Второй взгляд
Часть 37 из 90 Информация о книге
Во сне я вижу этот странный прибор с чрезвычайной отчетливостью — квадратная коробочка, белая шкала с цифрами, дрожащая стрелка указателя. На основании надпись: «TriField Natural EM Meter». Какой-то мужчина с длинными, как у женщины, волосами разъясняет, как обращаться с прибором, но я понимаю лишь отдельные слова: «магнитный», «сумма», «электрический», «радиоволны», «проверка батареек». Одет он, как батрак с фермы, — в футболку и линялые джинсы. Хотела бы я знать: что такое мобильный телефон? Я просыпаюсь в поту. Окна в спальне плотно закрыты, а вентилятор, стоящий у кровати, не может разогнать духоту. Вторая половина постели пуста. Бреду в ванную, умываюсь холодной водой, потом отправляюсь вниз на поиски Спенсера. Он в своем кабинете. Свет выключен, только на письменном столе горит лампа с зеленым абажуром. Несколько родословных таблиц, развернутых на массивных досках пола, напоминают разбитые дороги; сквозь открытые окна доносится кваканье лягушек, как будто зовущих Спенсера по имени. Когда он поднимает голову, я понимаю, что он пьян. — Сисси… Который час? — Около двух. — Делаю робкий шаг вперед. — Тебе надо лечь. Он закрывает лицо руками: — А ты почему не спишь? — Очень жарко. — Жарко. — Спенсер берет стакан с виски и осушает его одним глотком. По столу ползет муравей. Спенсер давит его дном стакана. — Спенсер? Он вытирает стакан носовым платком, поднимает голову и пристально смотрит на меня: — Думаешь, эти твари что-нибудь чувствуют? Думаешь, они понимают, что такое смерть? Качаю головой, не зная, что сказать, и повторяю: — Тебе надо лечь. Прежде чем я успеваю понять, что он делает, Спенсер сажает меня к себе на колени, сжимает мою руку и касается повязки. — Если я потеряю тебя, это меня убьет, — говорит он прерывистым шепотом. — Ты хотя бы сознаешь, как много ты для меня значишь? — Нет, — выдыхаю я, едва шевеля губами. — Ох, Сисси! — Он зарывается лицом мне в грудь, так что наш ребенок ощущает его дыхание. — Все, что я делаю, я делаю ради тебя. * * * Небольшая группа старых американцев сохраняет свою доминирующую позицию во многом благодаря традиционному убеждению в расовом превосходстве англосаксов. Элин Андерсон. Мы — американцы: изучение причин раскола в одном американском городе, 1937 Руби сообщает мне, что он ждет. — Но Спенсер сегодня дома, — шепчу я, охваченная паникой. Серый Волк стоит на крыльце, отблески утреннего солнца лежат у него на плечах, как плащ матадора. — Спросите у меня, что хотели, — требует он. Испуганно оглядываюсь. Спенсер сейчас в ванной. А мне хочется спросить Серого Волка о многом. — Вы знали мою мать? Он кивает утвердительно, и это ничуть меня не удивляет. — Какая она была? — Похожа на вас, — отвечает он, и взгляд его смягчается. Внезапно все слова, которые я знала, вылетают у меня из головы. — Еще, — лепечу я, с трудом вспомнив нужное слово. И он рассказывает мне о моей матери. О том, как она стояла на этом крыльце — крыльце дома, где она родилась и выросла. Описывает оттенок ее светлых волос — в точности такой, как у меня. Рассказывает, что она умела свистеть громче, чем все другие девушки, которых он знал. Что от ее одежды всегда пахло лимоном. Серый Волк работал тогда на ферме, принадлежавшей ее отцу. Потом участок земли вместе с фермой был продан нашим нынешним соседям. Еще он рассказывает, что однажды на спор мама ночью заехала на тракторе на лужайку перед университетом. Он говорит, что больше всего на свете она хотела иметь дочь. Ей казалось, что вместе с дочерью она еще раз проживет собственное детство. Я слушаю, прислонившись к стене дома и закрыв глаза. Всю свою жизнь я ждала этого момента. Выпадет ли подобное счастье моему ребенку? Найдется ли много лет спустя человек, готовый рассказать ему обо мне? — Я скоро умру, — говорю я, глядя в глаза Серому Волку. — Лия, мы все умрем, — отвечает он. Внезапно дверь отворяется. На крыльцо выходит Спенсер. Волосы у него еще мокрые, рубашка кое-где прилипает к влажному телу. — Я услышал, что ты с кем-то разговариваешь! — говорит он. Любопытно, ощущает ли Серый Волк, что слова Спенсера остры, как лезвие бритвы? — Это Серый Волк, — бросаю я. — Я наняла его на работу. Спенсер внимательно смотрит на Серого Волка, очевидно пытаясь понять, почему его лицо кажется ему знакомым. Но ничего не вспоминает. В тот день, когда они встретились на улице, он хотел лишь поставить индейца на место. Серый Волк был для него слишком незначителен, чтобы его рассматривать. — Ты же знаешь, нам нужно починить крышу, — обращаюсь я к Спенсеру. — И здесь, над крыльцом, и в леднике. Ты сам говорил, надо нанять мастера, который этим займется. — Поворачиваюсь к Серому Волку и добавляю: — Серый Волк, это мой муж, профессор Пайк. Спенсер переводит взгляд с меня на Серого Волка и обратно. — В гараже есть лестница, — произносит он наконец. — Возьми ее. И начни с ремонта водосточных труб. — Да, сэр, — с непроницаемым лицом отвечает Серый Волк. Поворачивается и идет выполнять работу, о которой минуту назад и думать не думал. Спенсер смотрит ему в спину. — Где ты его отыскала? — спрашивает он. — Хардинги посоветовали нанять его, — бессовестно лгу я. — Кол Хардинг? — Это производит на Спенсера впечатление, наш сосед — человек въедливый и осмотрительный. — Надеюсь, Кол хорошо проверил его рекомендации. — Спенсер, мы нанимаем его чинить крышу, а не нянчить ребенка. Со стороны гаража доносится грохот, — вероятно, Серый Волк что-то переставляет, чтобы достать лестницу. — Мне не нравится этот тип, — бурчит Спенсер. — Не понимаю почему, — пожимаю плечами я. * * * Евгеника есть не что иное, как научная проекция нашего чувства самосохранения и наших родительских инстинктов. О. И. Кук. Проблемы фермерской жизни, или Каким образом пренебрежение евгеникой подрывает сельское хозяйство и разрушает цивилизацию. Из обозрения И. Р. Истмана для «Журнала наследственности», 1928 В раннем детстве я любила приходить в отцовский кабинет в университете и представлять, что вращающееся кожаное кресло — это трон, а я — королева мира. Мои подданные — карандаши, ручки, пресс-папье — благоговейно внимали моим речам или же наблюдали, как я кручусь в кресле. Мой придворный шут — каретка пишущей машинки, — призывно звякая, ожидал, когда я брошу на него снисходительный взгляд. Тогда росту во мне было всего три с половиной фута, однако я воображала, что могу тут самовластно распоряжаться, как и мой отец. Вхожу в кабинет. Отец сидит за столом. Он сосредоточенно просматривает записи в своем блокноте, но, увидев меня, откладывает его в сторону. — Сисси! Вот приятный сюрприз! Какие дела привели тебя в город? За последние несколько дней живот мой так раздулся, что того и гляди лопнет. — Твой внук захотел поздороваться с дедушкой, — отвечаю я. Отец замечает взгляд, который я украдкой бросаю на его кресло, и улыбается: — Не хочешь немного покрутиться, по старой памяти?