Заметки о любви

Она подходит к нему. От нее пахнет мылом и чем-то еще, чем-то чистым и лимонным, и он готов во всем признаться, чувствуя себя беспомощным перед этим цитрусовым ароматом. Но тут Мэй обнимает его за талию, встает на цыпочки и целует его, и он сразу же забывает обо всем на свете.





Мэй




На следующее утро Хьюго по-прежнему ведет себя странно.

Отправление их поезда задерживается, и они расположились на диване на вокзале. Здесь чисто и светло, кругом стоят удобные кресла, красивые лампы и низкие деревянные столики, отчего место больше похоже на гостиную, чем на железнодорожный вокзал.

Мэй вытащила компьютер и делает заметки, просматривая снятые ими интервью. Хьюго сидит рядом, дергая коленом. Им видно, как снаружи прибывают и уходят поезда, как устремляется в здание вокзала нескончаемый поток людей, голоса которых эхом отскакивают от стен похожего на пещеру зала.

– Хочу взять кофе, – говорит она. – Ты будешь?

Хьюго так внезапно вскакивает с дивана, что Мэй немного пугается.

– Я принесу! – говорит он и тут же спотыкается о столик перед ним, запутавшись в длинных ногах. Ему едва удается удержать равновесие и не упасть на ее ноутбук.

– Ты в порядке? – спрашивает Мэй, но Хьюго уже торопливо уходит, даже не глядя в ее сторону. Она, посмеиваясь про себя, наблюдает, как он исчезает в одной из кафешек, через секунду выходит оттуда и так же торопливо возвращается к ней.

– Ванильный обезжиренный латте, – говорит она, прежде чем он успевает спросить.

Смущенно кивнув, Хьюго опять уходит.

И через пару минут опять возвращается.

– У меня нет денег, – говорит он, и Мэй протягивает ему свою кредитку.

– Купи себе что-нибудь, – шутит она, но Хьюго даже не может выдавить из себя улыбку.

Мэй хмуро смотрит на его серую толстовку, когда он снова входит в кафе, не переставая задаваться вопросом, что же случилось. Прошлым вечером ничего такого не произошло – они посмотрели ужасный фильм, а потом заснули – но, может, в этом-то все дело? Может, он надеялся на большее? Ведь он почти четыре года, а это целая жизнь, встречался с девушкой. Вполне возможно, что ему мало было просто объятий. С другой стороны, расстроенным он тоже не выглядел. Больше каким-то отрешенным. Но ведь у них у каждого свои заботы. А еще вчера он заснул первым и храпел так громко, что Мэй то и дело приходилось прибавлять звук, но в конце концов она сдалась и выключила свет.

Когда Хьюго возвращается, в руках у него два бумажных стаканчика, на одном из которых написано «Вьюга», и Мэй не может удержаться от смеха. Он протягивает ей ее стаканчик, затем опускается на диван и, поглядев на часы, делает большой глоток кофе.

– Ты как, Вьюга? – с улыбкой спрашивает его Мэй, но он лишь кивает.

Пожав плечами, она достает телефон и видит сообщение от Приянки, в котором подруга интересуется состоянием бабушки: «Есть новости?» Только Мэй собирается ответить ей, как на экране выскакивает новое сообщение, и при виде его ее сердце чуть не выпрыгивает из груди.

Бабуля: «Видишь, моя жизнь тоже полна приключений».

Мэй: «Привет! Как ты себя чувствуешь???»

Бабуля: «Все хорошо. Сегодня возвращаюсь домой в компании твоих вечно беспокоящихся папаш. Но вот что я тебе скажу… Мне будет не хватать этих докторов. Они только и делают, что флиртуют со мной».

Мэй: «Похоже на правду».

Бабуля: «Как поезд?»

Мэй: «Как раз скоро будет посадка».

Бабуля: «А как там твой мальчик?»

Мэй: «Он классный».

Бабуля: «А как моя любимая внучка?»

Мэй: «Скучает по тебе. Очень».

Бабуля: «Я тоже по ней скучаю».



После этого Мэй чувствует себя спокойнее, мышцы в ее плечах наконец расслабляются. Пусть она уже знала все от своих отцов, ей было важно пообщаться с самой бабулей. И теперь, когда она это сделала, все снова встало на свои места.

Мэй попивает свой латте, смотрит видеофайлы на компьютере и пытается понять, какую форму примет этот фильм. Интервью получились удачными – трогательными, эмоциональными и очень настоящими, – но она еще не уверена, как связать их вместе так, чтобы фильм стал одним целым, а не набором разрозненных частей.

Она даже не чувствует, что Хьюго смотрит на экран через ее плечо, но он вдруг чихает, и когда Мэй резко оборачивается на звук, ее поражает, как близко он сидит – его лицо всего в нескольких сантиметрах от ее. Она видит, какие поразительно длинные у него ресницы, замечает щетину на его подбородке, которую он, должно быть, пропустил, когда брился. Ей вдруг захотелось прикоснуться к нему.

– Я могу задать тебе один вопрос? – спрашивает Хьюго, и, охваченная любопытством, Мэй кивает.


В падающем из гигантских окон свете его глаза становятся золотисто-карими. Его лоб прорезает глубокая морщина, когда он хмуро смотрит на экран компьютера. Глядя на него, она ощущает прилив… но чего? Нежности? Или это влюбленность?

А может, она просто уже начинает скучать по нему.

– Что ты сделаешь, если они снова скажут «нет»?

Мэй сразу понимает, о чем он спрашивает.

– Я буду продолжать пытаться, – без колебаний отвечает она. – Я даже уже записалась на прием к председателю приемной комиссии, чтобы обсудить свой перевод.

– Уже?

– Ага. На четыре часа в первый же день занятий. Если в этот раз не получится, я вернусь на следующий день. И на следующий. А если они откажут мне во второй попытке, я сниму еще один фильм, и еще один, и так до тех пор, пока какой-нибудь из них не окажется хорошим настолько, что им придется меня принять.

Хьюго смотрит на нее с нескрываемым восхищением.

– Я бы тоже хотел любить что-то так, как ты любишь кинематограф.

– Ты хочешь путешествовать.

– Я хочу сбежать. А это не одно и то же.

Мэй пожимает плечами.

– Но по итогу похоже.

В эту же минуту на табло над дверями снова меняется время прибытия их поезда – опять задержка. Хьюго делает большой глоток кофе и, закинув голову на спинку кожаного дивана, вздыхает.

– Я не смог написать то письмо.

– Что ж, тогда нам повезло, что у нас еще тридцать четыре с лишним часа на поезде, и…

Он качает головой.

– Прошлой ночью я не мог заснуть и пытался снова начать его. И… все мои аргументы кажутся такими жалкими! Что бы я ни написал, обо мне все равно будут думать как о раздолбае, который просто тупо не хочет учиться в универе, даже когда эта возможность подается ему на блюдечке с голубой каемочкой. Это была бы наихудшая версия меня, и честно говоря, я даже не уверен, что…

– Это просто похмелье, – говорит Мэй, и у Хьюго округляются глаза.

– Я не… – заикаясь, оправдывается он. – Не было…

– Да нет же, – улыбается девушка. – Я имела в виду, что… когда ко мне приходит классная идея про фильм, я сравниваю это с опьянением. Ну, знаешь, такое легкое головокружение, когда ты чем-то возбужден? Ты на седьмом небе от счастья, потому что чувствуешь, что можешь все. А на следующее утро ты просыпаешься и возвращаешься в действительность. Ты начинаешь сомневаться, такой ли хорошей была идея, начинаешь видеть прорехи в своем плане, и эйфория, в которой ты еще недавно пребывал, пропадает. Вот это я называю похмельем.

– Ясно, значит, у меня тоже немного похмелье.

Проходящая мимо женщина с детьми бросает на них строгий взгляд и торопливо уводит прочь своих ребятишек, а Мэй и Хьюго смеются.

– Я лишь хочу сказать, – говорит она, – что похмелье переживают только по-настоящему отличные идеи. И мне кажется, твоя именно такая. Не сдавайся без боя только потому, что тебе страшно.

– Мне не…

– Нет, тебе страшно. И это нормально. Всегда страшно думать о том, чтобы поменять что-то кардинально. Особенно в таком случае, как у тебя. Путешествовать одному, оставив семью, рискнуть – по-моему, это очень смело. Но все это не осуществится по мановению волшебной палочки. Если это то, чего ты хочешь, тебе придется творить волшебство самому. Поставить на карту все.

Склонив голову набок, Хьюго смотрит на нее, но выражение его лица трудно прочитать.

– Я сделаю это, если ты сделаешь то же самое.

– В смысле? – удивленно моргая, спрашивает Мэй. Под его пристальным взглядом ее пульс ускоряется.

– Поставишь на карту все.

– Я не…

– Ты должна быть там.

– Где?

– В своем фильме. Когда ты так говоришь… это вдохновляет. И это то, чего тебе не хватает. Твой фильм не должен рассказывать только про других людей, он должен…

– Мы говорим не обо мне, – вдруг смутившись, отвечает Мэй. – И неважно, что ты там думаешь. Это не твой фильм, а мой.

– И я это прекрасно знаю. Я лишь пытаюсь доказать тебе, что ты классно делаешь свою работу и сама по себе ты тоже классная. Мне кажется, если бы фильм был более личным….

Мэй замирает. Это слово вызывает в ней волну сомнений. Она с подозрением смотрит на Хьюго.

– Что?