Выслушай меня

Что ж, пусть это произойдет еще один раз. Последний.

Ричард принялся меня целовать, одновременно стаскивая с меня одежду. В течение недолгого времени я позволяла ему это делать, увлеченная процессом. Но затем, опомнившись, принялась брыкаться, упираясь ладонью Ричарду в грудь. Несколько секунд он пытался делать вид, будто это – часть игры, и мы весьма неуклюже барахтались на диване. Он, захватив мои запястья, крепко удерживал меня, а его губы прижимались к моим с такой силой, что я даже почувствовала вкус крови. Затем, поняв, что я сопротивляюсь всерьез, Ричард со смешком откатился в сторону.

– Извини, я тебя неправильно понял.

В метро я ехала стоя, хотя в вагоне были свободные места. Закрыв глаза, я боролась с подкатывающей тошнотой. Одной рукой я держалась за кожаную петлю на поручне, и мое тело от толчков и колебаний поезда безвольно моталось во все стороны. Ремешок на одной из моих сандалий натер мне пятку так, что на ней образовалась мозоль. Я чувствовала, что заслужила все эти неприятные ощущения. Добравшись до Бэлхэма, я подумала, что мне, пожалуй, лучше не выходить, а доехать до самого конца ветки, а потом пересесть на поезд, идущий в обратном направлении, – и так ездить до бесконечности. Пусть бы Северная линия стала моим наказанием.

В голове моей без конца бродили мысли о моей матери в рубашке с глубоким вырезом и кисточками вдоль швов, со стертыми в кровь пятками и следами помады на оправе очков.



Свернув за угол, я увидела стоящую около нашего дома машину с включенными проблесковыми маячками. Остаток пути я преодолела бегом.

Рядом с открытой входной дверью стояла женщина в полицейской форме. Я почувствовала, как на плечи мне легла свинцовая тяжесть. Ощущение того, что случилось что-то страшное, какое-то время не давало мне возможности заговорить.

– Вы, вероятно, жена хозяина дома? – спросила женщина-полицейский.

– Да, – ответила я, чувствуя, как в ушах у меня тяжелыми толчками пульсирует кровь.

Женщина легонько прикоснулась к моей руке.

– Вам не о чем беспокоиться.

Однако мое воображение уже прокручивало в мозгу страшные картины. Мне мгновенно вспомнились пляж, ослепительно яркое солнце и плавающий в море надувной нарукавник Джоша. Я тут же подумала о своем недавнем сне.

– Где Джош? – хрипло спросила я.

– С ним все в порядке. Он смотрит телевизор.

Я положила ладонь на горло – мне казалось, что мое сердце вот-вот выпрыгнет через него наружу.

– А Маркус?

– С ним тоже все хорошо, не волнуйтесь. Кто-то совершил незаконное проникновение в ваш дом, только и всего. Все целы и невредимы и находятся в полной безопасности.

Я почувствовала, как волна паники, охватившая меня в первый момент, понемногу отступает.

– Ваш муж пытался связаться с вами, – сказала женщина в полицейской форме. – Он хотел сообщить вам о том, что произошло.

Глаза женщины скользнули по моему лицу, затем по моим обнаженным ногам и сандалиям.

– Мой телефон был отключен, – с трудом выдавила я.

– Ну, к счастью, теперь вы здесь. Как я уже сказала, все под контролем. Ваш муж уже заполняет бланк свидетельского заявления, но вообще-то очень хорошо, что вы подъехали. Я понимаю, что вы сейчас находитесь в состоянии потрясения, но ваше присутствие может оказаться очень полезным – благодаря вам мы сможем выполнить несколько важных процедур. Это избавит нас от необходимости приезжать к вам снова, и, кстати, я – полицейский констебль Арнольд.

В голове билась лишь одна мысль: никто не пострадал. А раз так, то я ни в чем не виновата.

Констебль Арнольд внимательно вгляделась в мое лицо, пытаясь понять, все ли со мной в порядке, и повела меня в дом. Пол в нашем с Маркусом жилище был ужасно грязным, затоптанным. Мне показалось, что в нем стоял запах алкоголя, протухшей еды и грязной одежды. Я обняла Джоша, а затем быстро переговорила с Маркусом, который сидел на кухне рядом с мужчиной-полицейским и читал какой-то документ.

– Да, со мной все в порядке, – коротко успокоил он меня и кивнул. – Не беспокойся.

Затем констебль Арнольд спросила, можем ли мы подняться вместе с ней в нашу спальню.

– Да, конечно, – ответила я, не вполне понимая, почему вопрос был задан вкрадчиво-осторожным тоном.

Остановившись в дверях спальни, я замерла, пораженная открывшейся картиной. Мое нижнее белье было вынуто из ящиков и разбросано по полу. Рядом с гардеробом громоздилась целая груда пластмассовых и деревянных плечиков для одежды, перемешанных с рубашками Маркуса и моими платьями, а также нашей обувью. Чувствовалось, что незваные гости хватали руками все, что попадалось им на глаза. От омерзения у меня поползли мурашки по коже – мне показалось, что ко мне самой кто-то прикасается грязными, липкими лапами.

Полицейский констебль Арнольд между тем вошла в комнату.

– Вы в порядке? – поинтересовалась она. – Такие вещи могут шокировать.

– Да, я в норме, – ответила я и шагнула через порог.

– Насколько я понимаю, это не вы оставили здесь все в таком виде.

Вероятно, в этих словах была ирония, но я не сразу это поняла, и мне на какой-то момент показалось обидным, что кто-то может так обо мне подумать.

– Нет. Конечно же нет.

– Я так и думала, – последовал ответ. – Особенно насчет вот этого.

Только тут я заметила, что дело не ограничивалось тем, что кто-то просто вывалил мое нижнее белье из ящика на пол. На кровати из подушек кто-то изобразил некое подобие человеческого тела. Подойдя ближе, я увидела мое лучшее белье, то, которое я специально надевала для Ричарда. Полупрозрачный черный лифчик словно бы прикрывал грудь чучела. Ниже лежал пояс с резинками, к которым были пристегнуты чулки – их уложили таким образом, что они покрывали валики из одеял, изображавшие ноги.


В ужасе я прикрыла рот рукой.

– Не правда ли, у людей много странностей? – подала голос констебль Арнольд. – Не перестаю этому удивляться.

– Это же просто какой-то кошмар. Можно я это уберу?

Женщина-полицейский кивнула.

– Прекрасно вас понимаю. Я вдруг подумала о следах от грязных пальцев этих типов.

– Да уж, – сказала я и, невольно поежившись, свернула всю постель в большой ком и сунула в корзину для грязного белья, стоявшую в ванной.

Пока констебль Арнольд спрашивала меня по поводу моих драгоценностей, я присела на кровать. По ее словам, мой муж сказал, что часть из них отсутствует, а раз так, то не могла бы я проверить содержимое шкатулки. Оказалось, что две самые ценные вещи – ожерелье, которое Маркус подарил мне, когда мы познакомились, и пластмассовый браслет, который в больнице надевали на запястье новорожденному Джошу, – были на месте. Но я заявила о пропаже пары серебряных цепочек и пяти пар сережек приблизительной стоимостью 150 фунтов.

Потом мы отправились обратно на кухню, и констебль Арнольд добавила описание похищенных ценностей в заявление о краже. Я прочла его – в нем рассказывалось главным образом о действиях Маркуса после того, как он обнаружил, что в дом проникли неизвестные. Муж описал общий план нашего дома, перечислил те предметы, исчезновение которых он обнаружил сам, а также указал кое-какие детали, на которые он обратил внимание: «Я заметил на полу в холле грязный отпечаток обуви, которого там не было до того, как я покинул дом. По рисунку подошвы я понял, что обувь принадлежит человеку, с которым я знаком. Я не приглашал этого человека сегодня в гости».

В конце заявления я увидела фразу: «Никто не получал разрешения на проникновение в мой дом и присвоение какого-либо моего имущества. Я полностью одобряю и поддерживаю действия полиции».

Маркус подписал заявление. После этого нам сказали, что в течение ближайших нескольких часов на место преступления прибудет эксперт-криминалист. Кроме того, в течение нескольких дней с нами должны были связаться по телефону представители службы поддержки жертв преступлений. Еще полицейские посоветовали нам усовершенствовать охранную систему нашего жилища. («Несовершеннолетние преступники зачастую легко обнаруживают недостатки систем безопасности и используют их».) Затем полицейские уселись в машину, то и дело отвечая на крякающие звуки, которые издавали их рации, – мысленно они, по всей видимости, уже проводили осмотр места какого-то другого преступления, – и уехали.

Подойдя к Маркусу, вышедшему в холл, я крепко обняла его, вдохнув знакомые запахи его кожи, волос, его дыхания. Закрыв глаза, я представила прикосновение его рук к моей спине под одеждой.

– Прости, что тебе первому пришлось столкнуться с этим кошмаром.

Тело Маркуса содрогнулось.

– Я бы, пожалуй, первым делом решил вопрос с дерьмом в ванной комнате, – пробормотал он. – Оказывается, подобные случаи – это не просто городские легенды.

– М-да. Это так ужасно. Сама мысль о том, что в наш дом проникли какие-то чужие, незнакомые люди, явно враждебно настроенные по отношению к нам, пугает.

– Да. – Маркус обвел глазами холл и закусил губу. – Если только они действительно были незнакомыми.

– Что ты хочешь этим сказать? – не поняла я и тут же вспомнила описанный Маркусом в заявлении отпечаток обуви. – Кого ты имел в виду, когда написал, что знаком с человеком, который к нам вломился?

– Думаю, я должен перед тобой извиниться, – сказал Маркус и, заставив меня присесть на корточки, сначала указал на отпечаток, о котором шла речь, а затем – на фото подошвы купленных им кроссовок на экране своего телефона. – Такие кроссовки я отослал Джепсому. Протектор полностью совпадает. Я начинаю думать, что ты, возможно, была права. Не исключено, что он в самом деле нас преследует.

– Ты думаешь, это был он? Ну вот, видишь, а ты назвал меня истеричкой. – Я почувствовала, как мой пульс начинает частить. Неужели Дэйв Джепсом хватал руками самые интимные детали моего гардероба, раскидывал по полу и раскладывал на кровати подчеркнуто сексуальное нижнее белье? От этих мыслей я едва не задохнулась. – Нет, послушай, ты в самом деле считаешь, что это мог быть он?

Лицо Маркуса выразило сомнение.

– Не знаю, – сказал он. – Может, это ты внедрила в мое сознание эту мысль. Но, так или иначе, я сообщил о своих подозрениях полиции.

По спине у меня побежали мурашки – эти подозрения вполне могли оказаться безосновательными.

– А что сделает Джепсом, если полицейские приедут и начнут его допрашивать? – Меня терзали серьезные сомнения. – Он ведь будет все отрицать, не так ли? Как мы сможем доказать, что к нам вломился действительно он?

– Я не мог не рассказать о своих подозрениях. Во всяком случае, после всего, что было.

– А если это не он? Что тогда?

– То есть ты сейчас хочешь сказать, что он не вел себя подозрительно?

– Слушай, я не знаю. Пожалуй, все-таки вел. Ей богу, не знаю.

– Выходит, мы оба ни в чем не уверены.



Весь вечер мы приводили в порядок дом, отскребая следы пребывания в нем чужака – или чужаков. Ночью я плохо спала. Хотя я постелила чистые простыни, мне все время казалось, что они грязные и липкие. Перекатывая голову по подушке, я то и дело ловила себя на мысли, что ощущаю запах чужого пота.





Он




То, что кто-то вломился в мой дом и что-то украл, мои подозрения в отношении Дэйва Джепсома – все это было на редкость неприятно. И тем не менее в понедельник утром я оставил все эти проблемы Тессе и полиции и отправился в офис.

Джефф уехал на несколько дней – он повез детей в гости к какому-то Марку Уорнеру в Португалию. По этой причине дел у меня было еще больше обычного. Первой проблемой, с которой мне пришлось столкнуться, был звонок от директора школы Картингдон-Холл. Он был обеспокоен кое-какими подробностями публикации в «Телеграф». В частности, там, например, упоминался некий мраморный камин. Директор обошел все комнаты в здании, но так и не смог его обнаружить. Кроме того, ему дали прочесть опубликованные в прошлом году мемуары о событиях, происходивших в 70-х годах в школе Эштон-Парк в Йоркшире, – оказалось, что в них упоминаются в точности те же детали, что и в «Телеграф». Директор принялся цитировать свои выписки в блокноте, приводя выражения вроде «скрип половиц в коридоре», «столб света, проникающий в помещение через окно» и тому подобные фразы и словосочетания.

– Это не может быть совпадением, – заявил он в конечном итоге. – Это все наверняка сфабриковано. Подстроено каким-то бывшим учеником, который, закончив школу, решил меня подставить.