Заражение
Часть 47 из 82 Информация о книге
— Ты можешь показать последние анализы? КТ, МРТ — все это… Сапрыкин задумался. Вопрос показался ему странным, но отказать он не мог. — Разумеется, — сказал он. — Это сегодня надо? — Да. Сегодня. — Но… пятница… и… — Ну так что, что пятница, — раздраженно сказал Базелевич своему более молодому коллеге. — Разве реанимация по пятницам не работает? — Девочка не совсем в реанимации, скорее в… — Так мы идем? Сапрыкин пожал плечами. — Как хотите, только не пойму, к чему такая… — оне не стал договаривать, потому что Базелевич уже поднялся, всем свои видом показывая, что отговорок не примет. — Ладно, идем. Они поднялись, вышли из кабинета. На стенах коридора были развешаны профилактические плакаты о пользе вакцинации: «Ваш шанс защитить себя уже сегодня! Посетите прививочный кабинет и сделайте необходимые прививки», о вреде курения: «…когда вы бросите курить… Через 20 минут. Через двое суток. Через месяц. Через полгода» — с перечислением всех возможных положительных эффектов, чуть дальше размещалась обязательная доска почета, Базелевич успел заметить довольное лица Сапрыкина за столом в своем кабинете. Поднявшись на третий этаж, они довольно долго шли, потом свернули и через переход между двумя зданиями оказались в лечебном корпусе. Там Сапрыкин сначала подошел к двери с табличкой «Дежурный врач», но дверь оказалась заперта. Он покачал головой, посмотрел на часы. — Должен быть еще здесь… хотя… пятница… Они пересекли просторный холл и на повороте столкнулись с лысым мужичком в мятом халате. Тот отскочил, перепугавшись. — О черт! — чертыхнулся он. — Простите… Савелий Петрович… И вы? — он заметил Базелевича и замешкался. — Александр Петрович, бумаги по девочке… Лосевой, которая в коме, у вас? Дежурный врач пожал плечами. — Ну да, где им еще быть. В кабинете… — Как она? — перебил его Базелевич. Александр Петрович, вытер ладонью лысину. В помещении было очень жарко, он потел со страшной силой. — Да как, как и была. Без изменений. Вегетативное состояние. — Ваш прогноз? Дежурный врач пожал плечами. — Вообще-то это не моя компетенция, это решает консилиум… — он вопросительно посмотрел на начальника. Сапрыкин кивнул, разрешая говорить и он, чуть смутившись, продолжил: — Но… если вы настаиваете… мой прогноз — отрицательный. Динамики нет, ни положительной, ни отрицательной. Мы фиксируем редкие всплески мозговой активности, но компьютерная томография говорит о том, что мозг умирает. Один за другим отделы головного мозга утрачивают свои функции. Ну и… — он снова замялся, — по правде говоря, у нас нет опыта работы с такими больными. Мы не знаем, что с ней делать. Базелевич кивнул. Это был трезвый прогноз, он рассчитывал услышать нечто подобное и не ожидал никакого чуда. Собственно, чудо в таких случаях было практически исключено. И все же… он хотел убедиться лично, чтобы… что? Он боялся залезать в глубины своего сознания, чтобы выяснить истинные причины некоторых своих желаний и поступков. Зачем он вообще сюда приехал? Поверил суматошному эмоциональному рассказу Ефимовой? Это смешно. Что же он хочет? Может быть, решил удостовериться, что кто-то, подобно ему в прошлом, не совершает роковую ошибку? — Можно на бумаги посмотреть? — спросил Базелевич, глядя в темное больничное окно. Там дымилась вьюга, фонарь в больничном дворике колотился на ветру, его болтало и швыряло во все стороны, скрипучий звук разносился по больничным коридорам. — Разумеется, — дежурный врач снова взглянул на Сапрыкина, — если Савелий Петрович… — Я разрешаю. — Хорошо, сейчас принесу. Пройдемте ко мне в кабинет… — Я хотел бы взглянуть на нее, — сказал Базелевич. — Но… — Какая палата? — спросил Сапрыкин не терпящим возражения голосом. — Палата 313. Но… — Принесите документы туда. Сапрыкин сделал жест рукой, означающий, что дежурный врач может быть свободен. Тот быстрым шагом направился к своему кабинету. — Это в другом конце здания, — сказал Сапрыкин. — Мы выделили палату подальше, возле хозблока, чтобы никого не смущать. Слухи не слишком хорошо влияют на атмосферу больницы, сами понимаете… — Слухи? — удивился Базелевич. — Ну да. Родственники тяжелых больных устраивают целые спектакли и их можно понять. Если человек умирает, а это, в нашем отделении не такой уж редкий случай, они ищут любой предлог, любую зацепку, лишь бы причину смерти свалить на проделки темных сил, — знаете, как это бывает? Когда хирург делает все возможное и жизнь пациента висит на волоске, влияние любых, даже самых невероятных факторов приобретает огромную значимость. Представьте себя на месте… — Вы же не верите во все это? — воскликнул Базелевич, — кто-кто, но вы… — Нет конечно, — поспешил ответить Сапрыкин, — речь идет о родственниках. Знаете, что? Две недели назад сынок одного местного олигарха решил покрасоваться новым Мерседесом и вылетел в овраг — как раз с моста через ручей. Перила там уже сделали новые, но вы наверняка видели или же читали у Лезнера. Он был пьян и обкурен, с ним была девочка — она всмятку, вылетела через лобовое стекло, а он был пристегнут. Странно, да? Говнюкам везет. Короче, перелом свода черепа, крестец, бедро, разрыв селезенки, — полный набор. Мы его ввели в искусственную кому, разумеется, как иначе… А мамаша его через пару дней пронюхала про нашу пациентку и подняла гвалт на все отделение, дошла до главврача. Бессонов — человек твердый, но тактичный, вы знаете. Ссорится с невротичкой не стал, заболтал ее и вывел. Она же поняла, что ее провели и выписала из Москвы… знаете кого? Угадайте… — Барсукова из НИИ травматологии? Он лучший в стране. Только очень дорого это. — Дешево берете, Юрий Михайлович. Они прошли темный длинный коридор, иногда навстречу прошмыгивали молоденькие медсестры и Базелевич невольно на них засматривался, вспоминая прошлое. — Я не слежу за успехами московских коллег, поэтому вряд ли угадаю, кто из них сейчас в зените. — И не надо следить. Она вызвала того жирного экстрасенса с бородой. Помните? Победителя последней игры «Тайная истина». Странный мужик, честно скажу. Базелевич остановился и повернулся к собеседнику. — Это какая-то шутка, надеюсь? Сапрыкин вздохнул. — Если бы… Но не это главное. — Он взял профессора под локоть и повел дальше. — Главное, сударь, что он, устроил тут под окнами сеанс своей магии, на который, как вы понимаете, сбежалось посмотреть половина больницы и, в конце концов, выдал такое, что мамашу тоже пришлось срочно госпитализировать. Она теперь по соседству с сыном. Инфаркт… неужели ничего не слышали? — Я не читаю желтую прессу и не смотрю телевизор, — отрезал профессор. Краем глаза он заметил, что собственно палаты уже закончились, вдоль стены тянулись номера кабинетов 309, 310, 311… Он понял, что пришли. 313-й был предпоследним кабинетом в этом глухом тупике. Лампочка под потолком тускло светилась, об нее билась невесть откуда взявшаяся муха, — ее смутная тень скользила по потолку с назойливым жужжанием. — Что же он сказал? — не выдержал Базелевич, заметив, что Сапрыкин не собирается продолжать, сделав вывод, будто ему не интересно. Разумеется, интересно, какие формы может принять шарлатанство на этот раз. Сапрыкин остановился возле двери палаты, взялся за ручку, чуть нажал и остановился, задумавшись. — По правде говоря, не слишком мне охота все это повторять. Наверняка есть записи на Ютубе, можно попробовать поискать. Если коротко… Он не входил в больницу, было довольно холодно, но снега еще не намело. Я уже хотел вызвать полицию, но потом кто-то из наших сказал, что это известный экстрасенс. Я приоткрыл форточку в своем кабинете, опустил жалюзи — меня не было видно, а он находился буквально в трех метрах, и я все слышал и видел. Обычный мужик, дорого одет, пальто кашемировое, костюм, перчатки, парфюм такой, что легкие щекочет. С ним была эта дама, мать пацана. Его палата как раз над моим кабинетом — привилегированная, для Вип-персон. Экстрасенс этот долго не думал. Так и сказал: у вас в больнице есть центр силы и он как воронка концентрирует энергию, вытягивает ее. Тогда мать спросила, что за энергия. И тот ответил, что человеческая. Энергия душ. А потом сказал, что это существо — он так и сказал, существо, — лежит в нашей больнице и уже давно. И сейчас их сын в его власти. Мол, они во что-то играют, рядом течет мертвая река и в ней он видит черепа, части тел мертвецов, а еще руки тех, кто хотел бы выкарабкаться оттуда, но уже никогда не выкарабкается. Никогда. Они плывут в той глубокой черной реке навстречу страшному суду и сознают, что все, конец, как бы они не старались, ничего не поможет. Когда она это услышала, стала оседать, схватилась за грудь, потом повалилась рядом с ним. А он даже глазом не повел. Стоял, словно зачарованный и смотрел в ту сторону. То есть вот сюда, где мы сейчас с вами. Когда я прибежал с санитарами, он не сдвинулся с места и ни на что не реагировал. Впервые вижу, чтобы так хорошо играли свою роль, — Сапрыкин посмотрел Базелевичу прямо в глаза. — Этому точно не зря деньги платят. Профессор поежился. Действие коньяка стало проходить, и он почувствовал легкий озноб. Хороший заголовок для столичного таблоида: «Известный экстрасенс видит дьявола у постели лежащего в коме юноши. У матери инфаркт». А дальше можно нагнать такой жути, что мало не покажется. Базелевич кивнул: — Открывайте. Сапрыкин нажал на ручку сильнее и открыл дверь от себя. Хоть Базелевич и стоял позади Сапрыкина, даже он уловил движение тени возле постели девочки. Свет был выключен и сердце его забилось с удвоенной скоростью. Сапрыкин замер на входе, шаря в поисках выключателя и профессор налетел на него. Оба едва не полетели на пол. — Кто здесь? — вскрикнул фальцетом заведующий отделением. Базелевич в темноте поймал его руку и сжал — между ними и окном темным сгустком маячил силуэт. Староват я для этого стал, подумал он. Судя по всему, одним инфарктником этим вечером станет больше. Скорее всего, Сапрыкин очень редко заходил в эту палату, иначе бы помнил, что ее расположение отличается от большинства хотя бы потому, что изначально это была вовсе не палата, а помещение для дезинфекции приборов и оборудования, — его поэтому и сделали подальше от остальных. Дернувшись из стороны в сторону, тень замерла. Секунды, пока Сапрыкин искал выключатель, растянулись в часы и Базелевич в эти самые мгновения, несмотря на весь свой скептицизм, решил, что и Супранович и Вика Ефимова и Денис Чернышов и тот хитрожопый экстрасенс, который, видимо решил срубить денег по-быстрому, да все оказалось не так просто — все они — настоящие, как и истории, с ними связанные. Как и эта тень, стоящая позади кровати. Резко включился яркий свет и Базелевич зажмурился, прикрываясь рукой. Тень перестала быть тенью — но оттого не стала менее страшной, как будто приведение, застывшее над кроватью спящей девочки, вдруг обрело телесность. — Э… я же хотел вас предупредить, у девочки посетитель… — тихо сказал дежурный врач, убирая руку от выключателя. Сапрыкин чертыхнулся. Лицо Базелевича было белее мела. Все произошло так быстро, что женщина, стоящая у изголовья кровати девочки, не успела убрать руки от приборов. Она так и замерла, глядя красными от недосыпа или простуды глазами на трех мужчин. Она, тем не менее, выглядела абсолютно спокойной, хоть и нездоровой на вид. — А почему вы в темноте? — спросил Сапрыкин, обращаясь к ней. — Вы же, как я понимаю, мать девочки? Она не ответила на вопрос, отошла к окну и скрестила руки на груди. — Сколько еще вы будете издеваться над моей дочерью? — спросила она глухим, шелестящим голосом. — Я требую прекратить это мучение прямо сейчас. Немедленно! Дежурный врач и завотделением переглянулись. — Позвольте, — сказал Сапрыкин. — Еще пару недель назад, вы, кажется говорили, что сколько угодно будете…