибудь на фронт — например, в Сирию, под американские бомбы и «Томагавки»; а потом написать на них симпатичный такой групповой некролог. Но, к сожалению, это невозможно, в отличие от случая с Никитой Сергеевичем, который был большой сволочью, но никогда не был трусом; да уж, современные работники либеральной экономики особой храбростью не отличаются и ни в какие горячие точки не поедут.

Президент отложил в сторону газету и задумался. Выходит, что все эти вопросы — как кадровые, так и экономические — придется решать совсем другими способами, пусть не всегда явными, но от этого не менее эффективными. Тут надо понимать одно — без экономического роста минимум на пять-семь процентов проблемы в Российском государстве будут только нарастать. И дело не только в пенсионном возрасте. И то, что сейчас второпях будет сляпано на коленке реформаторами, потом придется еще не раз и не два переделывать, сожалея об упущенном времени и об упущенных возможностях.

И ведь он сам во всем виноват. Сам взрастил эту партийную гидру «Единой России», которая сейчас в лице правительства Медведева села ему на шею — точно так же, как «соратники» из ЦК ВКП(б) сидят на шее у товарища Сталина. И с этим тоже придется что-то делать, причем делать жестко и решительно. Иначе зачем все остальное, зачем «Крым Наш», война в Сирии, война с Гитлером за порталом? Зачем, в конце концов, упорное противостояние гегемонии коллективного Запада, когда агенты влияния этого Запада обсели правительство Российской Федерации как мухи банку с повидлом?

21 ноября 1941 года, 10:2 °CЕ. Восточная Пруссия, окрестности Растенбурга, главная ставка Гитлера «Вольфшанце», бункер фюрера.

Узнав, что большевики еще раз прорвали фронт (причем сразу в двух местах) и хваленый вермахт снова сел в лужу, Гитлер взбеленился и вызвал к себе всю верхушку вооруженных сил. Вот они выстроились перед своим фюрером в один ряд — начальник штаба верховного главнокомандования вермахта генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель, его начальник оперативного управления генерал-полковник Альфред Йодль, а также главнокомандующий сухопутными войсками генерал-фельдмаршал Вальтер фон Браухич и его начальник штаба генерал-полковник Франц Гальдера. Дополнял этот холеный зверинец начальник военной разведки адмирал Вильгельм Канарис. Весьма представительная компания высших военных чинов Германии, на прошлой войне имевших заслуги еще перед кайзером Вильгельмом, которую разбавляла ссутуленная фигура Гитлера с трясущимися руками, в старой армии едва дослужившегося до ефрейтора. Правда, к тому моменту, когда означенные персоны собрались в его кабинете, Гитлер уже подуспокоился и мог разговаривать с ними вполне внятно, не срываясь на истерический крик и катание по полу.

В принципе, для полного комплекта тут не хватало еще главнокомандующего люфтваффе рейхсмаршала авиации Германа Геринга и главкома кригсмарине гросс-адмирала Эриха Редера. Но Геринг после налета «марсиан» на Берлин «лечился» в спецклинике от нервного срыва, а Редера ситуация на Восточном Фронте пока не задевала ни морально, ни материально. Его линкоров и крейсеров аэропланы «марсиан» пока не топили; и вообще, кригсмарине изначально было обращено лицом на запад, а не на восток. После сражений при Ютланде и Доггер-банке, случившихся еще во время той, прошлой Великой Войны, желание навтыкать «Роял Нэви» являлось идеей фикс всех немецких военных моряков; и неважно, что соотношение сил с тех пор только ухудшилось. И это в полной мере показала та травля, которую английские эскадры устроили полгода назад, гоняя по Атлантике одинокий линкор «Бисмарк», будто испуганного щенка.

Свою проработку высшего генералитета Гитлер начал с адмирала Канариса.

— Мой добрый Вильгельм, — вкрадчиво произнес он, — скажите мне, почему вражеское наступление стало для наших солдат полной неожиданностью? Почему никто ни о чем не подозревал до тех пор, пока не загрохотали пушки? Почему большевики и «марсиане» втайне сумели сосредоточить свои ударные группировки прямо под носом наших солдат? Почему ваша служба оказалась так беспечна, что прозевала подготовку к большевистскому наступлению и не смогла определить сроков его начала?

От этих вроде бы негромких слов фюрера у Канариса мгновенно пересохло в горле. Истерику с катанием по полу и кусанием ковра, наверное, все же пережить было гораздо легче, чем эти несколько простых вопросов, произнесенных вкрадчивым негромким голосом вождя германского народа. Если стоящий напротив него маленький человек со смешными усиками хоть на секунду заподозрит, что этот провал был не случаен, то это дело для него запахнет тюрьмой Моабит, а также пеньковой петлей или гильотиной, которая тоже применялась для казней государственных преступников.

— Мой фюрер, — нервно прокашлявшись, произнес Канарис, — на самом деле мы обнаружили признаки подготовки большевиков к наступлению и под Жлобиным, и под Оршей, но при более тщательном рассмотрении выяснилось, что сосредоточенная там техника представляет собой надувные резинотканевые макеты панцеров, автомашин и артиллерийских орудий, которые охраняются солдатами старших возрастов. Поэтому мы и посчитали определенную суету, царящую на этих участках фронта, отвлекающими действиями большевистского командования и «марсиан», и предположили, что основные удары в зимней кампании большевики нанесут на других участках фронта, вследствие чего сосредоточили все свои усилия на их поиске. Теперь-то я понимаю, что большевики с «марсианами» жестоко обманули наших людей, спрятав настоящие53 панцеры рядом с надувными.

Выслушав оправдания своего главного шпиона, Гитлер, возведя очи горе, театрально всплеснул руками.

— О, какое изощренное азиатское коварство! — воскликнул он. — Спрятать настоящие панцеры среди поддельных и тем самым оставить в дураках нашу великолепную разведку! Наверняка до этого додумались эти русские из будущего, ведь большевики такие простофили. Скажите, мой добрый Вильгельм, может быть, вам все же удалось выяснить, кто они такие на самом деле и, самое главное, сумел ли мой добрый друг Рейнхард (Гейдрих) добраться до их командования?

Канарис тяжело вздохнул и обвел ожидающих его ответа генералов и фюрера рассеянным мутным взглядом.

— Нам удалось выяснить многое, но не все, — хрипло произнес он, — поскольку среди «марсиан» наших агентов не было, да и не могло быть, то мы сосредоточили свое внимание на тех большевистских командирах, которые в частном порядке или по службе контактируют с солдатами и офицерами так называемых экспедиционных сил. Была проделана кропотливая работа, и среди этих большевистских командиров мы нашли тех, кто во время прошлой Великой Войны побывал у нас в плену и дал расписку о сотрудничестве ведомству полковника Вальтера Николаи. Тогда такие расписки старались брать у максимально большего числа русских пленных — неважно, были они офицерами или нижними чинами. Именно так в свое время были завербованы маршал Тухачевский, который чуть было не произвел в большевистской России успешный военный переворот, и генерал армии Павлов54, в самом начале этой войны подготовивший все необходимые условия для успеха блицкрига на московском направлении. Итак, таковых нашлось двое — майор П. и полковник О. Майор П. при попытке найти к нему подходы взял и застрелился, зато служащий по интендантской части полковник О. согласился сотрудничать с нашими людьми…

— Говорите же, наконец, мой добрый Вильгельм, — взмолился Гитлер, буквально заглядывающий Канарису в рот, — сообщите нам все, что вам удалось узнать об этих ужасных русских из будущего…

— Во-первых, мой фюрер, эти русские из будущего — все, от самого последнего нижнего чина и до верховного командования — истово ненавидят, как они выражаются, «гитлеровский режим», и готовы сделать все, чтобы Третий Рейх как можно скорее прекратил свое существование, а немцы, с оружием в руках пришедшие на русскую землю, умерли все до единого. Именно это они и писали в своих листовках, которые сбрасывали на головы наших окруженных солдат в Смоленске и Рославле: «Вы все умрете». При этом многие русские в будущем считают, что если бы вы, мой фюрер, в свое время не объявили бы русских низшей расой и недочеловеками, то Россия и Германия вполне бы смогли поладить между собой, чтобы совместно противостоять наглости и жадности англосаксов. Кстати, большевизм для большинства из них — это далекая история, так же, как и для нас историей стал Второй Рейх, созданный гением Бисмарка и кайзера Вильгельма Первого. Во-вторых — могущество той России, с нашей точки зрения, можно назвать безмерным. Одной бомбой они способны уничтожить целый город, а сотней или двумя — всю Германию. Кстати, здесь действует ничтожная часть их армии, которая, помимо помощи большевикам, служит учебным полигоном, на котором русские из будущего обучают своих солдат ведению боевых действий и испытывают в условиях реального боя новейшие образцы боевой техники. Наши солдаты для этих русских служат своего рода подопытными кроликами, которым в любом случае предстоит умереть. Так что, мой фюрер, готовьтесь — война будет идти до победного конца, то есть пока последний немецкий солдат не будет убит или не сложит оружие. Умолять этих людей бесполезно, потому что они просто не услышат наших просьб. В-третьих — в настоящий момент русские из будущего не горят желанием воевать вместо большевиков. Устранив момент максимальной опасности, они постепенно отходят в сторону, по возможности давая большевикам уроки того, как, с их точки зрения, надо правильно воевать, и поставляя им за золото различное вооружение, устаревшее в мире будущего и полное сокрушительной мощи здесь.

Канарис сделал паузу и облизал пересохшие от волнения губы.

— Что касается судьбы Рейнхарда Гейдриха, — продолжил он, — то удалось выяснить только то, что в самом начале сентября на аэродром Красновичи, полностью контролируемый пришельцами, приземлился немецкий истребитель, пилот которого сдался в плен представителям русской армии из будущего. Кто он такой, наш информатор просто не знает. Чуть позже этого немца забрали офицеры русской военной разведки, и больше о нем ничего неизвестно. Что касается того немецкого истребителя…

— К черту истребитель, мой добрый Вильгельм, — слабо махнул рукой Гитлер, — не в нем дело. Сложив два и два, я могу сделать выводы, что сам послал моего доброго Рейнхарда на верную смерть, потому что ненавидящие нас пришельцы из России будущего наверняка повергли его самым жестоким пытками, ни на минуту не поверив в его миротворческую миссию. Теперь вот что, херрен генерален — если, как доложил мой добрый Вильгельм, русские из будущего избегают непосредственного участия в боевых операциях, то дайте генералу-фельдмаршалу Листу все, что он попросит. Он должен как можно дольше сдерживать большевиков и их ужасных покровителей и не пускать их в Европу. За это время мы обязательно должны что-нибудь придумать, и мы придумаем это, ведь с вами гений вашего великого фюрера. Поэтому действуйте, действуйте, действуйте, а не сидите на месте.

Произнеся эти слова, Гитлер обвел своих генералов полубезумным взглядом и, шаркая ногами, вышел из своего кабинета.

полчаса спустя, там же. стенографистка Ада фон Буркхардт.

Возможность работать в штабе нашего великого фюрера, ведя для истории записи его встреч и совещаний, являлась для меня неслыханной удачей и пределом счастья. Сказать честно, для того чтобы достичь этого положения я шла долго и упорно, стараясь изо всех сил пробиться поближе к моему кумиру; и могу сказать, что это у меня получилось. И сегодня, как обычно, я тихо и незаметно делала свою работу, сидя в отведенном для стенографисток углу комнаты для совещаний. Я не осмеливалась поднимать голову слишком часто, но все же не могла удержаться от того, чтобы хоть изредка не взглянуть на любимого миллионами немцев и немок идола нашего немецкого народа. «Гигант» — с неизменным благоговением называла я его про себя. Действительно, находясь в одном помещении с этим человеком, я казалась самой себе маленькой и ничтожной. И всякий раз я замечала, что нечто подобное испытывают и остальные — неважно, мужчины это или женщины, генералы или обычные стенографистки.

Человека этого обволакивала аура некой незримой мощи. Только с виду он был обычным, но на самом деле его нельзя было равнять с остальными людьми, пусть даже и принадлежащими к высшей арийской расе… Он весь лучился незримым светом — светом истины и справедливости. Он был велик, он был гениален, он был могуч, его мысль ниспровергала старые отжившие свое государства, чтобы мы, немцы, смогли построить на их руинах свой тысячелетний рейх. Это был подлинный гигант мысли и духа, Избранник, посланный Высшим Разумом на землю для того, чтобы спасти род человеческий. А спасти человечество от гибели и вырождения могло только мудрое управление процессами смерти и рождения, с тем, чтобы в первую очередь сохранить чистоту высшей — нашей, арийской — расы. И он взял на себя эту нелегкую обязанность… За что мы все были беззаветно преданы этому человеку. Каждое его слово являлось бриллиантом чистейшей истины, его идеи были божественно разумны и наполнены лучезарным величием…

Но уже несколько дней я почувствовала, что с нашим кумиром стало происходить что-то ужасное. Сначала эта догадка слабо пульсировала в моей голове, но с каждым днем, каждым часом и минутой становилась все настойчивей. Как я ни пыталась с ней бороться, у меня ничего не получалось; подспудные ощущения неизбывного ужаса и тоски постепенно пронизывали все вокруг нас. Я никак не могла понять, в чем дело, и это чувство мучило меня, зудя в глубине сознания назойливой мухой, которую мне не удавалось прогнать. Беспокойство усиливалось; и в те моменты, когда мне доводилось исполнять свои служебные обязанности, я все чаще отрывала глаза от записей и бросала быстрые взгляды в ЕГО сторону, тщетно пытаясь разгадать, в чем дело, отчего наш фюрер начал сутулиться и будто разом постарел на десяток лет.

И вот сегодня мне и другим девочкам, которые стенографировали это совещание, вдруг открылась ужасающая истина. Адмирал Канарис (которого я неплохо знала, так как часто стенографировала его встречи с фюрером) повел разговор о пришельцах из другого мира — тех самых, что помогали большевикам. Их еще называют «марсианами» за бесчеловечную жестокость и холодное равнодушие, с каким они относятся к представителям арийской расы. По крайней мере, так говорил покойный доктор Геббельс, когда был еще жив. Устрашающие слухи об этих «марсианах» ходили уже очень давно… Впрочем, большинство граждан великой Германии (по крайней мере, из моего круга знакомых) сначала предпочитали в них не верить, считая все эти россказни выдумками и вражеской пропагандой. Все мы верили только в гений нашего любимого фюрера и пребывали в непоколебимой уверенности, что он сумеет справиться с любой напастью. Конечно, как же иначе! Ведь на его стороне — само Божественное Провидение! А слухи распускают те, кто желает подорвать наш дух, посеять панику и нарушить наше идейное единство. Хотя мы думали, что неудачи, которые преследовали наш победоносный вермахт, были временным явлением, вести, которые приходили к нам в Вольфшанце с полей огромного сражения, развернувшегося на Востоке на просторах от Балтийского до Черного моря, становись все тяжелее и безрадостней.

Судя по тому, о чем рассказывал адмирал Канарис, Провидение, до сей поры благоволившее нашему фюреру, радикально изменило свои предпочтения, начав подыгрывать противоположной стороне… За что ты с нами так, Господи?! Ведь мы ни в чем перед тобой не виноваты! На этом совещании я узнала правду, заключавшуюся в том, что таинственные пришельцы, помогающие Советам — на самом деле их потомки, заявившиеся сюда из двадцать первого века. Честно говоря, эта невероятная новость, в правдивости которой, похоже, уже никто не сомневался, потрясла меня. Она была настолько же фантастичной, насколько и ужасающей. Это что, получается, они уже один раз выиграли у нас войну, полностью уничтожив Германию, а теперь их потомки вернулись, чтобы проделать это снова, с еще более ужасающим эффектом?!

Выходит, что у этих русских из будущего там, «в высших сферах», оказался настолько могущественный покровитель, который был в состоянии разверзнуть перед ними туннель во времени, через который в наш мир и пришли их непобедимые легионы?! Моя бабушка, происходящая из древнего остзейского баронского рода, частенько повторяла, что Россия настолько непонятная и запутанная страна, которую невозможно понять умом, что она, несомненно, управляется самим Всевышним. А иначе непонятно, мол, как она до сих пор существует. Теперь ясно, что этот их покровитель, верный слуга Господа, незримо стоит за спиной у свирепых и могущественных «марсиан» — такой же свирепый как они — держа наготове свой пылающий меч. От этой мысли холодок пробежал по моей коже; и рука, порхающая по бумаге, обычно твердая, невольно дрогнула и допустила помарку. Так и есть, это все не вымысел чьего-то больного ума — и мне приходится в это верить, потому что сейчас совсем не время для шуток и мистификаций.

А что же наш Гигант, наш Вождь, наш Фюрер? Возможно, это было не очень осмотрительно с моей стороны, но я все чаще и дольше задерживала на нем свой взгляд. Впрочем, ему было совершенно не до того, чтобы обращать внимание на какую-то стенографистку — слушая то, что говорил ему адмирал Канарис, он становился все более мрачным и задумчивым. Более того, в выражении его лица, в повороте головы — одним словом, во всем — просвечивало уже не мрачное желание бороться до конца, а самое обыкновенное отчаянье, достигнув которого, человек обычно пускается наутек, сломя голову.

Мне часто говорили, что я умная барышня, и теперь я лишний раз убедилась в правдивости этих слов. Я постепенно отмечала те признаки, что внушили мне подспудную тревогу. Это были не только внешние, легко видимые признаки, такие как сменяющиеся оттенки кожи на лице фюрера — от серого до желтоватого; его ссутуленность, подрагивающая нижняя губа, сползшие на глаза брови, нервное сжимание кистей рук. Каким-то образом изменилось мое восприятие его облика — он весь словно сдулся, уменьшился… Потух тот божественный свет, что шел от него, согревая сердца людей — словно кто-то щелкнул выключателем… И вместе с этим божественным светом исчезло ощущение силы. Да-да, оно каким-то образом вдруг исчезло, и от этого я почувствовала, что близка к панике; безотчетный страх овладел мной. Это было похоже на то, как если бы вдруг твердая и надежная почва разверзлась у меня под ногами. А там, внизу — устрашающая, холодная бездна с торчащими вверг ледяными иглами, на которые насадятся рушащиеся вниз с обрыва грешники. Мы считали себя высшей расой, расой господ, но пришли «марсиане», низвергли нас в пропасть, указав наше истинное место в вечном аду, потому что Господь не с нами, а с ними…

Вот такие чувства я испытала, машинально ведя запись совещания и в то же время глядя на фюрера. А он в это время отдавал какие-то распоряжения, что-то говорил своим генералам… но это был уже не Гигант, не Вождь. Это был обыкновенный человек — маленький и сутулый, со смешными усиками и челкой. Я внезапно увидела своего былого кумира без окружающего его ореола… И мне захотелось рыдать — я склонилась пониже к своим бумагам, чтобы никто не заметил судорогу, прошедшую по моему лицу… Со звоном на меня обрушивался сотворенный моим зачарованным разумом мир — мир, сотканный из заманчивых идей и оказавшийся лишь фикцией. Маленький и жалкий, до смерти напуганный человечек — вот кем предстал великий фюрер перед моим теперь уже совершенно трезвым взглядом…

Но еще мучительней было понимание того, что этот человек вовсе и не был таким великим, каким мы все его считали. Мы заблуждались, жестоко заблуждались… И как только ему удалось завладеть умами миллионов? Не иначе как он владеет какими-то гипнотическими приемами… И только теперь, узрев перед собой огненные письмена потерявшего терпения Божества, он утратил эту способность представать перед людьми большим, чем он есть на самом деле — возможно, уже навсегда.

В моей голове присутствовала и еще одна мысль — а интересно, это со мной одной произошла такая резкая перемена в восприятии нашего фюрера? Бегло глянув на генералов, с каким-то холодным отчаянием я убедилась, что и они уже далеко не так воодушевлены, как еще неделю назад. Более того — они растерянны и не знают, что им делать, потому что Восточный фронт превратился в ужасного Молоха, глотающего немецких солдат в любом количестве; сколько не брось — ему все будет мало… И уж конечно, господа генералы уже подумывают о том, как бы половчей спасти свои шкуры от неминуемого возмездия…

Что это возмездие придет, и довольно скоро, я теперь ни капли не сомневалась. Русские! Именно им пришла помощь из будущего — им, а не нам, немцам, вздумавшим радеть о чистоте крови. О чем же это говорит? Уж не о том ли, что мы, немцы, зашли куда-то не туда? Теперь, когда сияние избранности погасло над моим фюрером, мне было очень просто принять это. Я даже избегала называть это «истиной» — потому что этим высокопарным словом привыкла называть совсем другое. Это была просто данность, факт…