Железный лес
Часть 32 из 36 Информация о книге
Появилась официантка. Девушка поставила перед посетительницами два запотевших бокала с белым вином и тарелку с тартинками. Александра, глядя на подругу, покачала головой: – Не думаю, что сейчас у вдовы есть настроение заниматься делами. – Много ты понимаешь во вдовах, – Марина подняла бокал и легонько прикоснулась им к бокалу Александры. – У нее осталось трое детей, она должна о них думать. Давай просто выпьем за то, чтобы все плохое осталось позади. Александра молча кивнула. Золотистое вино в запотевшем бокале было того же цвета, что и осеннее солнце, глядевшее на город через тонкую облачную пелену. Напротив кафе виднелся небольшой сквер. Раскисшие от многодневных дождей газоны источали теплый пар, деревья шумели медленно и тяжело, роняя на дорожки и скамьи матово светящиеся капли. – Сейчас мне пора ехать, – Марина проверила сообщения в телефоне и допила вино. Встала, бросила в рот тартинку, поцеловала Александру в щеку холодными, чуть влажными губами: – Рада, что тебя увидела. Нет, не торопись, посиди, отдохни. Я сейчас все оплачу. – Но это я тебя пригласила! – Пригласишь, когда что-то заработаешь на вдове Маневича, – непреклонно заявила Марина. – Я же знаю, у тебя сейчас с деньгами туго. Или?.. – Туговато. У меня, в общем, других случаев и не отмечается, – улыбнулась художница, бросив взгляд на коричневый бумажный пакет, водруженный на соседний стул. О предстоящем сотрудничестве с Игнатом она не рассказывала никому. Прежде всего, хранить тайну заказчика было ее правилом. Но кроме того, художница считала, что такой эпизод может бросить тень на ее профессиональную честь. Это была авантюра – совершенно в духе Игната, но не в ее собственном. Марина Алешина ушла. Ветер разогнал облака, бледно улыбнулось солнце. Художница, закрыв глаза и запрокинув голову, подставила лицо осенним лучам, едва ощутимым, как вкрадчивая ласка. Был миг, когда она не думала ни о чем плохом. В сумке зазвонил телефон. В последнее время звонки заставляли вздрагивать Александру. Ее тревога была бесформенной. Следствие не предъявляло художнице никаких обвинений. Никто ей не угрожал. Дела были не в худшем состоянии, чем обычно. И все же, она содрогалась и медлила взглянуть, кто звонит. Звонок был с мобильного телефона Макарова. Но, ответив, Александра услышала хрипловатый голос Натэллы. – Привет, дорогая! Ты совсем нас забыла. Как дела? – Неплохо. А как Сергей Леонтьевич? – Осенью ему всегда немного легче. Почему не звонишь? Ты ни на что не обиделась? – На что же мне обижаться? – удивилась Александра. – Это у вас должны быть претензии… Я чуть не втянула вас в непроверенную сделку. – А мы тебе ее сорвали, – в трубке послышался сипловатый смешок. – Знаешь, почему я звоню? Хочу отчасти загладить вину. Разговор не телефонный, подробности при встрече. Если коротко – Маша хочет тебя видеть. – Маша – это… – Мария Денисовна Маневич, если тебе угодно полностью ее титуловать, – Натэлла снова издала прокуренный смешок. – Я как раз собираюсь к ней. Могу захватить тебя. Ты дома? – Нет, я в городе, и потом, это совсем неудобно… – Если у тебя нет срочных дел, то очень удобно, – возразила Натэлла. – Скажи, где ты, и я подскочу. Ты в центре? Александра растерянно назвала адрес кафе. Натэлла обрадовалась: – Через десять минут буду там. Никуда не убегай. Положив телефон в карман куртки, художница взяла бокал и сделала глоток. У вина был свежий, кислый вкус недозревшего яблока. * * * – Удивлена? Ожидала чего-то другого? – выйдя из машины, Натэлла хлопнула дверцей и, запрокинув голову, оглядела красную кирпичную башню от цоколя до последнего этажа. – Более пафосного? – В общем, нет, – солгала Александра. Она, в самом деле, была несколько обескуражена. Владелец бесценной коллекции обитал со своей семьей не в старинном особняке, под стать дому на Пятницкой, а в самом банальном кирпичном многоквартирном доме, постройки конца девяностых. Впечатляло только место – в переулках рядом с Пречистенкой. Сама одноподъездная девятиэтажка была совершенно безликой. Ее втиснули между двумя домами брежневской поры элитной серии и несколькими двухэтажными особняками конца девятнадцатого века. Ни двора, ни стоянки в проекте не было. – Когда я познакомилась с Машей, они как раз купили здесь квартиру, – Натэлла направилась к подъезду. – В те годы таких кирпичных карандашей натыкали повсюду сотни. Маневичи могли позволить себе что-нибудь получше – выкупить огромную квартиру в старинном особняке, сделать ремонт… Но Маша боялась тратить слишком много денег. Она никогда не верила в таланты мужа… Хотя он преуспевал. Что ты встала? Натэлла обернулась, на ветру разлетелись ее небрежно причесанные черные кудри и концы яркого шелкового шарфа. Александра все еще стояла возле машины. – Мне все-таки кажется, что этот визит неуместен, – она нерешительно проводила пальцами по борту парусиновой куртки, словно пересчитывая металлические пуговицы. Одной пуговицы не хватало. – В такой момент. – Вполне подходящий момент, – отрезала Натэлла, подходя к Александре вплотную и беря ее под руку. – Говорю тебе – она сама попросила о встрече. Я могу только предполагать, о чем пойдет речь. Чистый безликий подъезд – код от двери Натэлла знала наизусть, два лифта – грузовой и пассажирский. На стенах – картины маслом, такие плохие, что Александра даже не испытала раздражения, взглянув на них. Казалось, Натэлла прочитала ее мысли. Еще раз надавив кнопку лифта, не спешившего спуститься, жена коллекционера с усмешкой заметила: – Бывает такая степень убожества, что это даже впечатляет. У Сережи есть старый приятель… Впрочем, они все уже старые. Так вот, этот человек с безупречным вкусом пресытился шедеврами, они ему опротивели. И он стал собирать жуткий китч, самый, что называется, «арбат». И что ты думаешь? Отлично заработал, когда продал это собрание. Чтобы разбираться в сортах отбросов, нужен очень тонкий вкус. Человек с обычным восприятием просто зажмет нос и отвернется. Лифт (картины были и там) доставил их на последний, девятый этаж. Квартира там оказалась только одна. За другой дверью с соответствующей табличкой располагалась лестница на технический этаж. – Отсюда с балкона открывается удивительный вид, – прокомментировала Натэлла, нажимая кнопку звонка. Она вела себя так, будто пришла к себе домой. – Второй плюс – с балкона не виден сам этот убогий дом. Как там Мопассан сказал про Эйфелеву башню? – Что башня – единственное место, откуда не видно это чудовищное сооружение, – пробормотала Александра, прислушиваясь. За дверью было тихо. – Нас точно ждут? Внезапно дверь распахнулась. Художница увидела миловидную светловолосую женщину в красном спортивном костюме. Подтянутая фигура, ухоженное лицо без следов косметики, ясные голубые глаза. Мария Маневич сердечно обняла Натэллу, нерешительно улыбнулась Александре: – Как хорошо, что вы приехали! Да заходите же! В глубине большой квартиры слышались приглушенные детские голоса. В гостиной, куда провела их хозяйка квартиры, были настежь открыты панорамные окна. Ветер, врывавшийся с близкой реки, раздувал невесомые белые занавески. Александра залюбовалась панорамой города, косо освещенного лучами солнца, проникавшими в облачные прорехи. – Вам, как художнику, было бы интересно здесь рисовать? Светловолосая женщина остановилась так близко, что Александра чувствовала яблочный аромат ее духов. Духи были свежие, простые, скорее, девичьи. Во вдове Маневича оставалось что-то от молодой девушки – легкое, безмятежное. Александра вспомнила, как отозвалась о ней Валерия. «Инертная? Вовсе нет. Напротив, в ней столько жизни, энергии… Может быть, Маневич понравился Валерии при первой встрече больше, чем она пыталась мне показать. Иначе она отозвалась бы о его жене лучше!» – Да… – протянула Александра. – Необыкновенный вид. – Мы осматривали этот дом еще на стадии строительства, можно было подняться сюда по лестнице, лифты не работали. Сперва эта башня мне совсем не понравилась. Она была какая-то чужая здесь, нахальная. Выскочка в хорошем обществе, понимаете? И квартиры здесь скупали, соответственно, выскочки, – Мария Маневич тихо засмеялась, словно воспоминания ее развеселили. – Но когда я увидела эту панораму… Стены между лоджией и комнатой еще не было и окон тоже… Казалось, можно взмахнуть руками и полететь! Как Наташа Ростова в лунную ночь. Светловолосая женщина снова засмеялась и направилась к двери: – Присаживайтесь, рулет уже готов. Александра, вы будете чай или кофе? Кофе? И по бокальчику, да? – С удовольствием, – Натэлла, сбросив туфли на ковер, по-турецки уселась на мягком бархатном диване, похлопала рукой по подушкам, приглашая Александру присесть рядом. Та повиновалась. На кухне звенела посуда. Музыка в глубине квартиры стала громче. – Я знаю, что вы подружитесь, – Натэлла откинула голову на спинку дивана. – Черт, я всегда засыпаю на этом месте. Здесь какая-то кошачья энергетика. Если ты понимаешь, что я хочу сказать. – Она не очень грустит, – тихо, осторожно заметила Александра. – Или мне так кажется? – Ну, ведь прошло время… – Время?! – художница изумленно подняла брови. – Трех недель еще нет, как Маневич погиб. – Этот брак давно уже держался на волоске, – хладнокровно ответила Натэлла. – Волосок оборвался. Правда, не так, как я думала. Теперь Маша одна. Чего она и добивалась. Последние слова Натэлла произнесла так тихо, что Александра была не уверена, что правильно расслышала. Переспросить возможности не представилось – в гостиную вернулась хозяйка. Она катила перед собой сервировочный столик. – Прошу, – она наполнила чашки, наклоняя пузатый фарфоровый кофейник, разрезала лопаткой рулет. Налила красное вино в три бокала. – Я очень хотела с вами познакомиться! Мария обращалась только к Александре, ее же и угощала. Натэлла угощалась сама, без всякого стеснения. Она первая подняла бокал: – Пусть все дурное останется в прошлом! – Пусть! – без тени печали повторила Мария Маневич. Александра молча к ним присоединилась, подняв бокал. Она все время молчала, но при этом чувствовала, что находится в центре внимания. – Да ведь все уже и кончено, – продолжала вдова, раскладывая ломтики шоколадного рулета по тарелкам. – Утром я была у следователя. Дело передается в суд. Я знаю, горячая выпечка очень вредна, но не могу удержаться. Обожаю! Она опустилась в кресло напротив Александры, непринужденно облизывая пальцы, испачканные сахарной пудрой. Натэлла, опустошив бокал, протянула его подруге, та немедленно наполнила его и поставила пустую бутылку на нижнюю полку сервировочного столика. Сделала движение, собираясь подняться: – Принесу еще вина… – Погоди, – остановила ее Натэлла. – Что сказал следователь? Эта мерзавка созналась? – Созналась, но не в убийствах, – Мария Маневич снова откинулась на спинку кресла. Она говорила спокойно, но ее лицо словно осунулось, кончик носа заострился. Под глазами стали заметны серые тени. – Галина призналась, что преследовала Ваню, изводила его анонимными письмами. Я знала об этих письмах, хотя ни одного не читала. Ваня говорил, что стал объектом преследования какого-то странного шантажиста. Который не требует денег. Я предлагала ему пойти в полицию… Но он не хотел. Сказал, что раз никаких требований не выдвигается, то это не шантаж, а хулиганство. Все совпало – появление той… Женщины. И письма. Я-то думала, это делает Валерия или ее муженек, который якобы ничего не знал. – Такие муженьки никогда не знают, что их женушки тянут деньги с богатых любовников, – брезгливо бросила Натэлла. – Только удивляются – ах, откуда этот золотой «роллекс» на день рождения?! Мы же сидим без работы. Как мило со стороны моей супруги! И, залпом допив вино, заключила: – Все он прекрасно знал. Должен был догадаться, если не полный идиот. Значит, Галина не признает, что убила его? – Нет. Но она сказала, что связалась с ним по телефону и сообщила о связи Валерии с Ваней. – Когда это было? – Александра впервые включилась в разговор. До сих пор она жадно ловила каждое слово. – Давно? – Да в тот самый вечер, когда этого Ветошникова и убили, – ответила Мария Маневич. – Время смерти определили приблизительно, так мне сказали. Вечер понедельника – начало ночи с понедельника на вторник. Точнее не удалось – он там пролежал больше суток, в дикой жаре. – Ф-фу, избавь от подробностей, – Натэлла заломила руки за голову и взбила пышные черные волосы. Ее породистой, диковатой внешности очень шли гнев и презрение. – То есть она призналась, что виделась с ним в тот вечер? – Да, – кивнула Мария Маневич. – Подробностей мне не сообщили, но Галина признает, что виделась с ним. Но не в том доме, где его убили. Она говорит, что никогда там не бывала. – Прекрасно, а как он там оказался? – саркастически осведомилась Натэлла. – Ключ от мансарды был у твоего мужа. Галина имела к нему доступ. Плюс – он же ей рассказывал все абсолютно.