Заражение

1 ноября 2014 года

Оказавшись внутри, глядя на вытоптанный до дыр линолеум, зеленые крашеные стены, Петя зажмурился. В нос ударил стойкий больничный запах. Как тогда, подумал он. В точности, как тогда.

Из просторного холла приемного отделения, освещенного лампами дневного света уходило несколько коридоров — налево, прямо и направо. Выглядели они совершенно одинаково, но коридор прямо по курсу был ярко освещен и вел, судя по всему, к центральному входу больницы. Справа раздались голоса — их обладателей еще не было видно, но они вот-вот могли показаться.

Недолго думая, Мышкин схватил Петю за рукав и потащил по левому коридору.

— Я сам, — Петя вырвал руку.

Крадучись, на цыпочках, они дошли до лифтов — справа, за пластиковой дверью была видна лестничная клетка.

— Сюда, — шепнул Петя.

Дверь оказалась открыта. В грязном окошке, сквозь завихрения пурги они увидели мрачное строение больничного морга, и, кажется, даже свои следы, оставленные полчаса назад. У двери морга стоял плотный человек в лыжном спортивном костюме. Он смотрел на двойную цепочку следов, Петя мог в этом поклясться. Ему стало душно, только теперь он почувствовал, что спину заливает холодный пот.

— Ты видел? — тихо спросил он Мышкина. — Ты… его видел? Этот чувак засек наши следы. Ккуда он так пялится?

Мышкин сунул голову меж прутьев лестничной клетки, чтобы получше рассмотреть темную фигуру.

— Пи-ит! Ты совсем что ли? Мужик ждет кого-то. Может родственника забирает. Или работник больницы. Мало ли. Дались ему наши следы, — ответил Мышкин, попытавшись вернуть голову назад. Но по какой-то странной причине, голова не могла пролезть назад, мешали бугорки за ушами или сами уши или черт знает что.

— Щас, постой, — скрипнув зубами, сказал Мышкин. — Да что такое! — он уперся руками в прутья и с силой потянул голову. Раздался противный звук сдираемой с черепа кожи и волос.

Петя содрогнулся.

Этажом выше ударила дверь. Они услышали шаги трех или четырех человек. Бум-бум, бум-бум.

Твою мать, — подумал Петя. — Доигрались! Сколько веревочке не виться, а фортуна когда-нибудь заканчивается. Вот что бывает, если…

Он схватил железные прутья своими хилыми ручонками и попытался их раздвинуть, но, во-первых, было неудобно подлезть, чтобы организовать простейший рычаг, а во-вторых, вспотевшие ладони попросту соскальзывали.

Пруты были слишком мощными.

— Черт! — тихо ругнулся Петя. — Ну давай, Кир, напрягись, твою мать!

— …профессор, я уважаю ваше мнение, но как-то быстро вы сменили гнев на милость. Не подскажете, в чем причина? Я видел ваше выражение лица, когда мать сказала про отключение тела. Вы явно были против. А через несколько минут вдруг говорите, что нужно побыстрее решить вопрос.

Мужчины, их было двое или трое, Петя не мог понять, остановились этажом выше. Лифт, скорее всего, уже не работал. Их голоса разносились по этажам пустынной лестничной клетки. Они о чем-то спорили, один был явно взволнован, второй, кажется, напуган.

— Мне показалось… — нерешительно начал другой мужчина с хорошо поставленным голосом, — …что она, — голос споткнулся, человек откашлялся, — она… ее бесполезно тут держать. Трата ресурсов, времени, в конце концов, даже места. Посмотрите наружу. Завтра у вас кровати в коридорах будут стоять, как будто вы не знаете. Опять пойдут жалобы, что не можете разместить больных как следует. А еще… дурная слава. Она вам нужна? И так уже, как я понимаю, сверх меры напортачили. Того и гляди, сбегутся со всей страны телевизионщики. И эти… клоуны.

— Не знаю, не знаю… — задумчиво ответил второй мужчина. — Ладно, завтра все решим. Она еще сто раз передумает. Скорее всего, нервный срыв, у нее бывало уже. И не раз.

— Не передумает.

Петя ухватил Мышкина за голову и потянул на себя. Тот заскулил от боли. Голова не пролазила. Если бы у них было немного времени… Можно было, например, попытаться упереться ногой и вытянуть один прут двумя руками.

— Но насчет завтра вы правы. Травма, обморожения…

— Грипп…

— И грипп, куда же без него. С легкой руки известной всем секты половина города отказалась от вакцинации, так что да, мы ждем паломничества в ближайшие дни.

Второй мужчина, который на слух воспринимался как более пожилой, прочистил горло.

— Беги, — шепнул Мышкин. — Я задержу их. Возьми мой телефон и сфоткай ее.

Петя закрутил головой.

— Нет, куда я…

— Там прямо по коридору должна быть еще одна лестница, в самом конце — поднимись по ней. Я им что-нибудь на уши навешаю, вдвоем будет сложнее. Беги, — он попытался рукой оттолкнуть Петю от себя, потом нащупал в кармане куртки телефон и вытащил его.

— Держи и вали. Быстро!

— Эта секта, как вы выразились, сегодня бесплатно раздает новую вакцину, которую они купили на свои деньги.

Шаги были уже совсем рядом. Сейчас они повернут и…

Петя выхватил телефон и юркнул к белой двери.


— Что-то на них непохо… Эй! А ты что здесь делаешь?

Двое мужчин остановились на площадке между лестницами.

Мышкин жалобно заскулил:

— По-мо-гиии-те, я застрял… уже час здесь сижу…

— Вот же черт, — ругнулся один из мужчин. — А как ты вообще сюда попал?

— Я матушку навещал и заблу-у-у-дился, — практически расплакался ребенок, голова которого забавно торчала между прутьями лестничной решетки.

— В какой же она палате, твоя матушка… Эх…

Мышкин почувствовал позади себя перегар, потом один из мужчин отработанным движением нажал ему что-то по бокам головы, аккуратно надавил и… о чудо, он почувствовал свободу. Шея затекла, сердце колотилось. Он смотрел на приоткрытую дверь и подумал, нашел ли Петя дорогу.

— Ох… спасибо, — Мышкин трагически скорчился, потирая уши. — Больно-то как…

— Может тебя осмотреть? — раздался голос третьего человека в белом халате и бэджем, на котором было написано «Дежурный врач Костров А. П.»

— Нет, нет, у меня ничего не болит. Мне домой давно надо… уроки учить…

— Завтра суббота, — напомнил пожилой. — У вас пятидневка.

— А, точно! — Мышкин ударил себя по лбу. — Значит, я могу идти?

Самый неприятный из них, постоянно кашляющий пожилой указал на дверь. Он смотрел на школьника с подозрением.

Мышкин хотел скользнуть направо, но профессор твердой рукой направил его налево, к центральному входу.

— Тебе туда, дружок, — сказал он. — Я тебя провожу, чтобы ты не заблудился. До завтра, коллеги, — попрощался он сухо.

Мышкин пошел вперед, ускоряя шаг. Был шанс ускользнуть от старикана и смыться в темном повороте, но тот не отставал.

Когда они вышли в тускло освещенный холл, крупный пожилой мужчина, которого те двое называли профессором, нагнал мальчика и положил ему руку на плечо.

Мышкин вздрогнул. В холле никого не было. За дверьми валил снег. Количество протяжных сирен резко возросло. Кажется, они звучали отовсюду, а здание больницы находилось в эпицентре этого звука, тревожного и какого-то назойливо-безысходного.

— А ну-ка постой, дружок… — костлявая рука сжала его плечо с нечеловеческой силой.

Мышкин остановился как вкопанный. Ему нестерпимо хотелось в туалет, он боялся, что если сейчас оглянется и увидит лицо старика, то обмочится. Он не хотел поворачиваться. Потому что годы, проведенные на острие, в постоянной опасности экстремальных вылазок, выработали в нем инстинкт самосохранения. И теперь этот инстинкт даже не кричал, он орал благим матом: БЕГИ ОТСЮДА! СПАСАЙ СВОЮ ШКУРУ, ПАРЕНЬ. ИЛИ ХАНА!

Мышкин дернулся, повинуясь инстинкту, его нога подвернулась на скользкой плитке. Старик держал его словно в клещах.

Мышкин медленно повернул голову. Он готов был расплакаться, разрыдаться, пустить в ход любые ухищрения и актерские штучки, которые не раз выручали в самых безвыходных ситуациях. Старик смотрел прямо в его глаза. Когда Мышкин увидел его зрачки — расширенные до предела, черные, бездонные, нечеловеческие зрачки, он понял, что ему ничто не поможет. Бесполезно.

В глубине зрачков пробежал холодный голубоватый огонь.

— Ты же был не один. Где второй, отвечай.

Не дожидаясь ответа, он схватил мальчика за шиворот и поволок его назад, по ступеньками. Мышкин сначала от наглости, а потом от ужаса потерял дар речи. Он привык, что так могут обращаться менты, но никак не старики в стенах больницы скорой помощи.

Толстуха с бэджем на выпирающей груди, сидящая в белой будке проходной у пропускного колеса даже бровью не повела. Мышкин взмахнул руками, хотел ей крикнуть «Помогите!», но воздух застрял в горле и ему удалось прохрипеть что-то нечленораздельное.

Старик втащил его в темный коридор — ноги в сапогах волочились по полу, внутри все обмерло, мигом исчезла вся наглость, самоуверенность и бахвальство — он стал обычным испуганным мальчиком, даже более испуганным, чем можно было себе предложить.

— Куда… что… отпустите меня… дяденька… я у мамки был…

Старик молча втащил его в первый попавшийся кабинет, сграбастал худое тело и бросил на кушетку. Света в кабинете не было — только желтое мерцание уличного фонаря отражалось в стеклянных дверцах больничного стеллажа.

Мышкин ничего не понял, но когда мгновение спустя старик жадно припал к его губам, жуткая, безраздельно отвратительная мысль, такая позорная и мерзкая, что он даже не мог произнести ее внутри себя, пронзила мозг.

Чернота захлестнула мысли и чувства. Он словно провалился в сточную канаву, заполненную до краев говном и фильтратом, этой ядовитой субстанцией, вытекающей из под свалки и пожирающей все живое на своем пути. Но только это был не фильтрат. И это был не тот человек, о котором он даже боялся подумать и тем более, сказать вслух, иначе несмываемое клеймо позора осталось бы с ним на всю жизнь. Нет. Это было что-то гораздо более ужасное. Он понял это слишком, слишком поздно, когда его бессильный вопль слился с чавкающим экстазом твари в человеческом обличье.





Глава 43




Андрей припарковал «Тигра» возле больницы. Маша сидела рядом, сжав губы. Над городом стоял вой сирен машин скорой помощи, но ни одна из них почему-то не доезжала до больницы. Он осмотрел территорию за забором, тускло освещенную фонарями. Каждый сантиметр здесь был ему знаком, многие дни и ночи он провел под окнами дочери, проклиная себя за тот день, когда он подписал разрешение на вакцинацию вопреки воле жены.