Выслушай меня

Я назвал айпэд и драгоценности Тессы. Женщина-констебль записала и это. Она также попросила меня оценить нанесенный ущерб, но я ответил, что не знаю точную стоимость украденного.

– Ладно, – сказала констебль Арнольд. – Нам надо здесь немного осмотреться. Получить, так сказать, более или менее точное представление о планировке дома.

– Знаете, мы живем здесь уже пять лет, и до этого к нам никто никогда не вламывался, – сказал я.

– Всегда что-то случается в первый раз, – последовал ответ.

Полицейские сказали, что не возражают, чтобы я прибрался в кухне. Именно этим я и занялся, пока они обследовали второй этаж. Я рассовал остатки разбросанной по полу еды в пакеты для мусора, собрал осколки разбитого стекла и протер мокрой тряпкой пол. Все время, пока я занимался этим, я слышал звуки, которыми сопровождались перемещения и действия сотрудников полиции наверху – скрип половиц, стук открываемых и закрываемых дверей, голоса, доносящиеся из ванной комнаты. Наконец, спустившись вниз, констебль Арнольд произнесла в микрофон рации:

– У нас здесь незаконное проникновение в чужое жилище. При этом никаких признаков взлома. Несколько пропавших ценных вещей. Нанесен определенный ущерб.

Затем женщина-констебль отключила рацию и сказала, обращаясь уже ко мне:

– Сюда подъедут эксперты-криминалисты. На полу есть отпечатки обуви, на которые им полезно будет взглянуть – вдруг они совпадут с какими-нибудь отпечатками из базы.

– Знаете, у меня есть конкретные подозрения по поводу того, кто это сделал, – выпалил я.

– Вот как?

– Возможно, вам это покажется несколько странным… Видите ли, недавно мы познакомились с одним типом, и я полагаю, что все это мог сотворить именно он. Вот, взгляните… – Я довольно неуклюже полез за своим телефоном. – Вот.

Женщина-констебль склонилась над экраном.

– Вот, видите, – принялся горячо объяснять я. – Рисунок подошвы совпадает с отпечатками. А у того мужчины, о котором я говорю, именно такие кроссовки.

От возбуждения у меня невольно подрагивали пальцы, удерживавшие телефон.

– Вы в этом уверены?

– Да, я в этом уверен, – ответил я уже немного спокойнее, – потому что именно я ему их купил.

– Вы купили подозреваемому вами человеку кроссовки? – переспросила женщина-констебль. Коротко взглянув на меня, она снова сконцентрировала свое внимание на экране моего телефона. Рассмотрев как следует ценник, она в раздумье опустила голову. – И после этого он решил незаконно проникнуть в ваше жилище и вас обокрасть?

– Понимаете, тут все довольно сложно, – туманно заметил я.

– Что ж, разберемся. Хотя я должна сказать, мистер… м-м-м… Николсон, что в этом районе незаконные проникновения в жилища и кражи случаются довольно часто. Это, так сказать, наиболее распространенное преступление. И в большинстве случаев в этом отчасти виноваты хозяева… Я вижу, что у вас все двери и окна целы, то есть какие-либо следы взлома отсутствуют. Не могло получиться так, что вы оставили входную дверь открытой?

Я почувствовал, как у меня запульсировал висок.

– Нет. Определенно нет. Но человек, о котором я говорю, недавно был у меня в доме – совсем недавно, в пятницу. Так что он легко мог раздобыть ключ.

– А вы сможете как-то это проверить? – впервые подал голос полицейский-мужчина.



Я принес небольшую вазу с ключами, которую мы с Тессой держим на полке в холле, и перевернул ее над столом. Из нее выпали щетка для волос, использованная карта, дающая доступ в интернет, надкушенный засохший бисквит и целая связка разнообразных ключей. Перебрав их, я сказал:

– Знаете, с ходу трудно сказать. Вполне возможно, что одного ключа на связке не хватает. – Я взглянул на констебля-мужчину, который постукивал по столу корешком своего блокнота. – Мы не очень-то умеем поддерживать в доме порядок.

– Лучше не иметь чрезмерного количества запасных ключей, – сказал констебль Гарсия.

Собрав со стола лежащие на нем предметы, я вернул их в вазу, чувствуя, что мое нервное возбуждение сменилось усталостью.

– Знаете, от всего этого чувствуешь себя очень некомфортно.

– Так всегда бывает. – Женщина-констебль понимающе покивала. – Больше всего негативных эмоций взывает ощущение нарушения личного пространства, верно?

– Это еще мягко сказано. Зачем им понадобилось разбрасывать вещи из ящика, в котором моя жена хранит свое нижнее белье?

– Прежде всего, эти люди искали что-нибудь ценное. Многие хранят ценные вещи именно в таких местах. Я серьезно.

– А весь тот беспорядок, который они устроили? Чего ради надо было разбрасывать по полу семейные фотографии и ломать рамки? Гадить в ванной комнате – зачем?

– Таким образом эти люди избавляются от стресса. Преступники, особенно малолетние, часто идут на дело пьяными и плохо себя контролируют. От страха, возбуждения, от воздействия алкоголя у них зашкаливает пульс, а нередко и кишечник бунтует. К тому же они неуклюжие, а оказавшись в чужом жилище, нередко теряют концентрацию и становятся рассеянными. Именно поэтому они часто опрокидывают и разбивают всякие предметы. – Констебль почесала голову. – Разумеется, такие происшествия обычно воспринимаются как нечто личное, но подобные поступки крайне редко совершаются от ненависти. Поверьте мне на слово – по статистике, в девяноста девяти процентах случаев в этом ничего личного нет. Как правило, причина не в ненависти к кому-либо, а в чем-то другом.

– Вы полагаете, что я слишком остро реагирую на произошедшее? Кстати, никаких доказательств, которые подтверждали бы мои подозрения, у меня нет. – Я пожал плечами. – То, что я вам сказал – это просто предположение, основанное на интуиции.

Женщина-констебль внимательно посмотрела на меня, а затем снова раскрыла свой блокнот.

– Большинство воришек орудуют в тех районах, которые расположены неподалеку от того места, где они живут, – сказала она. – Им явно не хватает воображения. Но, конечно, мы отнесемся к этому происшествию и к вашим словам вполне серьезно. А потому почему бы вам не сообщить мне имя и адрес того типа, которого вы подозреваете? Мы бы с ним поговорили. Это помогло бы прояснить все раз и навсегда.

Внутри у меня все сжалось. Я нервно сглотнул. Правильно ли я поступлю, если выполню просьбу? Ведь если Джепсом ни в чем не виноват, а я отправлю к нему домой полицейских – это будет просто ужасно. Но, с другой стороны, если случившееся было его рук делом, было бы лучше, если бы он знал, что мне об этом известно. Такие вещи прощать нельзя – иначе трудно даже представить, что придет в голову вашему обидчику в следующий раз. Так что, по идее, нельзя было допускать, чтобы Джепсому все сошло с рук.

– Ладно, хорошо, – сказал я наконец. – У меня есть адрес его работы. Если вы дадите мне минуту, я его найду.


– Прекрасно. А мы пока поработаем с возможными свидетелями. Для этого нам потребуется пулемет. – Констебль Арнольд явно пыталась шутить. – Карлос, будь добр, принеси, пожалуйста, из машины МГ11. Как только мы закончим, мистер Николсон, мы сразу же оставим вас в покое.





Она




На этот раз он встретил меня у лифта. Широко улыбаясь, он растопырил руки, готовясь принять меня в объятия.

Я, увернувшись, не позволила ему это сделать.

– Все кончено. Ты это понимаешь? – сказала я. – Я замужем. У меня ребенок. Я пришла только для того, чтобы услышать, что именно ты хотел мне сказать.

На этот раз Ричард не смеялся и даже не улыбался.

– Про мужа и ребенка мне известно, – сказал он.

– Я не собираюсь продолжать с тобой встречаться.

– Дорогая. – Ричард осторожно взял меня ладонями за подбородок и заглянул мне в глаза. От него пахло лавандой и сандаловым деревом. У меня снова возникло странное, весьма приятное и знакомое мне ощущение, будто в моем животе запорхали бабочки. – Ты можешь отправиться домой в любой момент. Тебя никто не держит.

Он заказал на квартиру завтрак из ресторана «Оттоленги». На террасе уже был накрыт стол. В ведерке со льдом покоилась бутылка шампанского. Ричард явно старался убедить меня в том, что я полностью контролирую ситуацию. Держался он легко и непринужденно. Мы немного поговорили о разных мелочах. Ричард задал несколько вопросов, касающихся Джоша и его болезни, а также быстро приближающегося отпуска, который мы собирались провести в Саффолке. Затем поинтересовался, где именно мы намерены остановиться, и порекомендовал мне несколько ресторанов.

– Боюсь, мне вряд ли удастся вырваться куда-нибудь и поужинать, – сказала я и страдальчески закатила глаза. – Это будет особенный отпуск, не совсем обычный.

Ричард заявил, что мне следует передохнуть – после моих слез в четверг его всерьез беспокоило мое состояние.

– Благодаря тебе я стала чувствовать себя лучше, – призналась я. – Хотя должна тебе сказать – тот мужчина, о котором я тебе говорила, на следующий же день после нашего разговора явился к нам домой. Вероятно, это было всего лишь совпадение.

– Возможно, он просто не может заставить себя с тобой расстаться, – сказал Ричард, и его взгляд задержался на моих губах. – Я очень хорошо понимаю, что он чувствует.

– Перестань, – оборвала я собеседника и, чтобы сменить тему разговора, похвалила его цветочные горшки и стала расспрашивать его о растениях, которые в них были высажены.

Оказалось, что об этом Ричард понятия не имеет.

– Да бог их знает, – отмахнулся он. – Всем этим занимается садовник. А как там Маркус?

– Прекрасно, – сказала я и выжидательно посмотрела на Ричарда. – Итак, я тебя слушаю.

– Я хотел тебя кое о чем спросить. Дело в том, что мне могут снова понадобиться толковые советы по некоторым коммерческим вопросам.

Я улыбнулась и, наклонившись вперед, заправила за ухо прядь волос.

– Говори.

– Это касается той истории с суши! Я не уверен, что в «Эклунде» хорошо справились с этой проблемой. В конце недели в «Твиттере» по этому поводу поднялась целая волна. Ее можно было погасить гораздо быстрее, чем это было сделано. – Ричард отхлебнул из бокала небольшой глоток шампанского. – Плюс к этому я хочу открыть новое греческое заведение где-нибудь подальше от центра. Вообще мне кажется, что пора начать делать больший акцент на тех районах Лондона, которые быстро развиваются в последнее время, – это заложит хорошие основы для будущего расширения компании.

Затем Ричард поинтересовался, как далеко я готова отъехать от центра города, чтобы отведать местных, выращенных вблизи столицы помидоров и попробовать кебаб из персидского ягненка. До Уиллесден-Джанкшн? До Вулвича? Или, может быть, до Далстона? Мы перебрасывались названиями лондонских окраин и предместий, словно торговцы недвижимостью. Я мысленно поздравила саму себя по поводу того, что наша встреча проходит именно так, как мне хотелось. Значит, я еще могла работать, меня все еще считали профессионалом в своем деле.

– Что касается Маркуса… Знаешь, единственное, что мне не нравится, – это близкие контакты с русскими, – сказал вдруг Ричард.

– Чьи контакты? – не поняла я.

– Маркуса. Если бы я собрался поменять компанию, которая занимается моим пиар-обеспечением, я бы постарался найти какую-нибудь солидную фирму. Тут ведь все, как в природе: наилучший вариант – это симбиоз. Да ты и сама это знаешь.

– Ты что, собираешься переходить в «Хэуик Николсон»?

Меня охватило острое чувство разочарования, которое, однако, быстро сменилось тревогой.

Я сделала глоток шампанского и сказала:

– Ну, ладно. Не заключай контракт с Маркусом. Не иди в партнеры к моему мужу! Иди ко мне!

– Я всегда этого хотел, – рассмеялся Ричард.

Я опрокинула остатки шампанского. Мне показалось, что меня обставили, обманули, и – может быть, от этого – меня слегка затошнило. На улице все еще было тепло, но небо затянули тучи, которые, суди по их цвету, были полны воды. Подул ветер, по террасе забарабанили дождевые капли. Женщина в окне дома, расположенного напротив, внимательно смотрела на нас. Ричард предложил, захватив напитки, перейти с террасы в квартиру. Я сказала ему, что мне пора идти. Мы сели на диван. Я откинулась на спинку, почувствовав под шеей мягкую подушку. Ричард легко коснулся пальцами пульта музыкального центра, и зазвучала незнакомая мелодия.

Я беспомощна. Беспомощна. Спасения нет.

Так можно было кратко выразить весь тот шторм из мыслей, который бушевал у меня в голове.